Искусство творения
Шрифт:
Ученый ничего не отвечал. Тогда она вспоминала утверждения другого маловера:
— Не приготовить ли нам, в самом деле, щиты для задержания снега? В степных районах Сибири, рассказывает народ, ветер так и сдувает снег с полей. Какая ни на есть, а все-таки задержка.
— Скажите этим людям, — отвечал ей ученый, — что я этого именно и добиваюсь. Я хочу, чтобы пшеница зимовала без снежного покрова. Вымерзнет — и отлично, туда ей и дорога. Я не стану накрывать посевы шубой. Мне нужен сорт, который выживал бы в студеной Сибири, отнюдь не в теплых краях. Есть и тут
Посев был праведен на многих участках, взрыхленных с весны. В обработанную почву заделали зерно, остальное от людей не зависело. Судьбу дальнейшего решала природа.
Пришел холодный ноябрь, подули жестокие сибирские ветры. Они развеяли снег по полям, обнажили почву и, вгрызаясь в нее, поднимали песчаные бураны. Гонимые ветром частицы земли хлестали по всходам. Мороз все крепчал, а почва, покрытая толстым слоем наносной земли, оставалась попрежнему рыхлой. Когда листья озимых оледенели, песчаные бури кромсали их, и они, безжизненные, клонились к земле.
Первое, что не понравилось Лысенко и вызвало его недовольство, была почва степных районов Сибири. Он шагал по делянкам, притоптывал землю и ворчал:
— Рыхло… Слишком рыхло для зимовки. Ничего на такой земле не взойдет… Потопчите, не стесняйтесь, — приглашал он помощницу, — растение не боится ноги агронома. Когда Мичурину нужны были зимостойкие сеянцы, он не давал им рыхлой земли, уплотнял ее, чтобы не изнеживать будущее дерево.
Сотрудница старательно утаптывала почву и искренне горевала, что земли Сибири причиняют ее учителю столько хлопот. Она пробовала говорить ему слова утешенья, но не раз убеждалась, что в таких случаях ученого ничем успокоить нельзя.
В течение зимы Лысенко каждый день приходил на делянки. Надвинув на уши шапку, задумчивый, он бродил по нолям. Присядет на корточки, долго смотрит на разбитые ветром растения, вырвет одно из них и напряженно что-то ищет между листками. Там природой сокрыт пульс организма — его точка роста… Бледнозеленая, она желтеет, когда обрывается жизнь растения. Ученый так подолгу разглядывал всходы, что переставал различать границы жизни и смерти.
— Я что-то не пойму, какого это цвета, — говорил он помощнице, — посмотрите, пожалуйста, Нина.
Она выдергивала росток и взволнованно убеждала его:
— Они все отойдут. Мне кажется, что с ними ничего не случится.
Ученый уносил растения с собой, опускал их в воду, насыщенную сахаром, и терпеливо выжидал результатов. Одни отрастали, другие были мертвы и к жизни не возвращались или оживали, чтобы вскоре погибнуть. До самой весны судьба всходов оставалась неясной.
Пока решалась судьба озимых хлебов, Лысенко увлекся новой задачей — в равной мере научной и патриотической.
В Сибири нередко семена злаков оказываются для посева негодными. Часть из них дает всходы, а другая, и немалая, вовсе не прорастает. В науке это явление объясняется тем, что недавно собранные семена не успели завершить свое развитие и нуждаются еще в известном покое. Семечко спит
— Как вы думаете, Нина, — вслух подумал Лысенко, — что делать?
Он мысленно подсчитал, сколько железнодорожных составов освободится, если удастся сократить период покоя семян, и с этой минуты ученый себе уже не принадлежал. Он принес своей помощнице груду колосьев поздно скошенной пшеницы и сказал:
— Давайте дознаваться, что за причина заставляет наше семечко так долго дремать. Делайте с ним что угодно: высевайте в тепле, высушивайте и, наоборот, увлажняйте. Храните в комнате и, наоборот, выносите на мороз. Попробуйте механически воздействовать на него. Семечко должно проснуться.
Некоторое время спустя ученый усложнил задачу:
— Мы должны еще научиться распознавать, когда семечко спит и когда оно умерло и уже не проснется. Попробуйте ущипнуть его, — с серьезным видом шутил он, — стяните с него оболочку булавкой и проверьте потом, будет ли оно расти.
И первую и вторую задачу ученый про себя уже решил. Опыты сотрудницы должны были подтвердить его предположения. Ему кажется, что морозы, наступающие после уборки, мешают семенам пройти стадию покоя. Стужа задерживает процесс дозревания. Открыть дверь амбаров с первым проблеском весеннего солнца, разгрести семена и дать им прогреться — значит пробудить их от затянувшегося сна.
Ученица аккуратно исполнила задание учителя и нашла средство определять границы жизни и смерти зерна. Укол иголкой или булавкой в зародыш открывал доступ воздуха к питательным веществам. Под влиянием влаги и кислорода, проникшего через отверстие, запасы эти растворялись, и чуть теплившаяся жизнь разгоралась. Только умерший зародыш ни на какие вмешательства не отвечал. Агрономические пункты, занятые определением всхожести зерна, могли, пользуясь методикой Лысенко, решать по образцам, годен ли для сева посевной материал. Сотни тысяч центнеров маловсхожих семян были в различных районах Урала и Сибири избавлены от перевозок. Тысячи вагонов освободились для нужд войны.
Мысль Лысенко на этом не успокоилась. Неугомонная, она продолжала бросаться из крайности в крайность, поражая окружающих своей изобретательностью.
Однажды он явился в лабораторию с ящиком картофельных срезов, высыпал содержимое перед помощницей и скороговоркой сказал:
— Создайте для этих верхушек различные условия и выясните, где они хорошо себя чувствуют.
Вопрос о самочувствии картофельных срезов, о том, где лучше или хуже живется шелухе, решительно не интересовал сотрудницу. Она любила пшеницу горячей любовью, ее волновал только вид остистого колоса. Лысенко это знал и поспешил добавить: