Искусство управлять людьми
Шрифт:
— В принципе, да. У нас просто не было примера, на котором мы могли бы научиться сочувствию.
— Маша, как ты можешь… — медленно и тихо, словно, через себя, проговорила мама. — Я надеялась на понимание…
— Я тоже, — вырвалось у Горской.
Мама молчала.
— Ты разорвала отношения с Валерой ради этого спортсмена? — спросила она через минуту.
— Разве это имеет значение?
Гостья грустно улыбнулась:
— Значит, да. Знаешь, моя мама часто говорила, что яблочко от яблоньки недалеко падает. — Да, вот оно, началось то, чего так боялась Маша. Нравоучения. — Но не думала, что этой «яблонькой» окажусь я сама, — неожиданно закончила мама. — Что, удивлена? Да,
— Я была уверена, что папа был… — Горская задумалась над формулировкой, — у тебя единственным.
— О нем и речь. Наш брак был вопиющим мезальянсом. — Маша потрясенно уставилась на мать. Ничего себе — мезальянс! Член-корреспондент РАН. Ей что, нобелевский лауреат был нужен? — У тебя есть, что выпить? — Видимо, на лице дочери отразилось отношение к вопросу, и мама продолжила: — Не бойся, я не собираюсь спиваться. Это в качестве атрибута для откровенного разговора. Или к столу не пригласишь?
Как же тут не пригласишь?
В шкафчике обнаружилось вино, которое когда-то — в прошлой жизни, практически, — принес Андрей. Как насмешлива порою бывает судьба!
Пригубив напиток и глядя в бокал, на дне которого покачивалась рубиновая жидкость, мама начала:
— Ты знаешь, мы поженились рано, — Маша кивнула. — Это был вынужденный брак. Резиновые изделия советского производства были… — Мама поморщилась, — не слишком надежны. Когда я поняла, что беременна, это было как гром среди ясного неба.
— Папа не хотел жениться?
— Нет, Петя предложил выйти за него, как только я всё рассказала.
— Тогда в чем проблема?
— Маш, он был красавцем и душой компании. Песни под гитару, сирень в окно, ожидания у подъезда… Всё как в кино. — Мама улыбнулась воспоминаниям грустной улыбкой. — Кто бы смог устоять? Разумеется, я влюбилась. Но замуж… Маша, я только поступила! У меня были замечательные перспективы. Я не планировала замуж. Тем более — за Петю Горского! Когда родители узнали, они были просто в шоке.
— А чем был плох папа? — не поняла Маша.
— Сын фельдшера и шофера из захолустья. И я — интеллигентка в третьем поколении, дочь преподавателей вуза. Отец настаивал на аборте. Но… первый аборт тогда давал очень высокую вероятность бесплодия. И Петя стоял насмерть. Хотя, думаю, в глубине души он тоже был не в восторге от идеи брака. На семейном совете было принято решение, что я выйду замуж, чтобы у ребенка был законный отец, а потом разведусь. Я даже фамилию не меняла.
Мама смотрела в окно, но Маша была уверена, что не видит там ничего. Перед ее глазами мелькали кадры «кинохроники» тех событий.
— Петра ужасно задело такое отношение. Он сказал, что мы и сами прекрасно справимся. Нам дали комнату в общежитии. Для меня это был культурный шок. Общий душ вместо ванны, одна кухня на этаж. Ужас! Терапия реальностью, как сказали бы сейчас. Я была готова сбежать к родителям. Потом родился Женя. Учеба, плачущий ребенок, бесконечные пеленки, стирка на руках, вахта у плиты… Мы почти не виделись с мужем: я на учебу, он с ребенком, я с ребенком, он на учебу и «шабашить». Когда он приходил, я уже спала. Родители нам не помогали, надеялись, я всё-таки одумаюсь.
Она замолчала. Сделала еще один глоточек вина.
— А почему ты не ушла от папы, как собиралась?
Мама помолчала, а потом удивленно сказала:
— Не знаю. Сначала было не до того. А потом… потом это стало моим: мой муж, мой сын, моя комната… А потом мы закончили университет, и ему пришла повестка. Военные действия в Афганистане тогда еще только начались, о них не писалось в газетах, но слухи ходили. Потоки новобранцев текли в сторону Кабула. В городе поговаривали про «груз двести». И я поняла, что не могу его потерять. Просто не-мо-гу! Я предлагала родить второго ребенка — со справкой о беременности жены и маленьким ребенком его бы не взяли. Кричала, ревела, умоляла. Петр сказал, что он «косить» не будет. Приползла к родителям. Не знаю, они помогли, случай, или всё вместе, но служил он в Забайкалье. Тоже не Крым, но и не Кабул. Когда он вернулся, я уже училась в аспирантуре. Наука тогда была не слишком престижной профессией, но Петя неожиданно решил пойти в физику. Я в университетских реалиях была как рыба в воде, а он и так-то изяществом внутренней организации не отличался, а из армии вернулся и вовсе загрубевшим. Сколько мне пришлось приложить усилий, чтобы избавиться от его бесконечных «случилося», «положь», «с района»… Было ужасно стыдно перед людьми. Лет десять потребовалось, чтобы научить его правильно говорить. Правильно себя вести. Сколько мы из-за этого ругались! Я так хотела, чтобы у вас с Женей были достойные партии! Чтобы ваша жизнь была легче, чем моя.
— Знаешь, мне никогда не приходило (в голову, что наш папа — недостойная партия.
— Да, но чего мне это стоило! И теперь он нашел себе молодую жену и решил начать жизнь сначала. С нового листа. — Из глаз мамы потекли слёзы, и она шмыгнула. — Словно ничего не было! Всего того, через что мы прошли вместе! Чего ему не хватало?! Я старалась быть идеальной женой и матерью.
— Может, ему, как и нам, не хватало любви?
— Маша… Я вас не любила?! Когда ты сама станешь мамой, ты поймешь, какую глупость сейчас говоришь! Мать не может не любить своих детей! Я отдала вам всё, что могла. Научила всему, что знала. Вы хорошо воспитаны и получили прекрасное образование, хотя это было совсем непросто. Женя учиться любил, а тебе всё было неинтересно. Всю младшую школу я просидела с тобой над уроками, а ты норовила сбежать на улицу. И, тем не менее, ты стала кандидатом наук. Мы с отцом вас ни разу не ударили! Я сходила с ума, когда вы болели, когда у вас что-то не получалось. Почему ты думаешь, что я вас не люблю?
— Потому, что ты этого никогда не говорила?
— А разве об этом нужно говорить?
— Наверное, я извращенка, но — да. Мне нужно. Иногда мне казалось, лучше бы меня отшлепали, чем эти нотации, от которых в жилах кровь стыла. А когда я простывала, мне почему-то хотелось, чтобы меня обняли и пожалели, а не ругали за то, что я не так оделась.
Мама допила вино и горько усмехнулась:
— Легко рассуждать об этом сейчас, когда во всех книгах пишут, как правильно любить детей. Кормление по требованию, совместный сон, гуманистическая психология… А нас учили, что детей нельзя баловать, иначе из них вырастут изнеженные маменькины сынки и дочки, не приспособленные к жизни. Посмотрим, что будут говорить психологи, когда вырастет пара поколений, взращенных на новых правилах. И что из них вырастет. Почему-то лучше всего ошибки воспитания видны задним числом. Ничего, вырастишь своих, тебе тоже скажут спасибо. А я делала то, что умела. То, чему нас учили. Так, как нас учили. И результат получился вполне достойный.
— Тогда почему же никто из нас не рвется приезжать к вам домой? Почему отец от тебя уходит?
— Ты хочешь сказать, из-за меня?!
— Нет, мама. Разумеется, нет. Это всего лишь стечение обстоятельств, — выдохнула Маша. Действительно, зачем она всё это говорила? Что от этого изменится? Ничего. Выплеснула старые обиды? Как-то совсем по-детски получилось в итоге. Лучше бы и не начинала.
— Ты хочешь сказать, что отец стал таким, каким хотела его видеть я, но я не стала такой, какой хотел меня видеть он? — озвучила неожиданный вывод мама.