Ислам и политика: Сборник статей

Игнатенко Александр Александрович

Конечно, Л. И. Брежнев, тогдашний генеральный секретарь ЦК КПСС, подобных слов не знал, а если знал, то не употреблял. Но сформулировал установку четко и доступно: «В некоторых странах Востока за последнее время активно выдвигаются исламские лозунги…Главное в том, какие цели преследуют силы, провозглашающие те или иные лозунги. Под знаменем ислама может развертываться освободительная борьба. Об этом свидетельствует опыт истории, в том числе и самый недавний. Но он же говорит, что исламскими лозунгами оперирует и реакция, поднимающая контрреволюционные мятежи. Все дело, следовательно, в том, каково реальное содержание того или иного движения (выделено мной. – А.И.)».

Эту формулу концептуальной эпифеноменизации можно понять адекватно только в случае рассмотрения ее в контексте холодной войны. Прогрессивно все, что направлено

против США и капиталистического лагеря. Реакционно все, что направлено против Советского Союза и социалистического лагеря. Хомейнизм антиамериканский, значит, он прогрессивный. Исламские борцы за веру (моджахеды) в Афганистане воюют против Советского Союза, значит, они реакционны. Некие исламские группировки выступают против ориентации ряда арабских стран на советские (коммунистические) модели социально-экономического развития, значит, они реакционны. Какие-то боевики, называющие себя исламскими, совершают теракты против американцев, израильтян и французов где-нибудь на Ближнем Востоке, значит, они прогрессивны.

Пресловутое реальное содержание этих на первый взгляд разных явлений – борьба за национальное и социальное освобождение от ига США и компрадорской вестернизированной буржуазии (например, в случае хомейнизма) и стремление неких реакционных социальных сил – феодалов, той же компрадорской, прозападной буржуазии сохранить старые порядки от наступления социализма (в случае афганского джихада). Но если ислам каким-то образом связан и с тем, и с другим – и с чем-то прогрессивным, и с чем-то реакционным, то из этого факта следует вот эта самая эпифеноменальность ислама.

Ее, эту эпифеноменальность, очень хорошо выразила метафора прикрытия, смысл которой наличествует и в выражении под знаменем. Иными словами, есть некие движения, являющиеся по своему реальному содержанию нерелигиозными – неисламскими (какими угодно – социально-экономическими, политическими, протестными, манипулируемыми и так далее), но они прикрываются исламом (выступают под знаменем ислама). Особо злостные движения (те, которые борются против заведомо хороших и правильных вещей, скажем, социалистической ориентации) исламом маскируются. Эпистемологическим императивом стало следующее. Чтобы понять то или иное движение, объединяющее мусульман и называющее себя исламским, нужно отвлечься от ислама – сбросить внешнее, несущественное покрывало и увидеть предполагаемо настоящие, реальные, действительные, истинные причины, обстоятельства, цели того или иного движения (а равно лидера, организации, ассоциации и тому подобное). Ислам же здесь ни при чем.

И реальность, казалось бы, во многом подтверждала правильность такого подхода. Взять тех же моджахедов в Афганистане. Разве не вооружали их и не тренировали американцы из ЦРУ? Разве не страдал народ Ирана от социального неравенства, разве не нищенствовали массы трудящихся на фоне непомерной роскоши шахского двора? А уж о Ближнем Востоке, казалось, и говорить нечего. Разве не оккупировал Израиль в 1967 году арабские территории? Разве не стремятся государства Запада установить свой контроль за источниками и путями транспортировки нефти? И точно получалось, что реальное содержание движений под исламским знаменем (под исламскими лозунгами) состоит либо в манипуляции мусульманами со стороны неких внешних сил (ЦРУ, к которому добавляли Моссад, MI-5, MI-6 и так далее), либо в протесте против нищеты и эксплуатации, социального неравенства и оккупации.

В 1980-1990-х годах стало складываться целое направление в экспертной мысли, формирующее как общественное мнение, так и подходы к решению практических вопросов внешней и внутренней политики. С полным основанием его можно назвать негативным исламоведением².

Парадигма негативного исламоведения заключалась в следующем. Потребителю информации (политическому руководству, гражданам) говорили так: вы наблюдаете некое движение (партию, организацию, группу, государство), которое маркирует себя в качестве исламского. На самом деле оно не исламское, оно только прикрывается исламом. Оно или национальное, или протестно-социальное, или искусственно созданное некими силами (обязательно неисламскими), или даже криминальное. Теперь давайте-ка рассмотрим это реальное содержание… И дальше все шло по накатанной колее: нищета (варианты – неравенство, угнетение, оккупация, манипулирование, осуществляемое некими темными силами, и тому подобное) – общественно-политическое движение.

Получалось как в студенческом анекдоте.

Студент приходит на экзамен по зоологии, хорошо выучив только один вопрос – о блохах. Ему попадается вопрос о рыбах. Он думает и начинает отвечать: «У рыб нет шерсти. Если бы у рыб была шерсть, то у них водились бы блохи. Блохи – это…» И так далее.

Если кто еще не забыл марксизм, то он может сказать, что это подход марксистский. Бытие определяет сознание, или, в иной формулировке, базис (материальные условия бытия, социально-экономические отношения) определяет надстройку (властные отношения, системы идей, в том числе религиозных и так далее). Но метафора прикрытия предполагает отделенность того, чем прикрывают (или прикрываются) от того, что прикрывают, тогда как марксистский подход предполагал бы наличие некой слитности или, в терминах марксизма, диалектического единства базисных и надстроечных процессов, отношений.

Но в том-то и дело, что рассматриваемый период (конец 1970-х – начало 1980-х годов) стал для советского коммунистического руководства временем разочарования в марксизме (коммунизме) как мобилизующей системе представлений и норм, во всяком случае как системы, подходящей для стран и народов Востока. И как раз исламская революция 1978–1979 годов в Иране стала тем шоком, который заставил изменить отношение к пригодности коммунизма для Востока – принять его непригодность и одновременно признать едва ли не монопольную пригодность для этого региона ислама в качестве мобилизующей системы. Сравнение так называемого антиимпериалистического (читай: антиамериканского) потенциала коммунистических групп (Народной партии Ирана «Туде»), с одной стороны, и исламского движения в Иране – с другой, демонстрировало ничтожность первого – сотни, максимум тысячи участников демонстраций и – буквально потрясающую воображение силу второго – миллионные манифестации, свержение режима династии Пехлеви, располагавшего мощной репрессивной машиной; вызов, брошенный крупнейшей державе мира – Соединенным Штатам, и победа над ней.

Практически не осталось свидетельств этой переориентации, тем более что она осуществлялась по правилам эпохи – скрытно, засекречено, с использованием двойного языка. Да наверняка и не было никаких официальных решений на сей счет. Впрочем, что-то восстанавливается по публикациям того периода, нынешним воспоминаниям активных участников тогдашних событий³.

Обоснование переориентации заключалось в уверенности, что «ислам остается сильным средством воздействия на широкие массы верующих, особенно там, где высок процент неграмотности, где менее всего развиты социально-экономические структуры и высока степень эксплуатации людей»⁴. Одной из тайн этой переориентации является введение в Афганистан в декабре 1979 года ограниченного воинского контингента – не само введение, а свержение и уничтожение советскими спецподразделениями режима Хафизуллы Амина, что могло быть сделано только по команде с самого-самого «верха». При том, что, по опубликованным воспоминаниям непосредственных организаторов и участников этой операции известно, как происходил штурм президентского дворца в Кабуле и ликвидация тогдашнего афганского лидера; остается вопрос, почему и зачем это было сделано?⁵ По всему получается, что Советский Союз, стремясь «поправить» исторический процесс, выступил в роли охранителя традиционных отношений, групп, представлений, в первую очередь ислама. Складывается впечатление, что в Афганистане стремились создать исламское движение по типу хомейнистского, победившего в соседнем Иране, но улучшенное по сравнению с ним – контролируемое зависимой от Советского Союза партией (очищенной от «левых уклонистов» НДПА)⁶.

Эти действия были практической реализацией такого подхода к исламу, который является полной антитезой охарактеризованной выше эпифеноменизации ислама, то есть утверждению его несущественности в тех общественно-политических движениях, которые маркируют себя в качестве исламских. Этот второй подход, наоборот, заключался в принятии эссенциальности (сущностности) ислама для происходящего в особом, «третьем» мире – «там, где высок процент неграмотности, где менее всего развиты социально-политические структуры и высока степень эксплуатации людей». В этом «третьем» мире выделяется его часть – исламский мир, сущностной характеристикой которого оказывается именно ислам⁷.