Ислам классический: энциклопедия
Шрифт:
Такое понимание Корана означает фактическое признание его божественности, с чем были согласны далеко не все мусульмане; результатом разногласий в исламской общине явился знаменитый теологический спор о догмате несотворенности Корана. Согласно доводам «еретиков»-мутазилитов, Коран сотворен Аллахом, но не божествен, а допущение извечности и несотворенности этой книги равносильно наделению ее божественными атрибутами, иначе — признанию ее вторым богом, существующим наряду с Аллахом. Проводились даже параллели между учением о несотворенности Корана и христианской догматикой: если Коран — слово Божье, вечное, как Аллах, то христианский Иисус тождествен Корану, ведь он также единосущий Богу.
На недолгое время, при халифах из династии Аббасидов, доктрина мутазилитов [13] стала официальной государственной религией, но при халифе Мутаваккиле ее объявили ересью, подлежащей жестокому искоренению.
«Нет божества, кроме Аллаха…» Арабская вязь.
Из спора же о Коране возникло исламское
13
Разумеется, несогласие мутазилитов с ортодоксальной доктриной проявлялось не только в их отношении к божественности Корана. Так, мутазилиты признавали свободу человеческой воли (вопреки догмату о предопределенности событий человеческой жизни — «все во власти Аллаха»), а также воли ангелов и сатаны-Иблиса. Кроме того, мутазилиты исповедовали «корень единобожия», отрицавший человекоподобность Бога, «то есть наличие у Него рук, ног, глаз, ушей и языка, а также реальность и предвечность Божественных качеств, откуда утверждение о сотворенности Корана» (М. А. Родионов) выводилось)
14
Ср., например, известное высказывание суннитского теолога Абу Ханифы (ум. в 767 г.): «Пред Творцом Коран не есть сотворенное»
«Прежде всего, читатель должен понимать истинную природу Корана. Независимо от того, верит данный человек в то, что это книга, ниспосланная свыше, или не верит, он должен принять в качестве исходной точки утверждение, высказанное самим Кораном и принесшим его Мухаммадом, что в нем — Божественное Наставление.
Господь Вселенной направил Мухаммада в качестве Своего последнего Посланника, чтобы он выполнил ту же миссию, для которой были направлены посланники до него. Он распространил свое обращение на всех людей, включая и совратившихся последователей предыдущих посланников, и призвал их идти по Верному Пути. Он объединил всех тех, кто принял Божественное Наставление, в единую общину, что, в свою очередь, требовалось, дабы восстановить ее коллективный образ жизни, основанный на Наставлении, и приложить все силы для исправления мира, сбившегося с пути. Коран, который был ниспослан Мухаммаду, — Книга, содержащая этот Призыв и это Божественное Наставление.
Хотя Коран предназначался быть Книгой на все времена, ниспосылался он по частям на протяжении двадцати трех лет в соответствии с нуждами и требованиями различных фаз, через которые проходило исламское движение. Очевидно, что последовательность откровений, которая удовлетворяла постепенную эволюцию движения, ни в коей мере не могла быть удовлетворительной после завершения Корана. Тут уже требовался иной порядок, соответствовавший изменившимся условиям. На ранних стадиях движения Коран обращался к людям, совершенно невежественным в отношении Ислама, и поэтому, естественно, прежде всего, он должен был преподать им основополагающие принципы веры. Но после своего завершения Коран уже имел дело главным образом с теми, кто принял Ислам и образовал общину, дабы выполнять работу, возложенную на них Святым Пророком. Очевидно, что порядок завершенной Книги должен был отличаться от ее хронологического порядка, с тем чтобы удовлетворять требования мусульманской общины на все времена. Прежде всего, Коран должен был досконально ознакомить мусульман с их обязанностями, касающимися упорядочивания их жизни. Он должен был также подготовить их к тому, чтобы они несли его послание в окружающий мир, ничего не знавший об Исламе. Он должен был также предостеречь их, рассказав о грехах и пороках, которым предались последователи прежних Пророков, чтобы они были настороже и остерегались этого. Поэтому в начале Корана нужно было поставить «ал-Бакара» и тому подобные мединские суры, а не «ал-Алак» и другие мекканские суры.
В этой связи следует иметь в виду еще вот что. В соответствии с замыслом Корана суры, рассматривающие сходные вопросы, не должны быть собраны вместе. Дабы уберечься от односторонности на всех стадиях изучения, необходимо, чтобы мекканские суры были поставлены между мединскими и чтобы мединские суры следовали за мекканскими. Также было необходимо, чтобы суры, ниспосланные на самых ранних стадиях движения, находились среди тех, которые были ниспосланы на более поздних стадиях, и таким образом перед читателем всегда стояла бы цельная картина завершенного Ислама. В этом заключена мудрость нынешнего порядка.
Следует также отметить, что суры Корана были размещены в нынешнем порядке не преемниками Пророка, а им самим, под руководством Аллаха. Всякий раз, как ему была ниспослана сура, он посылал за одним из своих писцов, диктовал ему эту суру слово в слово и указывал, что ее следует поместить после такой-то суры и перед такой-то. И точно так же в случае, если это был дискурс, отрывок или стих, который не должен был образовывать самостоятельную суру, он указывал точное место, куда его следует поставить в той суре, частью которой он должен быть. Далее, он обычно читал Коран во время Салата (предписанных молитв) и велел своим сподвижникам запоминать его и читать в том же порядке. Таким образом, является установленным фактом, что суры Корана были размещены в нынешнем порядке в тот же день, когда Коран был завершен, и тем человеком, кому он был ниспослан, под руководством Того, кто ниспослал его».
Коран — мера всех вещей и источник всякой мудрости; как гласят его суры: «И нет зерна во мраке земли, нет свежего или сухого, чего не было бы в книге ясной» (6:59), «Ниспослали Мы тебе книгу для разъяснения всего и как прямой путь, милосердие и весть радости для мусульман» (16:91), «Это не было измышленным повествованием, но — для подтверждения истинности того, что ниспослано до него, для разъяснения всякой вещи, руководством и милосердием для людей, которые уверовали» (12:111). Коран — основа исламского вероучения и исламского права. Как писал Мирча Элиаде, «монотеизм и всемогущество Бога, а также природа и судьбы людей в их отношении к Богу представляют собой две главные темы Корана. С появлением Корана осуществилась изначальная цель: ввести арабов в круг народов, «имеющих Книгу», — таких как иудеи или христиане, располагающие Торой и Евангелием». Безусловно, эта трактовка Корана является сугубо мирской, однако у нее есть неоспоримое достоинство: она рассматривает ислам не
Глава 3
СУННА И ХАДИСЫ
Сунна Посланника Аллаха. — Мухаддисы. — Достоверность хадисов. — Хадисы с сильным и слабым иснадом. — Сборники хадисов. — Мусульманский символ веры и его опоры.
Коран — «краеугольный камень» исламского вероучения, его основа и опора, однако в повседневной жизни нередко возникали ситуации, в которых авторитет Корана по разным причинам оказывался неспособным помочь — и мусульмане в подобных ситуациях опирались на авторитет Пророка, то есть поступали так, как поступал когда-то сам Мухаммад. При жизни Пророк сам решал все возникавшие у членов общины затруднения, подкрепляя свои слова Кораном; после смерти Мухаммада о том, как действовать в том или ином случае, стали судить по воспоминаниям ближайших сподвижников Пророка. Эти воспоминания — хадисы — накапливались из поколения в поколение, их бережно собирали и записывали; так сложилась Сунна — Священное Предание ислама, свод текстов, описывающих жизнь Мухаммада, его слова и дела. Полное название этого свода — «Сунна Посланника Аллаха», и в целом он представляет собой собрание благих обычаев и традиционных установлений.
По замечанию видного отечественного арабиста М. А. Родионова, «в Сунне различаются деяния Пророка, его высказывания и молчаливое одобрение, с которым он встречал некоторые поступки и слова окружающих… Хадисоведы [толкователи хадисов. — Ред. ] утвердили в сознании мусульман мысль о том, что Сунна — лучший комментарий к Корану, единственный и совершенный инструмент его толкования».
С годами число хадисов, составлявших Сунну, становилось все больше, поэтому в исламской общине появились мухаддисы — собиратели и комментаторы хадисов. Чтобы отделить подлинные хадисы от многочисленных подделок, мухаддисы установили своего рода «критерий отбора»: подлинным признавались только те хадисы, в достоверности которых не возникало сомнений. Достоверность же определялась по точному указанию имен всех тех, кто передавал данный хадис друг другу; перечисление считалось правильным, если из биографических сведений о передатчиках следовало, что эти люди действительно могли встречаться.
Впрочем, этот критерий достоверности оказывался пригодным далеко не всегда. Как писал Р. Дози, «можно допустить, что некоторые решения Мухаммада были записаны даже при его жизни; но главным образом они сохранялись путем устной передачи. Обычай записывать их сделался всеобщим только в начале II века Хиджры, а вскоре затем стали собирать предания в особые сборники. Приходится пожалеть, что этого не сделали раньше. Какой-нибудь сборник, составленный во времена Омейядов, которые в деле религии отличались равнодушием, оказался бы, вероятно, довольно мало поддельным. Но беда в том, что первые сборники относятся к эпохе уже Аббасидов, а те, просто даже для достижения престола, пользовались подложными или вымышленными преданиями. Ведь если в те времена кто-нибудь желал защитить какую-либо религиозную или политическую систему, то ничего не было легче, как сослаться на предание собственной фабрикации. Крайние пределы, которых достигло это злоупотребление, известны нам по сообщению самих же мусульманских составителей сборников. Так, Бухари, объездивший много областей с целью собрать предания, заявляет, что из 600 000 сообщений, им слышанных, всего 7275 оказалось подлинных. В свой большой сборник он внес одни последние; но то критическое правило, которому следовал он и его подражатели для суждения о подлинности или поддельности предания, неудовлетворительно. Они обращали внимание на признак чисто внешний. Всякое предание состоит ведь из двух частей: сперва идет «опора» или «ссылка», т. е. перечислены имена лиц, от которых предание проистекает, а затем следует изложение самого предания. Мусульмане обращают внимание только на ссылку: раз предание исходит от кого-нибудь из сподвижников самого Пророка, и длинный ряд тех лиц, которые последовательно передали друг другу это предание, заслуживает доверия, то такое предание надо признать. Конечно, никак нельзя отвергать подобного критерия; ведь и мы в наши времена также должны обращать самое полное внимание на имена и на характер тех лиц, которые приводятся в ссылке; так мы и делаем, и многие лица, которые мусульманами были включены в число вполне достойных веры, признаны европейской критикой за лжецов, этим самым она создала себе прочное основание для решения вопросов о достоверности мусульманского предания; все же этого одного критерия недостаточно: следует не ограничиваться внешними признаками, а проверять внутренний смысл, содержание предания, разобрать, правдоподобно ли оно, согласно ли оно с другими достоверными сообщениями — одним словом, надо определить его внутреннюю очевидность. Мусульмане-составители сборников так далеко не шли, да и не могли идти, не переставая быть мусульманами, не переносясь из области веры в область науки. Нам приходится даже испытывать странное впечатление, когда мы видим, что англичанин, сам весь пропитанный догматической узостью, которая свойственна его народу, желал бы, чтобы старинные мусульмане, разбираясь в хадисах, держались научных, самостоятельных приемов. Наоборот, мы должны прямо признать, что нет никакой другой религии, которая, едва дойдя до третьего века своего существования, уж подвергала бы основы, на которых она зиждется, такому строгому исследованию, какое проявилось у мусульман; это исследование можно назвать строгим, несмотря на неполную удовлетворительность его основного правила; прибавим, что мусульманские богословы второго и третьего века Хиджры пользовались такою свободой исследования, какая в наш век не предоставлена хотя бы тем же английским богословам в их богословской области, и что, сверх того, они трудились искренно и честно, совсем не стараясь представить Мухаммада идеалом. Наоборот, они нам показывают Мухаммада таким, каким он был в действительности, со всеми его слабостями и недостатками; они без околичностей знакомят нас с тем, что думали и говорили про Мухаммада его противники; они не обходят молчанием даже тех горьких насмешек, в которых подчас содержится столько поразительных истин; таковы, например, слова одного из жителей Таифа: «Раз Аллах действительно захотел послать Пророка, так неужели он не мог найти кого-нибудь получше тебя?» Конечно, быть может, это только мое личное мнение, но я всегда удивляюсь не тому, что в предании попадаются места поддельные (понятно, что дело не могло обойтись без этого), но тому, что в мусульманском предании есть так много частей подлинных (по мнению самой строгой критики, целая половина сборника Бухари заслуживает такого названия) и что в этих неподдельных частях оказывается столько вещей, которые должны бы оскорбить чувство искренно верующего».