Испанская роза
Шрифт:
— Что? — заорал он. — Умер, ты говоришь? — На перекошенном от злости лице пульсировал побелевший шрам. Хуан угрюмо кивнул. Не в силах сдержать своего гнева, Диего наотмашь ударил его по лицу. — Дурак! — вопил он. — Круглый дурак! Это должен был сделать я! Я убью тебя за то, что ты лишил меня такого удовольствия!
На глазах у испуганной сестры Диего схватил лежавший на столе хлыст и, не помня себя от ярости, начал хлестать несчастного Хуана. Оцепенев, Мария наблюдала эту безобразную сцену, пока наконец, очнувшись, не бросилась вперед и не повисла на руке брата.
— Не надо! — взмолилась она. — Пожалуйста! Диего! Прекрати!
Слова
— Вон отсюда! Собирай свои вещи и проваливай сегодня же! — приказал он Хуану.
— Сеньор! Я очень сожалею о случившемся, — заскулил Хуан. — Ну неужели за все месяцы моей службы я так и не сумел доказать вам, что стою немного больше, чем эта английская свинья? Я знаю, что вы сердитесь на меня, но вы действительно хотите, чтобы я ушел? Человека с моими способностями найти не так-то легко.
Все еще тяжело дыша и плохо владея собой, Диего пристально посмотрел на Хуана, затем медленно кивнул головой.
— Хорошо! Пусть будет так. Ты можешь остаться, но сейчас — вон с моих глаз!
С этого вечера жизнь в Каса де ла Палома превратилась в сущий ад. Злость, вскипевшая из-за неожиданной смерти англичанина, не давала Диего покоя, и его дурное расположение духа постоянно сказывалось на окружающих, начиная с младшего конюха и кончая Марией. Ей, пожалуй, доставалось больше всех — чуть ли не ежедневно приходилось выслушивать ставшие почти маниакальными рассуждения брата о Ланкастерах и о том, как плохо Хуан справился со своими обязанностями. Ей было неприятно слышать, в каком пренебрежительном тоне Диего говорил о погибшем и его семье, и утешало лишь то, что ни брат, ни кто другой не знали, что же в действительности произошло между ней и англичанином в тот трагический день. Если бы Диего узнал о ее постыдном поведении… Она содрогалась при одной только мысли об этом.
Долгие рассуждения брата о суровой судьбе, которая так безжалостно обошлась с ним, лишив удовольствия собственноручно убить злейшего врага, были не единственным испытанием, которое почти ежедневно терпеливо переносила Мария. Диего постоянно вспоминал неудачное сватовство и женитьбу бывшего соискателя руки Марии, дона Клементе. Снова и снова он корил Марию за легкомыслие — ведь она разрушила так тщательно выношенные им планы. Мария молча сносила попреки, пока однажды ее терпение не лопнуло.
— Диего, — сказала она твердо, — пожалуйста, прекрати разговоры о доне Клементе! Давай покончим с этим. Он уже женат.
Но Диего никак не мог успокоиться.
— Ты знаешь, — спросил он раздраженно, — чего мне стоил твой отказ выйти замуж за дона Клементе? Ты даже не можешь представить, какие унижения я вынес. Сколько раз мне приходилось поступаться чувством собственного достоинства, чтобы угодить ему в надежде, что он простит твою провинциальную глупость. И ради чего?
— : Диего, — спокойно сказала Мария, — мне жаль, что я разрушила твои планы, но если бы ты с самого начала прислушался ко мне, то понял бы, что им все равно не суждено сбыться. С доньей Луизой ему будет гораздо лучше — они так похожи. Если бы я вышла за него замуж, то в будущем доставила бы тебе гораздо больше неприятностей, выкинув что-нибудь эдакое. Я бы непременно учудила такое, по сравнению с чем горшочек меда показался бы сущей ерундой, не стоящей внимания. В конце концов, — сказала она задумчиво, — он довел бы меня до того, что я бы его зарезала.
Диего
Диего вернулся на Эспаньолу только спустя одиннадцать месяцев, осенью 1666 года. За время его отсутствия Мария и познакомилась с Пилар Гомес. Прогуливаясь как-то вечером по саду вдвоем с Марией, брат откровенно признался ей:
— Нам следовало бы раньше подумать о дуэнье. Я не предполагал, что мне так долго придется заботиться о тебе. По моим расчетам ты должна была выйти замуж за дона Клементе. Да-да, не будем об этом. Твоя встреча с сеньорой Гомес была для меня большой неожиданностью. Но я теперь редко буду бывать дома, поэтому все-таки надо, чтобы с тобой оставалась умная, почтенная женщина. Она проследит за тем, чтобы в мое отсутствие ты не наделала глупостей. Может быть, даже научит уважать брата, и в следующий раз, когда я надумаю устроить твой брак, ты будешь вести себя более подобающим младшей сестре образом.
Мария ничего не ответила, только улыбнулась в темноте. Пилар скорее научит неповиновению, чем покорности, подумала она. Когда она пересказала дуэнье разговор с Диего, та долго смеялась.
— Милая девочка! — вымолвила она наконец, и веселые огоньки запрыгали в ее красивых темных глазах. — Прошу тебя, не разочаровывай брата. Если он надеется, что я позволю сломать твою судьбу, как это сделал мой отец, выдав меня замуж по своему усмотрению, пусть так думает. Нам же будет проще сбить его с толку.
К удивлению Марии, Диего совершенно потерял интерес к ее замужеству, и с тех пор как дон Клементе ушел из расставленных им сетей, он не торопился залучать в них кого-то еще. Но в отличие от наивной девушки Пилар трудно было провести, и она нашла этому безошибочное объяснение. Как-то на прогулке она сказала Марии:
— Все очень просто, детка. Я знаю, ты любишь брата, но он так жаждет власти и денег, что, мне кажется, не остановится ни перед чем, если это поможет его продвижению наверх. Сейчас Диего всем доволен. Он получил новый чин, добился определенной власти — и, заметь, пока своими силами. Ему сейчас нет нужды выдавать тебя замуж за человека, которого он мог бы использовать в своих интересах. Однако, — добавила она, — я абсолютно уверена, что такая необходимость рано или поздно возникнет, и он обязательно вспомнит о своей козырной карте, то есть о тебе. Вот тогда-то брат и начнет искать тебе мужа. Но до тех пор живи спокойно. Когда придет время, мы что-нибудь придумаем. Поверь мне.
Пилар, видимо, была права. Диего, казалось, совсем не волновало, что личная жизнь сестры еще не устроена, и за прошедшие два года во время своих редких приездов на Эспаньолу он ни разу не заводил с ней разговора о замужестве. Мария была благодарна ему за это, как и за то, что он никогда не приставал к ней с расспросами, влюблена ли она и не хочет ли выйти замуж по своему усмотрению.
Пилар думала иначе. Однажды в сентябре, когда Марии уже исполнился двадцать один год, она поделилась с ней своими сомнениями: