Испанский дневник

Кольцов Михаил Ефимович

С края синей, министерской скамьи подымается Ларго Кабальеро. Говорит очень мало. Он напоминает, что новое его правительство, которое мятежники хотят свергнуть вооруженной силой, столь же законно, как и предыдущее. Оно возникло по инициативе главы предыдущего правительства, который потребовал, чтобы у власти находились представители всех кругов испанской демократии. Вместе с тем правительство не забывает о необходимости коренных социальных изменений в стране после победы над фашизмом. Испанские пролетарии, которые отдают свою кровь этой борьбе, дождутся того, что станет реальностью первый пункт конституции: «Испания

есть республика трудящихся всех классов».

Ему устраивают овацию. Затем выступают с краткими речами: Энрико де Франсиско – от социалистов, Пестанья – от синдикалистов, Агирре – от националистов-басков, Сантало – от каталонской левой, Хосе Диас – от коммунистов, Кирога и Альборнос – от левых республиканцев. Все они требуют объединения всех демократических сил против фашизма и неограниченной поддержки правительства.

Хосе Диас, среди прочего, говорит:

– Мы, Коммунистическая партия, считаем, что нам предстоит пройти длинный путь вместе со всеми честными отрядами рабочего класса, со всей испанской демократией. Некоторые пробуют изобразить это правительство как правительство коммунистическое или социалистическое или вообще имеющее какие-то особые социальные взгляды. В ответ мы можем заявить со всей решительностью, что это правительство есть продолжение предыдущего. Что это – республиканец-демократическое правительство, во главе с которым мы будем бороться и победим всех врагов республики и Испании.

Без прений, единогласно, кортесы принимают резолюцию доверия правительству. Вслед за этим, при всеобщем подъеме, оглашается проект автономного статута Страны басков. За этот статут баски боролись сотни лет при королевской власти и годы при республике Самора-Леруса. Сейчас его принимают буквально в пять минут. Долорес Ибаррури восклицает:

– Да здравствует автономия басков!

Парламент устраивает овацию депутату басков Агирре. Высокий, молодой, щеголеватый, он, улыбаясь, раскланивается во все стороны.

Президент кортесов Мартинес Баррио закрывает заседание, предлагая собрать кортесы в следующий раз первого декабря. Палата расходится, депутаты, многие в военной форме, сразу едут на фронты, теперь столь близкие к столице.

Опять после перерыва начались воздушные налеты на Мадрид.

Этот перерыв многими, особенно в дипломатических кругах, был воспринят как отказ мятежников от воздушной бомбардировки столицы.

По мнению одних, генерал Франко обещал Гитлеру больше не убивать мирное население, а самому Гитлеру это понадобилось для успокоения британского общественного мнения.

Другие знатоки военно-политических и международных проблем уверяли, что бомбардировку запретил вовсе не Гитлер, а римский папа, ибо воздушные налеты на миллионный католический город отягощают совесть святейшего отца.

Третьи доказывали, что вовсе не Гитлер и не папа, а южноамериканские страны потребовали прекращения налетов, угрожая в противном случае приостановить помощь бразильских и аргентинских фашистов.

Причина перерыва оказалась гораздо проще. В темные ночи трудно было бомбить. Как только вернулась луна, вернулись и «Юнкерсы».

Мы, несколько человек, теперь переехали из «Флориды» напротив, через площадь, в отель «Капитоль». Во «Флориде» стало невозможно от нервозности иностранцев, от слухов, от паники, от склок.

В «Капитоле» администрация предложила нам устраиваться где

и как хотим, платить сколько хотим, лишь бы жили, – иначе отель, совершенно пустой, будет занят под склад. Это американского типа небоскреб, механизированный, со стальной мебелью и всякими штучками, вроде кроватей, выскакивающих из стены при нажиме кнопки. Можно, лежа в постели, кнопкой открыть дверь официанту, принесшему кофе. Но официанты ничего не приносят, кофе нет, ничего нет, по утрам мы бегаем пить кофе во «Флориду».

Я занял себе полукруглый стеклянный салон на вершине башни, с длинным балконом. Не вставая с дивана, можно видеть всю Гран Виа, полгорода и даже пепельные складки гор вокруг. Днем кипит, переливается красками столичная река автомобилей, магазинных витрин, публики, газетчиков, женских нарядов. Но когда небо темнеет и серебряная кастильская луна струится над крышами, когда пронзительно вопит сирена, и щупают небо прожекторы, и глухие взрывы прерывают нервную, притаившуюся тишину, – тогда Мадрид, со своим миллионом жителей, с правительством, с небоскребами, становится одинок, как на льдине.

2 октября

…И тогда его улицы пусты, звонко отдаются шаги патрулей, оружейные и револьверные выстрелы. Вчера ночью в комнату вбежал с перекошенным лицом юный Жорж Сориа, корреспондент «Юманите». Он неплотно задернул штору, патруль выстрелил на луч света, и пуля пролетела в двух сантиметрах от головы. Вслед за тем в лифте поднялся наверх к нам стрелявший патруль, начался долгий ругательный разговор с взаимной проверкой документов – патруль у нас, мы у патруля. Не договорились ни до чего, но помирились и долго хлопали друг друга по плечу.

Во время бомбардировки самое удобное – это, задернув все шторы и потушив свет в салоне, выскользнуть и лечь на балконе, только не шевелиться, иначе патрули застрелят, скажут, что подавал сигналы, зеркальцем или еще чем-нибудь. Сегодня с правого края балкона видны вспышки и пламя с юго-запада – там аэродром Хетафе и рабочий квартал Карабанчель.

Под нами, внизу, кинематограф «Капитоль», принадлежавший Парамоунту, самый большой в Мадриде. В его фойе устроено убежище. Стулья повалены, инструменты джаза разбросаны, около пятисот человек сидят и полулежат в сонном, угрюмом молчании. Все больше старики и женщины с полуодетыми детьми вокруг себя. Серые, затекшие, усталые лица, как у пассажиров, что заждались поезда на узловой станции.

Медленно светает, тревога кончилась. Едем в Карабанчель – старый квартал мадридской бедноты. Узкие улочки, одноэтажные дома, убогие лавчонки. Здесь живут строительные рабочие – каменщики, бетонщики, штукатуры, маляры. Это их руками выстроены дворцы банков и отелей.

Сейчас взрослых рабочих осталось мало – ушли на фронт. Женщины и дети – остались в Карабанчеле. Они стоят в черных потертых платьях и разглядывают огромную, еще дымящуюся воронку. В такой воронке могут свободно лечь три коня со всадниками. Это воронка от стокилограммовой бомбы. Сильные эти бомбы. Никогда таких не изготовляли в Испании. И не скоро научатся изготовлять. Бомбы германского производства, заводов «Рейнметалл» и Круппа. Они за один раз и взрывают, и зажигают то, что взорвали. Вот только этой бедной бомбе не повезло. Она упала на пустырь, ничего не разрушила, никого не убила. И пролетарские мамаши радостно шумят: какое счастье!