Испанский поход
Шрифт:
Джеральд вопросительно взглянул на де Пейна.
– Дай меч брату Адаму су, а ты будешь прикрывать нас стрелами, – приказал Гуго, и почти тотчас черненая рукоять клинка легла монаху в ладонь. И уже по тому, как он принял меч из рук Джеральда, де Пейн ощутил, что Адамус владеет этим оружием в совершенстве, ибо меч сразу же словно бы слился с рукой монаха, и Гуго даже показалось, что клинок весь напрягся и засверкал полированной сталью, почувствовав силу.
– Спасибо. Это доброе оружие, старый верный меч, сталь которого не тускнеет с годами, ибо не иссякает незримая мощь, которой он наделен, – проговорил брат Адамус, внимательно рассматривая странные руны, выбитые на стальном лезвии. Затем добавил:
– Древним языком здесь написано, что имя меча Илуор, но что оно означает, я точно не знаю, хотя могу предположить, что «Илу» означает Бог, а «ор» – свет, тогда имя меча будет звучать как «Свет Бога».
– Это меч моих предков. Единственное наследство, которое досталось мне от отца. Умирая от ран, он передал его моей матери, а она сберегла клинок для меня, и много врагов получили вечный покой от этого лезвия, – тихо произнес Джеральд, опустив глаза.
Глядя на капеллана, вооружившегося старинным мечом, Яков тоже вдруг преисполнился решимости защищаться и вынул из-под одежды довольно длинный кинжал из толедского дамаскина [38] с золоченой рукоятью.
38
Толедский дамаскин – особая сталь, секрет производства которой восходит к временам вестготов. Ценилась не менее дамасской стали. Из толедского дамаскина были изготовлены легендарные клинки католических королей, меч Колада графа Барселонского, меч Тизона Сида Кампеадора.
– Этот клинок подарил мне отец, – сказал молодой проводник, показывая свое оружие товарищам.
Враги между тем подходили все ближе, в руках их горели факелы, и было их великое множество. Среди разбойников, к удивлению Гуго де Пейна, вместе с маврами оказалось немало людей обычной христианской внешности. Беглые преступники и просто искатели легкой наживы из разных концов Европы собрались здесь. Преступный промысел всегда привлекал подобных им. И сейчас все они желали лишь одного: поскорее проучить дерзких лазутчиков, осмелившихся без приглашения зайти на их территорию. Гуго де Пейн затрубил в рог, призывая помощь, но, почти не надеясь, что свои услышат его, и в этот самый момент враги кинулись на них.
Первый из нападавших сразу рухнул, получив стрелу от Джеральда, второй пал, пронзенный мечом испанца Хосе, двоих опрокинули наземь клинки де Пейна и Альберта. И даже Яков попал кинжалом кому-то в шею.
Монах Адамус, казалось даже и не двинулся с места, лишь клинок в его правой руке сверкнул в свете факелов полированной сталью, но трое атакующих сразу нашли смерть от неуловимого танца старинного меча Илуора в руке капеллана.
Видя смерть товарищей, атакующие на миг остановились, но, ярость их только возросла от вида крови, с еще большим упорством второй ряд разбойников двинулся на горстку разведчиков, и неравный бой продолжался.
Они уже устали рубить нападавших, по клинкам стекала кровь, одежды взмокли от пота и покраснели от кровавых брызг, руки воинов тоже сделались алыми и до того отяжелевшими от усталости, словно налились свинцом, а ноги скользили в крови врагов.
Брат Адамус показал себя истинным мастером меча, каких мало. Гуго де Пейн слышал о таких бойцах, но никогда не видел их в жизни и потому до сих пор считал рассказы об этих мастерах вымыслом, наподобие старых сказок о драконах. Теперь же он с изумлением убедился, что такие бойцы существуют в действительности. Именно благодаря искусству монаха разведчики еще держались. Монах весь преобразился, он, словно бы, стал гораздо выше, и фигура его, облаченная в серую рясу, залитую кровью врагов, излучала мощь. Правой рукой он действовал мечом Джеральда, а левой – использовал свой пастушеский посох, стремительно вращая его, одновременно как щит и оружие. Движения брата Адамуса были настолько быстрыми и точными, что казалось будто он просто стоит на месте, а враги сами по себе падают вокруг него, сраженные насмерть невидимыми небесными силами. А может, так оно и было? Во всяком случае, стрелы почему-то не попадали ни в него самого, ни в товарищей монаха.
Потери разбойников были весьма велики, но все же значительный численный перевес оставался на их стороне. Враги образовали сплошное полукольцо вокруг шестерых христиан и постепенно прижимали противников к скальной стене. Ярость преступников не знала границ, они предвкушали победу, ступая по трупам своих же павших бойцов, и в свирепых глазах их, казалось, горели все огни ада. Вряд ли можно было заранее предполагать в этих людях такую решимость. Но все объяснялось просто: ужас гнал их вперед, безотчетный страх перед невидимым грозным командиром, который, словно марионетками, управлял сейчас волей каждого разбойника, заставляя идти на смерть. Князь тьмы лично не принимал участие в этом бою. Он просто стоял в стороне и, дергая невидимые нити человеческого подсознания, своей темной мощью направлял разбойников на приступ…
И сейчас Гуго боялся. Он чувствовал, что происходит нечто, не укладывающееся в его представления о военном деле. Даже будучи смертельно раненными, разбойники продолжали ползти вперед: невзирая на боль, тянули вперед руки с клинками, чтобы поразить своих врагов в последнем предсмертном движении. И брат Адамус рубил и рубил окровавленным древним клинком эти тянущиеся к ним руки. И де Пейн сам тоже рубил. Все остальные их товарищи устали так, что вскоре уже едва были способны защищаться, лишь с трудом отражая удары. Какая-то незримая тяжесть упала на плечи, стало трудно дышать, в глазах темнело. Еще немного – и наступит конец. Но де Пейну было страшно не за себя. Просто он сейчас особенно сильно ощущал тяжесть ответственности за судьбу своих товарищей, которые, как казалось ему в ту минуту, находились в безвыходном положении, со всех сторон окруженные страшными врагами.
Но вдруг Гуго отчетливо вспомнил слова аббата Мори, сказанные в далеком Труа на прощание:
– Даже когда вокруг тебя туман и мрак, когда не видно просвета, и надежда угасает, не отчаивайся и не допускай в сердце страх, ибо страхом питается тьма. Истинный воин света способен преодолевать страх внутри себя и продолжать движение к Цели в любом, даже в самом отчаянном, положении. Знай, что помощь все равно придет. Она придет оттуда, откуда не ждешь. Она придет в тот самый последний миг. когда гибель уже покажется неизбежной. Она придет точно к сроку. Ибо помощь Сил Света никогда не опаздывает. Но помощь придет не раньше того момента, когда ты уже сделаешь все возможное и преодолеешь все, что способен преодолеть своими силами. И если помощи еще нет, спроси себя: все ли ты сделал, все ли возможности, предоставленные тебе, использовал.
Но надежда гасла, а помощи ждать не приходилось. Погиб проводник Яков: он давно уже держал свой кинжал левой рукой, с его, покалеченной ударом сабли, правой кисти обильно стекала кровь, когда один из нападавших пронзил копьем его грудь. Яков упал и более не шевелился.
Их теснили все дальше внутрь скальной ниши. И тут брат Адамус неожиданно отыскал второй тайный знак. Не переставая работать мечом, монах краем глаза увидел золотой отблеск, выписанный на камне знаком иного мира. Он многое знал об этих знаках. Аббат Мори рассказал ему о них все, что знал сам.
Второй тайный знак был Знаком Входа, открытая дверь была изображена здесь. Улучив момент, монах концом своего посоха коснулся знака, пробормотав при этом несколько непонятных слов. Тотчас в скалах раздался грохот, что-то упало. И вдруг Гуго почувствовал сзади движение воздуха. Отбросив очередного противника, он обернулся и увидел открывшуюся в скале щель, оттуда поднималась каменная пыль и чувствовалось слабое дуновение сырого пещерного сквозняка…
– Отходим в пещеру! – закричал брат Адамус. Гуго и не заметил, когда именно капеллан принял командование, но поймал себя на том, что давно уже не командует, а лишь безропотно исполняет приказы этого человека. Впрочем, сейчас это было для де Пейна не так уж и важно: смерть неумолимо надвигалась на них, и Гуго отчетливо ощущал ее присутствие совсем рядом. Безотчетный страх сковывал его тело, холодный пот тек по спине, заставляя опустить оружие, перестать сражаться. Но молодой рыцарь упорствовал и из боя не выходил.