Испанский вояж
Шрифт:
И мы блаженно вытянулись на простынях, забыв даже о массаже.
В дальних покоях кардинальского дворца, единственных уцелевших от нашествия многочисленных родственников, под бдительной охраной верного келейника беседовали вполголоса хозяин и маркиз д’Ачуас. Если бы этот разговор стал достоянием чужих ушей, его преосвященство мог бы лишиться сана, а маркиз — чести.
— Я доверился вам, а вы выпустили его из дома, вместо того чтобы лично привезти в Мадрид, — толстое лицо маркиза дрожало от гнева, красные жилки проступили на щеках, глаза гневно сверкали. — Что будет с моей дочерью, которая, не успев побывать невестой, стала вдовой? Не забывайте, дитя, которое она носит под сердцем, должно было носить имя д’Инестроза. На что вы его обрекли? Вы даже не нашли убийцу!
— Успокойтесь, маркиз. Гнев — плохой советчик. Это дело весьма запутанное. Нам не удалось найти даже свидетелей, но из дома, рядом с которым обнаружили тело Мигеля, сразу после объявления награды за поиски убийцы исчезли старая служанка и ее сын. Тело сына выловили из реки, а что стало с ней — до сих пор неизвестно, — кардинал говорил, машинально перебирая четки. — Мне видятся в этом происки властей.
— А мне видится в этом ваше нежелание выполнять свои обещания. Поймите, на карту поставлена жизнь моей любимой дочери. Сейчас мне удалось спрятать ее, но если мои сыновья узнают об этом позоре, они ее убьют! И я ничего не смогу сделать. — Глаза маркиза непроизвольно наполнились слезами, он встал и подошел к наглухо зашторенному окну.
— Что вы хотите от меня? Я не умею воскрешать мертвых. Я не Христос, а Мигель — не Лазарь, — кардинал начал торопливо креститься на распятие, бормоча «Господи, помилуй».
— Ее надо срочно с кем-нибудь обвенчать. Я не вижу другого выхода. Но имейте в виду, что жених должен быть знатен и богат, как Мигель.
— Вам нужен муж или вам нужен брак? — задумчиво спросил кардинал.
— Разве есть разница? — Маркиз подошел к креслу его высокопреосвященства.
— Огромная. К тому же не забывайте, что наш род тоже нуждается в этом ребенке. Если будет мальчик.
— У вас что, есть подходящая кандидатура? — Грузное тело маркиза нависло над собеседником.
Молчание было долгим. Маркиз устал стоять и снова сел в кресло. Мерно щелкали костяшки четок.
— Пожалуй, лучшей кандидатуры, чем Филипп Хуан Мигель д’Инестроза, нам не найти, — медленно проговорил кардинал и встал, величественным жестом пресекая возмущение маркиза.
— Подумайте сами, посвятив в это дело любого другого человека, мы всегда будем зависеть от его умения держать язык за зубами. Человек слаб, а сатана искусно пользуется этим. Ни вы, ни я, ни ваша дочь никогда не будут чувствовать себя спокойно. Ребенка всю жизнь будет преследовать возможность разоблачения.
— Это так, но Мигель мертв, или вы его прячете?
— Да, и очень надежно, в нашем фамильном склепе. Покойника среди покойников.
— Тогда ваше предложение — грубая шутка. Я думал, что беседую с другом, а вы позволяете себе так глумиться над чувствами отца, что предлагаете в мужья моей дочери покойника? Всему есть предел, и я могу постоять за себя! — Маркиз схватил кардинала за сутану.
— Опомнитесь, кому вы угрожаете, безумный! Боюсь, что вы не в состоянии не только понять, но даже выслушать меня. Помолитесь, успокойтесь и, может быть, тогда мы продолжим нашу беседу.
В смятении маркиз тяжело опустился на колени перед распятием. Помолившись, он испросил у кардинала прощения, поцеловал его руку и уселся в кресло, как на скамью подсудимых.
— Если вы готовы слушать, я готов продолжать. Обвиняя моего племянника в бесчестном поведении, в совращении вашей дочери, я думаю, вы ошибались. Не в правилах нашей семьи так поступать. Но молодость не любит ждать, любовь толкает на безрассудства, поэтому за влюбленными нужен строжайший контроль. Вы, маркиз, видимо, не смогли его обеспечить и не сумели не только не допустить греховной близости между молодыми людьми, но и предотвратить их тайный, без родительского благословения, брак. Я уверен, что ни мой племянник, ни ваша дочь никогда так не пренебрегли бы своим добрым именем и не побоялись бы запятнать его перед людьми, если бы не были чисты перед Богом, тайно обвенчавшись.
— Но Лаура мне ничего такого не сказала! — воскликнул маркиз, в котором надежда боролась с сомнением.
— У молодых часто искажено представление о долге. Им кажется, что их обязательство перед близкими значительно меньше, чем перед посторонними людьми. Вы знаете, что священник, заключивший такой брак, совершил нарушение, за которое будет строго наказан, вот ваша дочь, рискуя своей честью и даже жизнью, и хранит эту тайну, чтобы не стать причиной бед для слуги божьего, соединившего любящие, но грешные сердца, — голос кардинала окреп. Он встал около стола и продолжил, не глядя на маркиза, который с каждым его словом становился все более радостным. — Итак, дорогой маркиз, наше с вами родство — свершившийся, но пока не подтвержденный факт. Чтобы дитя этого брака смогло унаследовать имя и состояние своего несчастного отца, необходимо найти священника, заключившего этот брак, и сделавшего записи в церковных книгах, а также найти убийцу, дабы в этом деле не было больше никаких тайн.
— Ваше высокопреосвященство, Господь послал вам эту благую мысль, вы вернули мне дочь, честь… — маркиз захлебывался.
— Еще нет, не торопитесь. Оба дела крайне запутанные, и потребуется много времени и средств, чтобы добиться правды. В Испании тысячи священников, десятки тысяч монахов, — как найти среди них того, кто нам нужен? Ведь он будет все отрицать, избегая наказания. А для того, чтобы заставить короля найти и судить убийцу, нужна сила, сторонники, а в наш продажный век порой самым веским политическим аргументом бывает золото, — кардинал обошел рабочий стол и сел за него, как бы подчеркивая деловую сторону последних слов.
Несмотря на волнение, маркиз уловил изменение в настроении собеседника, подсел к столу и с легким сердцем стал обсуждать «цену вопроса».
Была уже глубокая ночь, когда кардинал прошел в часовню, благословив на прощание своего нового союзника и родственника маркиза д’Ачуаса.
Утренняя истома наполняла меня, как солнечный свет, пробивающийся сквозь толщу штор, наполнил наш номер. Глаз открывать не хотелось, я повернулась на другой бок, но все-таки глянула на часы. Было без пятнадцати десять. Пора на утреннее свидание. Алан обещал ждать меня в десять часов внизу. Да, однако я так и не выяснила, зачем, если ничего из того, что составляет цель любовных свиданий, невозможно. Несмотря на отпускную вольницу, честь — наш главный и бессменный часовой. Но он мне так нравился, что я готова была просто видеть его, говорить с ним без всякой надежды на большее. Умом я понимала, что после вчерашней сцены на яхте мне лучше не встречаться с Аланом, но слабое сердце влекло меня к нему. Оно просило не мешать его надежде, и этот тихий голос, как грозная команда, подкинул меня с постели и заставил одеться с воинской быстротой. Шествуя по коридору, я представляла, как увижу его в холле, на его любимом месте, как его глаза улыбнутся мне, как он встанет и пойдет мне навстречу. Когда я увидела его не в мечтах, а наяву, он почему-то стоял у стойки портье.
Помня вчерашние уроки, я молча улыбнулась и подошла к нему.
— Я рад, что смогу с вами проститься, — сказал он без улыбки.
— Разве ваши каникулы уже закончились? — спросила я растерянно.
— Нет, но друзья пригласили меня погостить у них на яхте.
— Так вы уплываете?
— Нет, пока постою на приколе в порту. Извините, мне пора. Счастливого отдыха! — Он кивнул мне, положил ключ на стойку, взял какие-то бумажки, подхватил чемодан и вышел из отеля в яркое солнечное утро.