Испанский вояж
Шрифт:
Я ходила привычным маршрутом и пыталась мысленно найти слова, чтобы описать это поскрипывание снастей, бортов, мачт. Как скрипят корабли? Как будто чешут свои бока, покрытые коростой ракушек. Как будто дети рассказывают друг другу в темной спальне страшные истории, поойкивая от страха. Как будто кровать скрипит под давними любовниками. Нет, найти для этого звука правильное сравнение так же трудно, как найти новое описание для пения птиц. Его можно сравнить со звуком серебряных струн, которые птицы вытягивают из своих грудок, чтобы на них играл ветер; со звоном монеток, которыми солнце расплачивается на зорях сначала при входе в этот, а потом в тот мир. Еще можно сказать, что райские врата неплотно закрыты, и мы слышим музыку Эдема. Можно придумать еще много пышных сравнений, но в них не будет правды. Есть вещи и звуки, которые лежат в основе этого мира, они первичны, как химические элементы периодической системы. Они похожи только сами на себя, а вот на них — уже многое другое в этом мире. Как скрипят корабли, нужно слышать, чтобы понять, на что похожи другие звуки, то же и с пением птиц, и с улыбкой младенца, которые похожи только сами на себя… Так, а на кого похожа эта женщина, мелькнувшая в освещенном окне одной из яхт?
Я резко затормозила, опомнилась от поэтических грез и огляделась. Пустые умствования завели меня на дальний пирс. Я стояла около большой (и никаких других эпитетов) яхты «Баронесса II». Я понимала, что мое внимание привлекло чье-то знакомое лицо, мелькнувшее в глубине освещенной гостиной. Заняв удобную позицию для наблюдений, стала ждать, не сводя глаз с иллюминатора, через который мне был виден кусок шикарной гостиной. Там был кто-то, не видимый мне из моего укрытия. Прошло какое-то время, прежде чем фигура, привлекшая мое внимание, снова появилась в окне.
— Здрасьте, — тихо сказала я сама себе. — А это что значит?
Перед собой, как на экране немого кино, я увидела нашу официантку Терезу, одетую не в белую кофточку и черную юбочку, а в какой-то пиджак малахитового цвета. Она говорила что-то мужчине, стоящему в глубине и похожему по виду и по масляной тряпке, которую он мял в руках, на механика или шкипера. Тереза (а это была она, ее головку с чуть оттопыренными ушами, длинную идею и выразительный профиль я опознала бы где угодно) что-то повелительно втолковывала ему, потом жестом отпустила, но, видимо, окликнула, потому что он вернулся от двери и начал что-то объяснять. Она нетерпеливо махнула рукой, как будто прогоняя его.
Тереза вела себя не как служанка, а как важная персона, хозяйка. Честно говоря, в этот момент я не следила за своей челюстью, и она вполне могла отвиснуть. И подобрала ее, только когда увидела, что на палубу вышел человек, с которым Тереза только что говорила. Стоять дальше одной на пустом пирсе и глазеть на яхту и ее обитателей было неприлично. Закурив спасительную сигарету, придавшую мне праздный вид, я медленно двинулась прочь. Задумавшись над всеми странными обстоятельствами нашего отдыха, я машинально поглядывала вокруг, забыв о цели моих блужданий. Прав был Джером К. Джером: для того чтобы чайник закипел, о нем надо забыть. Стоило мне забыть о юноше, столько времени занимавшем мое воображение то в качестве любовника, то в качестве жертвы, то в качестве палача, как я буквально споткнулась о него, вернее, о его ноги, которые он привольно вытянул, сидя за столиком террасы. Узнав Алана, я остолбенела от неожиданности собственных ощущений: мне совсем не хотелось к нему подходить и к тому же из головы вылетели все дежурные угрозы, заготовленные мной на случай нашей встречи в порту.
Почувствовав мой взгляд, он обернулся, присмотрелся и узнал меня. Я поняла, что все-таки начатое надо доводить до конца и, вздохнув, шагнула к его столику, жестом спрашивая разрешения присесть. Алан кивнул и привстал, изображая галантность. Кокетничать мне совершенно не хотелось, поэтому я заговорила первой.
— Хорошо, что мы встретились, — начала я нейтрально.
Он неопределенно кивнул, не разделив со мной радости встречи. Тогда я решила перейти к делу.
— Вами интересуется полиция, — сообщила я, вычеркивая из памяти тот волнующий период, когда мы были на «ты».
— Мной? — Его изумление было для него лучшим адвокатом. — С чего вы взяли?
— Меня о вас расспрашивал портье в отеле через день после вашего бегства, — мне хотелось хоть чуть-чуть отомстить ему за то разочарование, которое постигло меня во время нашей последней встречи утром.
— Но что вы можете обо мне знать? — этими словами он хотел показать мне, что не придает значения тому, что было между нами.
— Ничего, я так и сказала. Но их интересовала причина вашего внезапного отъезда, — я решила ничем не показывать, что рассчитывала на более теплую встречу.
— Неужели полицию интересует, почему из отеля съехал постоялец? Мне кажется, что все, что вы говорите, неудачная шутка, — он начал крутить головой в поисках официантки. Я расценила это, как его желание срочно сбежать, теперь из кафе.
— Полицию это интересует потому, что вы съехали из отеля через пятнадцать минут после того, как человек, с которым вы подрались накануне вечером, утонул в бассейне, — наконец домашние заготовки речей стали всплывать в моей голове.
— Кто утонул? — Алан все еще вертел головой.
— Тот тип, с которым вы дрались у лифта вечером, — резко пояснила я.
— Откуда это известно? — Его лицо залила краска досады.
— Моя подруга и жильцы соседних номеров видели, — мне не имело смысла щадить его.
— Что вы там наболтали полиции об этой драке? Никакой драки не было, он просто неуклюже задел меня плечом, — уже повышая голос, заявил мой бывший кавалер.
— По лицу? — Я решила пресечь его попытки сделать меня виноватой. — Но вас ищут не из-за драки, а из-за того, что утром он был найден мертвым в бассейне.
— Но я тут при чем?! — завопил Алан, от его сдержанности не осталось и следа. — Зачем вы мне все это говорите? Что вам от меня надо?
Меня тоже начало трясти. Я набрала полную грудь воздуха и сказала ему все:
— Я искала вас несколько дней в порту, чтобы предупредить на случай, если вы, защищая вашу честь, которую этот человек оскорбил, ударив вас по лицу, случайно его утопили. Такая мысль возникла не только у меня, но и у полиции. Но теперь я вижу, что потратила время напрасно, вы не имеете никакого отношения к этому несчастному случаю, так же как ваши рассуждения о чести не имеют никакого отношения к вашим поступкам.
— Вы просто сумасшедшая, оставьте меня в покое, — он уже подвизгивал от страха и злости.
— Уже оставила, — сказала я, вставая. — Всего доброго, Читатель. — И я шагнула на тротуар в толпу, как в реку. «Воды» сомкнулись за мной, и через два шага я была отделена от Алана непроницаемой границей сумерек, шума и людей.
Слезы, сдерживаемые во время разговора, начали скатываться из глаз, но гнев их сушил. Щеки мои пылали, я бормотала куски неиспользованных речей, находя все более едкие слова для выражения моего презрения к этому красивому трусу. Убить столько времени, чтобы разыскать этого теоретика по части чести, стереть ноги, недоплавать и недоспать, — все эти жертвы казались мне безмерными по сравнению с ничтожеством, ради которого они были принесены. Моя досада усугублялась тем, что я без конца сталкивалась с прохожими. Запутавшись, как в сетях, в очередном испанском семействе, я, ругаясь вместо извинений, наконец посмотрела по сторонам. Могучая толпа двигалась в направлении, противоположном моему: я — выбиралась из порта, а плотная масса беспечных отдыхающих валила в порт. В темном море сверкали огнями ярко освещенные лодочки, музыка звучала не кое-где, как обычно, а везде. Что-то происходило в городе. Вдоль набережной на песке пляжа сверкали огоньки свечей, зажженных около примитивных, сделанных из мокрого серого песка, изображений Святой Кармен, покровительницы рыбаков. В порту набирал силу летний праздник. Велада дель Кармен — день рыбака, если перевести на язык наших традиций. Но я была на этом празднике чужой.