Испорченная кровь

Фишер Таррин

прожила всю свою жизнь. Он сейчас здесь. Но, Айзек

был здесь тогда... и тогда... и тогда... и тогда.

— Я была так увлечена тобой, что упустила это,

— добавляю я. И так сильно дрожу. Меня трясёт

хуже, чем Ника, который сейчас похож на слабый

дрожащий лист, каким он всегда был. Мне хочется

раздавить его между пальцами.

— Что ты упустила, Бренна? — мне не

нравится, как он меня называет.

— А-а-а-а... ар... — Я сгибаюсь пополам.

Сочные,

тяжёлые слёзы падают прямо из моих глаз

на пол. Шлёп.

Думаю, я плачу. Всё время. И это так

прекрасно.

— Я упустила свой шанс, — отвечаю я,

выпрямляюсь и вытираю слёзы носком обуви. — Со

своей родственной душой.

Ник выглядит смущённым, когда понимает о

чём речь. До него доходит кто его замена —

мужчина, который был заперт в доме с его бывшей

музой.

— Доктор? — спрашивает он, прищурив глаза.

— Айзек. Его зовут Айзек.

— Я твоя родственная душа. Я написал эту

книгу для тебя. — Он выглядит так, будто пытается

убедить самого себя, его кадык дёргается и всё в этом

роде.

— Ты понятия не имеешь о том, что такое

родственная душа.

Я чувствую такую тягу к Айзеку. Интересно,

ведёт ли он такой же спор с Дафни.

— Тебе пора уходить, — говорю я. Так хорошо

произнести эти слова. Потому что на этот раз, я даже

не буду плакать.

Прежде, чем принять душ, прежде, чем поесть,

прежде, чем залезть в постель и уснуть со своим

четырнадцати месячным кошмаром, я вызываю

такси. Прошу его заехать в мой гараж, и подхожу к

о к н у , чтобы проверить. Молодой парень около

двадцати лет добровольно побритый налысо. Там, где

должны быть волосы, выступают тени. Так он

борется с залысинами. Дерзко и немного глупо,

потому что всё ещё можно понять, почему он это

делает. Его глаза округлены и окидывают взглядом

всё вокруг; либо его испугали новостные фургоны,

либо парень страдает от ломки. « Сойдёт», — думаю

я.

Я сажусь на переднее сиденье.

— Не возражаешь? — спрашиваю его. Но на

самом деле меня не волнует, если он скажет « да». Я

пристегиваю ремень безопасности. — Отвези меня в

один

из

магазинов

с

пиломатериалами

и

инструментами.

Водитель предлагает пару вариантов, и я

пожимаю плечами.

—

Без разницы.

Мы проезжаем мимо новостных автофургонов,

и я улыбаюсь им. Не знаю, почему, но мне смешно.

Раньше я была знаменита из-за своих книг, теперь

знаменита из-за чего-то ещё. Это трудно переварить;

я известна потому, что кто-то другой сделал нечто со

мной.

Прошу

моего

таксиста

подождать,

пока

отправляюсь в « Fix-It», магазин, который он выбрал.

Здание огромное. Я быстро прохожу мимо отделов

освещения и дверных ручек, пока не нахожу то, что

ищу. Проходит около тридцати пяти минут, пока два

сотрудника готовят мой заказ. У меня нет кошелька

или кредитки, только пачка стодолларовых купюр,

которую я засунула в задний карман перед выходом

из дома. Я держала их в кладовой в старой оловянной

коробке для печенья на чёрный день; суровый день,

худой день, день, когда мне просто захочется

спустить пачку наличных. Теперь, когда времени у

меня осталось не много, я решила, что пришло время

п отрати ться. Бросаю три купюры кассиру и

выкатываю свои покупки к такси. Я не разрешаю ему

помочь мне. Укладываю вс ё в багажник и

возвращаюсь обратно на переднее сиденье.

Мои ноги дёргаются весь путь обратно.

Вспышки, двери, в мою сторону летят вопросы. Я

снова прошу его заехать в гараж. На этот раз он

помогает мне, укладывает всё у двери, которая ведёт

в коридор. Я вручаю ему остальную часть заначки из

оловянной коробки.

— На чёрный день, — говорю я. Его глаза

вылезают из орбит. Он думает, что я сошла с ума, но,

эй, я отдала ему много денег. Парень уезжает до того,

как я могу изменить своё решение. Я наблюдаю, как

он выезжает, и быстро закрываю дверь гаража.

Хватаю в охапку свои покупки и включаю стерео

носком, когда прохожу мимо него. Первая песня,

которую Айзек дал мне. Громко. Я делаю ещё

громче, пока она не гремит по всему дому. Уверена,

её слышат все снаружи: вечеринка для одного

человека.

Я заношу всё в белую комнату и открываю

крышки банок ножом для масла: малиновый,

жёлтый, кобальтовый, нежно- розовый, пурпурный —

как синяк — и три различных оттенка зелёного, цвет

летней листвы. Сначала я опускаю руку в красную

краску и тру кончики пальцев. Она падает тяжёлыми

каплями, пачкает мою одежду и пол, где я сижу на

коленях. Я набираю больше, и мои руки полны

краски. Тогда я бросаю её, горсть красной краски на