Испорченная кровь

Фишер Таррин

сказать человеку, который заботится о вас без вашего

разрешения? « Держись от меня подальше, то, что

ты делаешь неправильно? Твоя доброта сводит меня

с ума? Какого чёрта ты хочешь от меня? » Мне не

хотелось быть чьим-то объектом заботы, но Айзек

умный и у него есть машина, а я одурманена

обезболивающим.

Я

задавалась вопросом, что он сделал с книгой

Ника. Выбросил её в мусорку? Оставил в своём

кабинете? Может быть, когда я вернусь домой, она

окажется на моей тумбочке, как будто никогда не

покидала её.

Медсестра везла меня по коридорам больницы

к главному входу, где Айзек припарковал свою

машину. Он шёл немного впереди меня. Я наблюдал

за его руками, за складками кожи на ладони под

большим пальцем. Искала следы книги на пальцах.

Глупо. Если бы я нуждалась в словах Ника, я могла

б ы и х прочитать. Руки Айзека были крупнее, чем

книга Ника. Они только что проникли в моё тело и

вырезали мой рак. Но я продолжала видеть книгу в

его

руках, и то, как его пальцы загибали угол

страницы, прежде чем перевернуть её.

Когда мы оказались в автомобиле доктора, он

включил музыку без слов. Это, по какой-то причине,

обеспокоило меня. Может быть, я ожидала, что он

поставит что-то новое для меня. Я барабанила

пальцами по окну, пока мы ехали. Было холодно.

Холода продержатся ещ ё несколько месяцев, прежде

чем погода переменится, и Вашингтон согреет

солнце. Мне нравилось ощущение холодного стекла

под пальцами.

Айзек внёс мою сумку внутрь. Когда я зашла в

свою

комнату, то взгляд сразу же метнулся к

тумбочке. На пыльной поверхности остался лишь

чёткий прямоугольник.

Я почувствовала укол

чего-т о . Утраты? Я и без того испытывала

ощущение утраты, ведь я только что лишилась груди.

«Это не имело никакого отношения к Нику », —

сказала я себе.

— Я приготовлю обед, — сообщил Айзек, стоя

в дверях моей комнаты. — Ты хочешь, чтобы я

принёс его сюда?

— Я хочу принять душ. Спущусь позже.

Он увидел, что я смотрела на дверь ванной и

откашлялся.

— Позволь мне взглянуть, прежде чем ты это

сделаешь, — я кивнула и села на край кровати,

расстёгивая рубашку. Закончив, я откинулась назад и

вцепилась руками в покрывало. Казалось, я должна

была

привыкнуть

к

этому

—

постоянным

обследованиям

и прикосновениям к моей груди.

Теперь, когда там ничего нет, я не должна стыдиться.

Судя по тому, что теперь под моей рубашкой пусто, я

просто маленький мальчик. Он размотал бинты на

груди. Я почувствовала, как кожу овеял воздух, и

автоматически прикрыла глаза. Затем снова открыла,

бросая вызов стыдливости, и собираясь наблюдать за

выражением его лица.

Никаких эмоций.

Когда Айзек коснулся кожи вокруг швов, мне

захотелось отпрянуть.

— Опухоль спала, — констатировал он. —

Можешь принять душ, так как мы удалили дренаж, но

используй антибактериальное мыло, которое я

положил тебе в сумку. Не три швы мочалкой, а т о

зацепишь, и они разойдутся.

Я кивнула. Всё это я уже слышала, но когда

человек смотрит на вашу искалеченную грудь, ему

нужно что-то сказать. Доктор он или нет.

Снова накинула на себя рубашку и запахнула,

сжав концы в кулаке.

— Буду внизу, если тебе понадоблюсь.

Я не могла смотреть на него. Моя грудь не

единственное, что отрезали и удалили. Айзек —

незнакомец, но он видел больше моих ран, чем

кто-либо другой. И вовсе не потому, что я выбрала

его, как это случилось с Ником. Просто он всегда

рядом. Вот что меня пугало. Одно дело, когда

человек сам приглашает другого человека в свою

жизнь, когда клад ёт голову на рельсы и ожидает

неминуемой смерти, но эта ситуация — я не могла её

контролировать. От стыда я не в состоянии смотреть

ему в глаза, ведь он так много знает обо мне и так

много видел. Я прошла на цыпочках в ванную, бросив

последний взгляд на тумбочку, перед тем, как

закрыла дверь.

Кто

угодно

может

взять

ваше

тело,

воспользоваться им, избить, относиться к нему, как

будто это кусок дерьма, но гораздо больнее

настоящего физического насилия то, что оно

оставляет в вашем теле зло. Прокладывает свой путь

в вашу ДНК. И вы уже больше не вы, а просто

девушка, которую изнасиловали. И избавиться от

этого не представляется возможным.

Сложно

перестать ожидать, что это не произойдёт снова, или

не чувствовать себя бесполезной, или бояться,

что тебя захочет кто -то только потому, что ты уже

испорчена и использована. Кто-то решил, что вы

ничтожество, поэтому естественно предположить,