Испорченная кровь

Фишер Таррин

скалы. Стирка состоит из наполнения ванны снегом

и мылом, затем мужчина мусолит одежду в воде,

пока ему не кажется, что она чистая. У нас никогда

не было недостатка в мыле; на нижней полке

кладовой стопки белых кусков, которые завёрнуты в

белую бумагу. Они пахнут, как масло, так что более

чем один раз, когда я сгибалась от голода, то думала,

не съесть ли их.

Айзек использует меньший из двух фонариков,

тот, который

я нашла, когда сломала ногу. Он

оставляет мне большой. Оставляет его рядом с моим

лежаком и говорит, чтобы я его не использовала. Но

как только я слышу, как ноги доктора покидают

лестницу, то протягиваю пальцы вниз, чтобы найти

выключатель,

который

включает фонарик.

Я

позволяю свету струиться. Иногда вытягиваюсь и

помещаю руку перед ним, играя с тенями. Это

грустно, когда основной радостью вашего дня

являются пять минут игры с фонариком.

Однажды,

когда

Айзек

возвращается,

я

спрашиваю его, почему он просто не подним ает всё

сразу.

— Мне нужны упражнения, — отвечает он.

Через неделю Айзек поднимается наверх по

лестнице с ворохом зелёных повязок.

— Насколько я вижу, инфекции вокруг раны

нет. Она заживает.

Я замечаю, что он не говорит: «З аживает

хорошо».

— Кость всё ещё может быть заражёна, но

будем надеяться, что пе нициллин позаботится об

этом.

— Что это? — спрашиваю я, кивая на его руки.

— Собираюсь сделать тебе гипс. Тогда я смогу

переместить тебя на кровать.

— А если кость срастётся не правильно? —

снова спрашиваю я.

Айзек молчит в течение длительного времени,

пока занят приготовлениями.

— Она не срастётся должным образом, —

отвечает он. — Ты, скорее всего, будешь хромать всю

оставшуюся

жизнь.

Большинство дней будешь

чувствовать боль.

Я закрываю глаза. Конечно. Конечно. Конечно.

Когда я смотрю снова, Айзек срезает конец на

белом носке. Он одевает его на ступню так нежно,

как может, и тянет ткань вверх по ноге. Я шумно

дышу через ноздри, чтобы не завыть. Должно быть,

это один из его. Носок. Смотритель Зоопарка не дал

мне белых носков. Не дал мне ничего белого. Айзек

делает то же самое со вторым носком, а затем с

третьим, пока они не покрывают мою ногу с

середины ступни до колена. Затем достаёт один из

бинтов из ведра. Это не бинты, понимаю я. Рулоны

гипсового волокна.

Айзек начинает с середины

стопы, оборачивает

рулон вокруг, пока тот не заканчивается. Затем

вынимает новый рулон и делает это снова. Снова и

снова, пока не использует все пять рулонов. Теперь

моя нога полностью обёрнута. Айзек откидывается

назад, чтобы исследовать свою работу. Он выглядит

истощённым.

— Давай дадим ему некоторое время, чтобы

высохнуть, а затем я перенесу тебя на кровать.

Мы остаёмся на чердаке, забывая при этом

остальную часть дома. День за днём... день... за днём.

Я считаю дни, которые

мы теряем. Дни,

которые никогда не вернуть. Двести семьдесят семь

из них. Однажды я прошу его сыграть для меня.

— Чем?

Я не вижу его лицо, слишком темно, но знаю,

что брови мужчины поднимаются, на губах лёгкая

улыбка. Он нуждается в этом. Я нуждаюсь в этом.

— Палочки, — предлагаю я. А потом: —

Пожалуйста, Айзек. Я хочу услышать музыку.

— Музыку без слов, — произносит мягко

мужчина. Я качаю головой, хотя он не видит, как я

это делаю.

— Я хочу услышать музык у, которую ты

можешь создать.

Хоч у ви д е т ь е г о л и ц о . Хочу убедиться, не

обиделся ли он, что я попросила сделать то, от чего

Айзек с трудом отказался. Или, может быть, испытал

облегчение от моей просьбы. Просто хочу увидеть

его лицо. И тогда я делаю что-то странное.

Протягиваю руку и прикасаюсь к лицу Айзека

кончиками пальцев. Глаза мужчины закрыты, когда я

исследую его лицо, начиная со лба, прикасаясь к

глазам и губам. Он серьёзен. Всегда так серьёзен.

Доктор Айзек Астерхольдер. Я хочу встретить

барабанщика Айзека.

Он пропадает на час. Когда возвращается, его

руки нагружены вещами, которые я не могу

разглядеть в темноте. Выпрямляюсь в постели, и мой

мозг гудит от волнения. Айзек работает перед огнём,

чтобы не пришлось использовать фонарик. Я

наблюдаю за тем, как он выгружает то, что принёс:

два ведра, одно меньше другого, металлическая

сковорода и металлический горшок, клейкая лента,

резинки, карандаш и две палочки. Палочки выглядят

гладкими, как настоящие. Интересно, вырезал ли

мужчина их тайно, пока исчезал внизу каждый день.

Я бы не стала его винить. Уже в течение нескольких

дней хочу резать свою кожу.

О н что-т о делает. Я не могу сказать что, но