Испорть меня
Шрифт:
Я воспринимаю слова мужчины ка комплимент. И только сейчас меня осеняет. Мы впервые за все это время разговариваем. Не ссоримся, не пытаемся каждый выторговать свои условия. А просто разговариваем… Улыбка на моем лице становится шире.
Когда машина подъезжает к ресторану, внутри все как будто замирает, в носу начинает щипать.
Я пытаюсь справиться со своими эмоциями. Не показывать Айдарову, что что-то не так. Это наше первое свидание. Хоть он и не говорил, что это свидание, но я решила думать так. И я точно не хочу ничего испортить. Но вот с эмоциями справиться очень сложно. Практически невозможно. Они накатывают снежным шаром.
Как только я оказіваюсь
Я смотрю в сторону веранды. Я знаю какой вид открывается, если сесть за крайний столик. Чувствую как поблескивают мои глаза от скопившихся слез.
— Господин Айдаров, ваш столик на втором этаже, в вип зоне, — слышу как девушка сообщает о том, что нам нужно подняться вверх. Скорее всего, Рустам хотел быть подальше от любопытных глаз и провести время в тишине.
Но я принимаю решение за секунду, сжимаю пальцами ладонь Айдарова, как только чувствую, что он сдвигается с места. Меня как будто пронзает разрядом тока от нашего соприкосновения. И я готова поклясться, что он почувствовал то же самое.
— Мы можем сесть на веранде? Самый крайний столик? — Впиваюсь взглядом в его глаза, вижу как он слегка недоумевает. Хмурится. Он, кажется, видит, что мои глаза блестят и я могу разрыдаться в любую секунду. Не понимает в чем дело. Я это все читаю на его лице.
— Наверху будет намного лучше и уютней, — подает голос девушка, которая начинает меня раздражать.
— Мы сядем на веранде, — Айдаров говорит это таким тоном, что работница заведения бледнеет, а я с благодарностью на него смотрю.
Чем ближе мы приближаемся к тому самому столику, тем больше меня охватывают эмоции.
Я еще ни разу не была здесь… после ее смерти. Не решалась. Не могла.
Мы садимся за столик, нам приносят меню.
— Последний раз я была здесь много лет назад, — Айдаров меня не торопит, не задает вопросов. Но я хочу ему рассказать. Хочу поделиться. Он стал для меня за последнее время намного ближе тех людей, которые казалось должны быть самыми родными.
— Здесь так много изменилось, — я улыбаюсь и оборачиваюсь по сторонам, — ресторан стал выглядеть намного презентабельней. Здесь раньше не было второго этажа. Это было мое любимое место.
Я улыбаюсь сквозь слезы, внутри все сжимается и тянет. Я так долго обходило это место стороной. Потому что боялась, что не справлюсь.
— Мама привозила нас сюда с Дашей, — я смотрю на Рустама, он внимательно меня слушает. Скользит взглядом по моему лицу, — знаешь, она не любила, когда рядом были посторонние люди. Поэтому отказалась от личного водителя и сама научилась водить. Это место… оно было только для нам троих… Мама привозила нас сюда и это было как тайна. Отец не знал. Мама рассказывала нам всякие истории. Учила, что мы с Дашей самые родные друг другу люди. Что мы всегда должны стоять горой друг за друга. Мама всегда говорила, что деньги не могут заменить в жизни самого главного… Любовь и доверие…
Всхлипываю и снова улыбаюсь. Я вспоминаю все. Вспоминаю как мама гладила меня по волосам и говорила, что я как солнышко. Согреваю всех вокруг своими лучами. Говорила, чтобы я никогда не теряла свою доброту и наивность. Что это самые мои сильные качества. Что всегда нужно относиться к людям с добротой. Никогда не причинять вреда и не обижала, потому что плохое всегда вернется бумерангом. Я так ее любила. Так любила проводить с ней время. А после…. ее не стало и жизнь как будто потеряла краски. Все стало черно-белым. Отец не мог на нас с сестрой смотреть, потому что мы напоминали ему об утрате. А мы так нуждались в любви и тепле. Я плакала ночами в подушку и спрашивала маму на небе, что я сделала не так, почему папа меня не любит? Почему не хочет смотреть в мою сторону и постоянно запирается в кабинете? Ведь плохо и грустно было не только ему.
Почему сейчас я чувствую, что хочу поделиться всем этим с Рустамом. Я хочу, чтобы он знал что у меня на душе. Хочу, чтобы понимал, что я никогда не причиню ему вреда и не обижу. Наверное, это мой первый шаг… К другим отношениям. Потому что для меня в эту секунду все действительно меняется. Переходит на другой уровень. Я сейчас без брони. Полностью перед ним открыта.
Глава 27. Айдаров
Сколько раз в своей жизни я слышал, что я безэмоциональный ублюдок? Множество. Даже не сосчитать. В чем-то я даже был согласен. Многие эмоции мне были чужды. Например, как жалость… Как по мне, то хуже и быть не может. Когда на тебя смотрят как на кусок дерьма.
Не знаю, возможно это из-за моего детства. Из-за вечно пьющей матери и отца, который ее дубасил до потери сознания.
Сначала я жалел мать, сочувствовал. А потом понял, что это бесполезно. Ведь раз за разом она его принимала. Впускала в дом. Позволяла бить меня. Иногда мне кажется, что отец выбил из меня все эмоции, которые так близки людям.
В какой-то степени благодаря ему я стал таким. После очередного его прихода, я четко решил, что он больше никогда и пальцем не тронет меня и мать. И частично сдержал слово. Измором взял школьного тренера, который в свободное от работы время, занимался тренировкой боксеров. Это было секретом. Но я его знал. Тренер раз за разом слал меня к херам и говорил, чтобы я его не доставал. Но я упорно, каждый вечер ждал его во дворе и упрашивал взять меня к себе. Не знаю, что именно сработало. Мое упорство или ему стало меня жаль. Потому что с каждым разом побои на моем теле становились все заметнее. Но в один вечер он сам остановился рядом со мной. Мне не пришлось телепать за ним сзади. Сказал, что дает мне всего лишь один шанс. Хоть раз не приду, опоздаю, значит больше могу не приходить. Ему будет плевать на мои оправдания. Сдохни, но приди.
И я не упустил свой шанс. В какой-то степени Петр Семенович заменил мне отца. Многому научил. И самому главному — никогда не сдавайся. Какой бы безвыходной ситуация не выглядела, из нее всегда есть выход. При любых раскладах.
Петр Семенович сыграл в моем жизни очень важную роль. В один из вечеров, отец снова пришел, избил мать до ужасного состояния. Я пришел домой, когда она уже почти не дышала. Тогда впервые у меня опустилась пелена на глаза. Если бы не соседи, я бы его убил. Отца забрали в тюрьму, мать в больницу. Через время ее лишили родительских прав, а меня должны были забрать в детдом.
Тогда я впервые чуть не сдался. Потому что казалось, что выхода нет. Все было хреново и просвета не предвещалось.
У Петра Семеновича были хорошие связи и он обойдя многие пункты в документах, взял за меня ответственность. Усыновил.
Тогда я впервые чуть не расплакался. Не думал, что кому-то может быть на меня не все равно. Но тренер меня встряхнул и сказал, чтобы я сопли намотал на кулак, и больше никогда не смел показывать свою слабость.
Мать в больнице проведал только раз. Она сказала, что у нее больше нет сына. Причитала, что отца из-за меня посадили в тюрьму и она меня ненавидит. Звучали фразы про то, что зря меня родила. В тот момент я четко осознал, что моя семья это тренер. И делал все возможное, чтобы никогда его не расстраивать.