Исповедь королевы
Шрифт:
— Твой въезд в Париж должен быть официальным, — говорила мне мадам де Ноай.
— Когда же, когда? — требовала я ответа.
— Решить это может только Его Величество.
Мои надежды рухнули. Огромный город был так близко, а мне все еще не разрешали посетить его! В карете до него можно было доехать примерно за час. Как абсурдно, как смешно, думала я, что мне запрещают поехать туда!
Я рассказала о своем желании тетушкам. Они уже не так любили меня. Если Аделаида еще притворялась, что любит меня, то Виктория и Софи не могли скрыть, насколько изменились ко
Раз я не повиновалась Аделаиде в случае с Дюбарри, значит, я глупая и непредсказуемая.
— Тебе нельзя ехать в Париж… просто так! — призналась Аделаида, — Это должно быть заранее организовано.
Мой муж сказал мне, что, видимо, я поеду в Париж, когда придет время. Был ли он в состоянии посодействовать тому, чтобы как-то ускорить решение этого вопроса? Он всегда стремился доставить мне удовольствие, когда мог, но этот вопрос оказался, к сожалению, не в его компетенции.
Даже Артуа отвечал достаточно уклончиво. Я пришла к выводу, что никто из них на самом деле не хотел, чтобы я поехала в Париж.
— По этикету тебе не полагается ехать туда сейчас, — объяснял мне Артуа. — Ты же знаешь, дедушка никогда не ездит в Париж. Он ненавидит этот город, потому что этот город больше не любит его. Если ты поедешь, они будут приветствовать тебя, потому что ты молодая и хорошенькая, а дедушку приветствовать не будут. Ты достаточно умна, чтобы понять: нельзя допустить, чтобы дофину приветствовали, а короля оскорбляли. Это не согласуется с этикетом.
Я решила, что сама попрошу короля об этом, и была уверена, что, если выберу подходящий момент, он не сможет отказать мне. Ведь с тех пор, как я поговорила с мадам Дюбарри и стала менее дружна с тетушками, он стал относиться ко мне с большей любовью. Король каждый раз нежно обнимал меня, когда я навещала его, и говорил комплименты по поводу моей внешности. По его словам, я взрослела и становилась очаровательной. Иногда он приходил позавтракать со мной. В таких случаях он любил сам готовить кофе. Это значило для него гораздо больше, чем просто приготовить чашку кофе. Согласно правилам этикета, это означало, что он от всего сердца принял меня в качестве члена своей семьи и относится ко мне в высшей степени благосклонно.
Иногда я выносила и показывала ему жилет, который выщипала для него.
— Да он же просто великолепен! — говорил король. — Я хочу знать, когда же, наконец, буду иметь удовольствие надеть его?
— Возможно, через пять лет, папа… или через десять.
Это была наша обычная шутка, которой мы с ним время от времени обменивались.
Итак, я выбрала момент и сказала ему:
— Папа, я — ваша дочь вот уже три года, но до сих пор еще не видела вашей столицы. Я страстно желаю поехать в Париж!
Он заколебался, а потом сказал:
— Конечно, ты поедешь туда… в свое время.
— Это будет скоро, папа? Скоро?
Я подошла к нему и засмеялась, обняв руками его шею.
— Тебе весело?
— Я думаю о том, какое счастье, что этой мадам Этикет нет здесь и она не видит, что я делаю.
Он тоже засмеялся. Он оценил прозвище, которое я дала мадам де Ноай, потому что сам обожал
— И для меня это счастье, — сказал он, взяв меня за руки, которыми я обнимала его за шею.
— Папа, я хочу поехать в Париж! Ведь вы дадите мне разрешение на это, как того требует Этикет?
— Ах, и Этикет, и мадам дофина — обе неумолимы, но мадам — в большей степени.
Значит, все было так просто! Все, что мне нужно было сделать, — это только хорошенько попросить. Зачем тогда была нужна вся эта лишняя суета?
Теперь я им всем покажу! Сам король дал мне свое позволение!
— Надо будет еще так много сделать, — сказала я. — Придется отложить работу над вашим жилетом.
— Тогда, пожалуй, мне не удастся надеть его и через десять лет!
Я наклонила голову набок и улыбнулась ему.
— Обещаю вам, что буду работать более усердно, чем раньше, и что каждый цветок будет вышит с большой любовью!
— Которая, конечно, гораздо прекраснее шелка.
Тогда я с нежностью обняла его, жалея лишь о том, что не умею убеждать свою матушку с такой же легкостью, как короля Франции.
Итак, в Париж! Я с торжествующим видом направилась к моему мужу и сказала ему, что добилась разрешения короля. Он был немного удивлен, но доволен, как всегда, когда мои прихоти исполнялись.
Я сказала Артуа:
— В Париж! Как я мечтаю потанцевать на балу в Опере! Знаешь, если бы король отказал мне, я попросила бы тебя составить мне компанию и поехать со мной на бал в масках.
Глаза у Артуа заблестели. По своей природе он имел склонность к авантюрам, но, к сожалению, к ней примешивалось еще и стремление сеять раздоры — в этом он походил на тетушек. Артуа сочувствовал мне, а кроме того, любил собирать неприятности на свою голову. Ему было бы вдвойне приятно, если бы я тоже влезла в такое опасное приключение.
— Хорошо, — сказал он, — так ты просишь меня об этом сейчас?
— Но я собиралась… с соблюдением всех церемоний, как этого требует Этикет.
Плевать он хотел на Этикет.
— Давай проигнорируем это старое создание!
— Но как?
— Надо его опередить. Мы оденемся в домино, наденем маски и, никем не узнанные, покинем Версаль и отправимся в Париж. На бал-маскарад.
Я смотрела на него в изумлении. Тогда он схватил меня и начал кружиться со мной по комнате. Столь смелый план захватил меня и невероятно взволновал. Как это забавно! Наплевать на Этикет! Уехать в Париж тайно, до официальной церемонии, на которой все так настаивали! Почему это не пришло в голову Артуа еще несколько дней назад?
Он поцеловал мне руки чересчур пылко для деверя. Его дерзкий взгляд ласкал меня. Я решила, что надо убедить моего мужа поехать с нами.
Луи был в замешательстве. Зачем же ехать в Париж инкогнито, если совсем скоро я смогу поехать туда открыто?
— Потому что так гораздо веселее!
Он нахмурил брови, пытаясь понять, какое веселье я в этом нахожу. Милый Луи! Ему было так же трудно понять, чем эта авантюра так привлекает меня, как мне — почему ему так нравилось пачкаться штукатуркой или разбирать замки.