Исповедь королевы
Шрифт:
Это было одно из самых волнующих событий в моей жизни. Я была по-настоящему счастлива. У меня было прекрасное чувство, что все идет хорошо. Наконец мы прибыли в Тюильри, где должны были обедать. Толпа, заполнившая сад, была еще больше, чем те, что я видела до сих пор.
Не успели мы войти внутрь, как люди начали вызывать нас.
Мсье де Бриссак сказал:
— Они не успокоятся до тех пор, пока вы не покажетесь им.
— Тогда я так и сделаю, ведь я не могу разочаровать народ Парижа! — ответила я.
Мы вышли на балкон. Увидев меня, люди, собравшиеся в саду, закричали, приветствуя свою дофину и желая ей долгих лет жизни. Я стояла, улыбаясь и кланяясь, и чувствовала себя очень счастливой.
— Мы обожаем ее! — кричали они. — Она
Я была так счастлива! Я очень страдала от критики со стороны моей матушки и Мерси, поэтому так нуждалась в поддержке! И здесь я получила гораздо больше поддержки, чем где-либо.
— О, дорогие, дорогие мои люди, — кричала я, — Как я люблю их! Mondieu [41] , какие толпы! Сколько же их пришло сюда!
41
Боже мой! (фр.)
Мсье де Бриссак улыбался, стоя рядом со мной. Потом он поклонился и сказал:
— Мадам, я надеюсь, мсье дофин не обидится, но там, внизу, стоят двести тысяч человек, которые влюблены в вас!
Я заверила его, что это самое восхитительное событие за всю мою жизнь.
Париж принял меня от всего сердца, и я тоже приняла Париж от всего сердца.
Я вернулась в Версаль словно во сне. Мне казалось, что я все еще слышу аплодисменты и комплименты.
Король пришел послушать, как прошла моя поездка. Я боялась, что, если расскажу ему о том, как меня принимали, он опечалится. Ведь я поняла значение этих неистовых приветствий. Те люди, которые приветствовали меня и моего мужа, не стали бы приветствовать короля. Они ждали его смерти, потому что ненавидели его. Людовик, которого когда-то называли Многолюбимым, стал теперь Людовиком Ненавистным. Как это было печально для него! Но он, казалось, не обращал на это внимания.
Он взял мои руки и поцеловал их.
— Я слышал, это был триумф, — сказал он.
— Ваше величество, вы рады этому?
— Я бы отрекся от них, если бы они не проявили достаточно хороший вкус и не встретили вас с обожанием.
Ох уж эти французы! Как хорошо они умеют скрывать свой холодный цинизм под цветистыми словами!
Все еще пребывая в торжественном настроении, я села и написала письмо матушке.
«Дорогая матушка! Невозможно описать тот восторг и ту любовь, которые выказал нам народ… Как мы счастливы, что с такой легкостью завоевали его дружбу! Я знаю, насколько эта дружба драгоценна, глубоко осознаю это и никогда об этом не забуду!»
Я радовалась, когда писала матушке свое письмо. Теперь она будет знать, что я вовсе не обманула ее надежды, как она, казалось, иногда думала. Возможно, Мерси не одобрял многого из того, что я делала, зато народ Парижа с первого взгляда совершенно ясно выказал мне свое одобрение.
Какой счастливой я себя чувствовала, когда ложилась в постель в ту ночь! Мой муж лежал рядом со мной и крепко спал. Церемония утомила его, в то время как меня она только возбудила.
Дни скуки подошли к концу. Париж подсказал мне новый образ жизни, и я едва могла дождаться, чтобы начать вести его.
Привлекательный незнакомец
Sa figure et son air convenaient parfaitement a un heros de roman, mais non pas d’un roman francais. [42]
Мадам дофина разговаривала со мной в течение долгого времени, а я так и не узнал ее. Наконец, когда она открыла, кто она такая, все столпились вокруг нее, и
42
Его фигура и весь его вид подходят для того, чтобы он мог называться героем романа, но только не французского (фр.).
Несколько месяцев спустя после моей поездки в Париж Артуа женился. Его невеста была сестрой Марии Жозефы. Их отец, Виктор Амеде, король Сардинии, конечно, хотел, чтобы мужем одной из его дочерей стал дофин, поэтому сестры были в обиде на меня.
Новая невеста, Мария Тереза, была даже еще более безобразной, чем ее сестра. Единственной ее запоминающейся чертой был нос — и то благодаря его необычной длине. Рот у нее был огромный, глазки маленькие, вдобавок она слегка косила. Мария Тереза оказалась очень маленького роста и к тому же была совершенно лишена грации. Король ясно показал, что находит ее отталкивающей. Что касается Артуа, он не показывал своего разочарования, а вел себя так, как будто все это было ему безразлично. Мария Тереза, казалось, постоянно хотела спрятаться от всех, и он ей в этом не мешал, тем более что у него уже была любовница — очень красивая женщина, гораздо старше его самого, по имени Розали Дюте, дама, которая прежде служила герцогу Шартрскому в том же качестве, в каком теперь она служила Артуа.
Подобное отношение Артуа к женитьбе всех забавляло, и никто особенно не жалел бедную маленькую невесту. Всеобщее сочувствие было отдано Артуа. Ведь он в конечном счете оказался достаточно несчастен, получив такую уродливую жену.
В то время в Версале были характерными высказывания типа: «Получив расстройство желудка от gateau de Savoie [43] , принц уехал в Париж, чтобы отведать Du the [44] ».
Я была одной из тех немногих, кто пожалел Марию Терезу, и делала все, что могла, чтобы стать ее подругой, но она была очень неприветлива и груба со мной.
43
Савойских пирожных (фр.).
44
Чаю (фр.). По-французски слово «чай» звучит, как «дю те», что созвучно с именем любовницы Артуа — Розали Дюте. — Прим. ред.
В то время я наслаждалась жизнью так, как никогда прежде, с тех пор как приехала во Францию, поэтому не особенно нуждалась в дружбе моей невестки. Принцесса де Ламбаль стала моей близкой подругой, и мы болтали с ней так же, как когда-то с Каролиной. Впервые у меня было ощущение, что нашелся человек, сумевший хотя бы частично заменить мне мою сестру.
Однажды выпал снег, и мне вдруг показалось, да так ясно, что я снова нахожусь в Вене. Как-то раз я нашла в конюшнях Версаля старые сани. Принцесса была со мной, и я рассказала ей о том, как мы веселились в Вене и как для Иосифа привозили снег с гор, если его не было внизу, потому что он очень любил кататься на санях.
— А почему бы нам не покататься? — внезапно воскликнула я. — Не вижу никакой причины, которая могла бы помешать нам. Вот сани, а вот — снег!
Я приказала конюхам приготовить сани и запрячь в них лошадей, и мы с принцессой выехали на прогулку.
Мы поехали в Париж — как всегда, в Париж. Как весело было мчаться по дороге! Наконец мы достигли Булонского леса.
Стоял ужасный холод, но мы были закутаны в меха, и только приятное пощипывание кожи лица говорило, как наши лица зарумянились от мороза.