Исповедь королевы
Шрифт:
— Все точно как в Вене! — воскликнула я. — А ты напоминаешь мне мою дорогую сестру Каролину.
Но в действительности все было совсем не так, как в Вене. Там повсюду было много саней, и это был единственный способ путешествовать зимой. В Булонском же лесу наши сани были единственными, и мы не путешествовали, а просто, казалось, играли в какую-то игру. Люди приходили посмотреть на нас, и они почему-то не были похожи на тех, что приветствовали меня в своем городе летом. У этих людей были озябшие, посиневшие лица, они стояли, дрожа от холода, и контраст между ними, закутанными в какое-то тряпье, не спасавшее их от холода, и нами, одетыми в меха, был разительным. Я чувствовала
Через некоторое время после поездки в мои апартаменты пришел Мерси. У него был строгий вид.
— Ваше новое развлечение пришлось не по вкусу парижанам, — сказал он.
— Но почему?
— Такие удовольствия здесь не поощряются.
— Ох, опять этот этикет! — проворчала я.
Но это было больше, чем просто этикет, и мне пришлось уступить.
Пришел конец нашим прогулкам на санях.
Напряжение в королевском семейном кругу, усилившееся после прибытия супруги Артуа, постоянно росло. Обе сестры объединились в своей неприязни ко мне, а мои девери — в своих честолюбивых устремлениях. Из двух братьев граф Прованский был гораздо более честолюбивым. У его жены, Марии Жозефы, не было никаких признаков беременности. Говорили, что он так же, как и дофин, страдал бессилием.
Мерси предупредил меня о «маленьких утонченных проделках» моего старшего деверя, но, так как он постоянно о чем-нибудь предостерегал меня, я не обратила на это особого внимания. Однако теперь даже я, склонная к тому, чтобы не замечать неприятностей и постоянно находить новые развлечения, не могла не видеть растущего напряжения во взаимоотношениях между братьями.
— Прованс честолюбив и всеми способами добивается того, чтобы стать самым влиятельным членом семейства, — говорил Мерси. — Я напишу императрице и расскажу ей об этом. Мне редко приходилось видеть такого молодого и в то же время такого амбициозного человека.
Его честолюбие переросло в ненависть к моему мужу. Мы, все шестеро, часто проводили время вместе. Этого требовал этикет. Однажды мы находились в апартаментах графа Прованского, и мой муж стоял возле камина. На каминной доске красовалась прекрасная фарфоровая ваза. Граф Прованский коллекционировал изящную фарфоровую посуду. Мой муж давно уже был очарован этим видом искусства, и я, наблюдая за ним, в шутку спросила, не собирается ли он оставить свое увлечение кирпичами и замками ради увлечением фарфором.
Он вполне серьезно ответил, что ему было бы интересно заняться этим.
Так как руки Луи не были созданы для того, чтобы входить в контакт со столь изящными фарфоровыми предметами, граф Прованский очень беспокоился за сохранность своей вазы.
Я видела, как он наблюдает за Луи, и, смеясь, обратила внимание присутствующих на его беспокойство. Но графу Прованскому было не до смеха, и он продолжал нервничать, держа руки за спиной, чтобы никто не видел, как он сжимает кулаки от ярости.
И вот… это случилось! Ваза упала на пол и разбилась на мелкие кусочки. В этот момент я поняла, как сильно граф Прованский ненавидит дофина. Он подскочил к нему. Луи, захваченный врасплох, рухнул на пол. Мой муж был грузным, и, когда он упал, я в тревоге закричала. Граф Прованский навалился на него, его руки сжимали горло Луи, но тому удалось высвободиться, и они покатились по полу. Оба вели себя так, будто хотели убить друг друга. Сестры стояли и безучастно наблюдали за ними. Но я не могла оставаться в стороне. Я подбежала к ним и стала тянуть мужа за одежду, крича, чтобы они прекратили драку.
Когда муж заметил, что
— Осторожно! Не порань Антуанетту!
Мои руки были в крови из-за царапины, которую я получила в этой свалке. Вид крови отрезвил их обоих.
— Ты ранена! — воскликнул мой муж, тяжело поднимаясь на ноги.
— Это ничего, но я умоляю тебя, не будь больше таким глупым!
Оба они были сильно смущены и пристыжены, потому что дали волю своему гневу из-за такого пустяка. Мой муж попросил прощения за свою неловкость, а граф Прованский — за то, что проявил несдержанность. Но сестры продолжали перешептываться между собой. Они считали, что я просто хотела привлечь к себе внимание, когда бросилась разнимать их, притворившись такой обеспокоенной, из-за чего и получила царапину.
Как трудно было относиться к этим девушкам дружелюбно! Но я была миролюбивой по натуре и не могла поверить, что они действительно испытывают ко мне неприязнь. Мне все время хотелось доставить им какую-нибудь радость. В конце концов, рассуждала я с принцессой де Ламбаль, нет ничего удивительного в том, что они такие неприветливые. Как бы мы чувствовали себя, если бы выглядели так, как они? Несчастные уродливые маленькие создания!
То, что король так очевидно оказывал мне предпочтение, нисколько не облегчало мою жизнь. Когда мои невестки узнали, что он приходит ко мне позавтракать и даже сам готовит кофе, они пришли в ярость. Мария Жозефа, будучи очень хитрой, не показывала этого, зато ее младшая сестра не могла скрыть своих чувств. Тетушки постоянно старались посеять раздоры между нами, но я отказывалась их слушать. А мои невестки, я уверена, слушали их.
Король знал, что я люблю театр, и распорядился, чтобы каждые вторник и пятницу для нас играли комедии. Я была в восторге от этого и всегда присутствовала на спектаклях, чтобы аплодировать актерам. Но больше всего я мечтала сама играть на сцене и лелеяла мысль поставить спектакль в своем кругу.
— Если об этом узнают, нам запретят играть, — сказал граф Прованский.
— Значит, об этом не должны узнать, — возразила я.
Это была прекрасная идея, потому что, пока мы разучивали свои реплики и готовили декорации, мои невестки забыли о своей ненависти ко мне. А я была так счастлива — ведь мне предстоит играть на сцене! — что забыла обо всем на свете.
Я нашла несколько одноактных пьес. Иногда наши амбиции достигали таких высот, что мы даже замахивались на Мольера. Никогда не забуду, как играла Като в пьесе «Les Precieuses Ridicules» [45] и как самозабвенно, всем сердцем отдавалась своей роли! Я любила всех, когда играла на сцене. Участие в спектаклях выявило лучшие качества моего деверя графа Прованского. Он мог выучивать реплики с чрезвычайной легкостью. У него был настоящий талант к игре в комедиях. Я обнимала его за шею и кричала: «Да ты же просто изумительный! Ты играешь роль, как в жизни!» Он был очень доволен и в такие минуты был совсем непохож на того мрачного молодого человека, который имел зуб на судьбу за то, что она не сделала его дофином. Артуа, конечно, тоже любил играть, даже мои невестки получали большое удовольствие от наших репетиций. У них было такое необычное французское произношение, что на нас временами нападали приступы неудержимого смеха, и сестры, как ни странно, с удовольствием тоже смеялись вместе с нами.
45
«Смешные жеманницы» (фр.) — комедия Мольера.