Исповедь мадам прорабши
Шрифт:
Когда морозы становились посильнее, то нас уже не очень-то отпускали на горку, и тут было другое занятие: рыли в снегу «катакомбы». Снега было столько много, что сугробы наметало выше крыши частных домов, и тогда мы катались с этих самых крыш, как с горки, стараясь «впечататься» во вход «катакомбы»; иногда так «впечатаешься», что собакам не «под силу» нас вытащить без помощивзрослых, хотя санки были нами же оборудованы «противоударным устройством». Очень часто мы ходили с «фонарями» и «подфарниками», которым ничего не помогало: ни «холод» в виде прикладывания льда, ни травка «Бодяга», зато малышня с откровенной завистью и подробнейшими расспросами желали узнать: в каких это «баталиях» мы заполучили такие обширные синяки.
В снежных «катакомбах» было намного теплее и совсем не слышно звука (хоть заорись– никто тебя не услышит).Вот уж тут действительно без собак никак нельзя! Они нам помогали вывозить снег из ходов в оцинкованных
Летело времечко также быстро, как «с горки вниз». У нас в семье появился пятый ребенок, и как многодетной семье дали разрешение на строительство собственного дома.
г. Покров, 2017год.
Максимова В.И.
СТРОИТЕЛЬСТВО ДОМА.
Шел конец 1954 года, до получения разрешения на строительство собственного дома оставалось чуть больше полутора лет. Отец решил «нахалом», то есть без всяких разрешающих бумаг строить временное жилье на огороде (впоследствии именуемое «времянкой») в виде небольшого домика размером три на четыре метра,– это двенадцать квадратных метров всего для такой семьи из шести человек, чтобы выбраться со своей «оравой» (детьми) из этого «ада» (так называл отец «развеселую» жизнь в бараке); «если что –раскатать недолго по бревнышку на дрова»,– заключал он в разговорах на эту тему.
У нас было два огорода под картошку, тоже приобретенные «нахальным» способом. Была б моя воля, поставила бы огромный памятник Картошке: сколько спасла людей от неминуемой голодной смерти. Один огород был у «строгалюшки», где отец работал от столярки. Это заведение было знаменито тем, что все, кто работал в нем, были беспалыми; отец тоже не был исключением. Там стояли два строгальных станка по дереву «пятьсот японского» года выпуска, на которых не соблюдался ни один пункт по технике безопасности «по защите валов с ножами»,– тут не только пальцы а всю руку может отхватить. Второй огород был «захвачен» на пустыре против того собственного дома, который «проели» в войну, «чтобы она провалилась…!»
Вот на этом-то огороде и задумал отец строить «времянку», теплую с печкой, как положено для проживания зимой. Дрова для печки заготавливали только зимой по выходным дням (один день в неделю– в воскресенье). В эту зиму решено было родителями заготовку леса на сруб «времянки» приурочить к заготовке дров.
Ну, а пока мы живем всей семьей в бараке, но в «плане» нашего поведения в школе произошли кое-какие изменения: меньше стали «срывать» уроки, очень «полюбили» физкультуру, что учителям пришлось изменить расписание: вместо пяти уроков в неделю сделали три, но по два часа в конце смены, чтобы сразу уходили домой; уже практически перестали ходить на горку, все больше стали налегать на лыжи, каждый старался иметь свою пару. Придумывали разные пропитки и мази (для лучшего скольжения) с пропаркой в котельной при шахтерской бане. Чаще стали ходить драться «улица на улицу» с соблюдением всех неписанных законов и правил «драки»: «лежачего не бьют, задние мослы (ноги) в «ход» не пускать, только тело и чистые кулаки. В случае нарушения правил стойко выносить назначенное наказание (двадцать отжиманий на руках). Допускались хитрость, верткость, обман, выдумка. Никто такого наказания не выдерживал, и в большинстве случаев соблюдали правила. Очень часто драка-игра превращалась в смехопанораму или в одну хохочущую свалку из-за умопомрачительных, манипуляционных телодвижений выдумщиков, и особенно, когда промажешь. В драках-играх мы – девчонки еще могли принять участие, а вот когда «нашенские» ребята дрались с «фэзэошниками» (ФЗО– фабрично-заводское обучение), их привезли осенью на два года обучения, тут было все на полном «серьезе». Мы, как на концерте, внимательно следили за первыми признаками «кровопролития», то есть когда на любой стороне враждующих начинают появляться штакетины, выдернутые из забора или что-то в этом роде; металлического ничего «днем с огнем» не найдешь,– металлолом мы же, школьники, собирали часто и чисто. Наша девчоночья «миссия» заключалась в том: создать две «кучи-малы» и связать самых задиристых– так что мы были уже вооружены веревками, «удавками» (веревка в виде петли), ремнями, вожжами (их у нас было полно, так как лошади работали везде и даже в шахте. Стойла были на конном дворе).Чаще всего такие стычки происходили возле пивнушки с романтическим названием «Голубой Дунай».
Приближался Новый 1955 год!
Мы уже восьмиклассники-комсомольцы. Для нас навсегда закончились пионерские сборы, разного вида слеты, походы с учителями по изучению «Родного края». Для отца я была «девкой с характером бешеной собаки». С той поры, как я начала ходить с матерью на заготовку дров, он меня не драл, наверное,
В эту зиму произошла заминка по заготовке дров, из-за «времянки»: ходили слухи, что разрешат строить собственные дома при рождении третьего ребенка. Отец не знал, что делать? Может заготовить лес сразу и на «времянку» и на дом? Уже канун Нового Года, а ясности нет никакой.
Мы любили этот праздник, хлопот у всех было «хоть отбавляй». Только в школе ставили одну елку, привезенную из леса, украшали ее самодельными игрушками в виде толстых конфет с начинкой из сухарей, полувареных гороха и бобов, самодельного печенья (если у кого было) и паренок (это репа, нарезанная кусочками, распаренная в «русской печке», а затем высушенная,– получалось что-то вроде «кураги»). После праздника елка оставалась ободранной, – и разбирать не надо. Конфетти делали «дыроколом» из плотной цветной бумаги и обложек журналов. В других местах и в домах елок не ставили (с этим «делом» было очень строго). Новогодние костюмы фантазировали и шили сами из «обтира»(отходы текстильной промышленности).Старшеклассники ставили небольшие пьесы, в основном смешные, собственного сочинения,
типа: «Урок немецкого языка»:
Колокольчик раздается,
Немка в тапочках несется,
Забегает в пятый класс:
«Вас ист дас? Кишки выдеру из вас,
На стол завалю,
Танцевать заставлю,
На второй год оставлю.
Или:
Светит зоне через фенстер
Прямо на дер тышь
На дер тышь сидит ди катце
И глотает мышь.
Да, в ту пору оповещали с урока и на урок колокольчиком, с ним выходили на улицу, так как вовремя перемены старались ни одной секунды не находиться в здании самой школы.
Учителя действительно ходили в обуви на мягкой каучуковой подошве, чтобы не стучать каблуками; иногда даже не слышали, как заходили учителя в класс, когда мы были все возбужденные и «на ушах».
Декорации были самодельные, собранные «наспех». Во время представления что-то падало, отваливалось, могли развалиться табуретка или какая-нибудь лавка, сбитые стекольными гвоздями из тарной дощечки.
Действующее лицо оказывалось кверху ногами, кувыркаясь, из «драмы» переходило в «акробатический этюд», и не поймешь: то ли так задумано постановщиком, то ли это случайность, но все выглядело натурально и правдоподобно. Принимали участие в концерте хоровой и танцевальный кружки со своими программами. Елка и концерт проходили в спортзале, оборудованном одним «козлом» и десятью матрацами, обшитыми черной тканью, вместо «матов». Впоследствии, когда пошла в девятый класс, спортзал принял надлежащий вид: летом 1955 года отец с четырьмя столярами, за счет шахты, сделали «Шведскую стенку», бум, брусья, укрепили потолок, подвесили кольца и канат. Вместо подарков работал наш школьный буфет (учились в две смены), где можно было купить за чисто символическую цену: (за пятьдесят копеек на старые деньги, как в современных магазинах– все по одной цене и опять же за счет шахты) пирожок с ягодной начинкой, школьную булочку, морковную котлету, стакан «морса» или другого ягодного напитка, кусок пирога с картошкой и жареным луком, манный или пшенный биточек. (Деньги сменились в 1961 году).
После новогодних каникул, на свой «страх и риск» и из-за общего уважения к отцу, лесничий выделил делянку, но с условием: чтобы выпилить ее, как под просеку, то есть подчистую, вплоть до кустарника, и сделать санитарную очистку (очень жаль, что такой порядок не сохранился до наших дней; деньги там выплачивались небольшие, но без санитарной очистки ни дрова, ни лес не вывезешь). Отец действительно был уважаемым человеком, когда его привозили пьяного вместе с мотоциклом на самосвале– это надо было видеть, как его бережно «выгружали». Работал он столяром, но его называли «краснодеревщиком», модельщиком, мебельщиком, так как он единственный на весь поселок мог делать мебель: буфеты, горки для посуды, столы на точеных ножках, стулья, всевозможные ширмы, кровати с пружинными матрацами и точеными шишечками, комоды, платяные шкафы, лавки, скамейки, сундуки, филенчатые двухстворчатые двери, табуретки, если у кого-нибудь в поселке что-то сохранилось из мебели тех лет, то это «его рук дело»; кстати, я на память сохранила две табуретки (правда, осталась одна, на другую упали гаражные металлические ворота, – треснуло сиденье, выполненное из кедра). Вот это качество! Ни одна современная табуретка не выдержала бы такой ударной нагрузки. Зато красиво!.Ах, как же мне надоела шлифовка и пришлифовка сопряженных поверхностей, может быть, по этой причине я осталась равнодушной к мебели. Расчет же за сделанную мебель был один, в современном изречении «жидкий доллар»в виде осветленной браги, самогонки «первака 700» и «жениха-холостяка» (неразведенный спирт, продаваемый в государственных магазинах в чекушках с синей наклейкой «Питьевой спирт», градусы не помню). Этого «добра» было –хоть залейся!