Исповедь мадам прорабши
Шрифт:
В это же лето 1955 года мы всей семьей перебрались из барака во «времянку». Перебрали и поставили баню, стайку с сеновалом, приобрели корову и куриц. Сколько было радости от такого простора, было где читать книги, в основном, на сеновале, а читала я много, наверное, оттого, что не давали читать– «запретный плод всегда сладок». С коровой добавилось работы: покос, надо было больше таскать воды из колодца за сто метров. Разрешающих бумаг на строительство дома как не было, и нет.
Отец, посовещавшись с мужиками, решил строить дом: «Будь, что будет. Неужели хватит совести выгнать из «времянки» с такой семьей?» А могли бы выгнать и очень
В нашей ребячьей компании добавились ребята постарше, среди них были трое, владеющие музыкальными инструментами. Так появились у нас гармонь-двухрядка, баян и аккордеон, от которого просто «сходили с ума».
Днем, пока светло, играли в «лапту», в «волейбол»; вечером пели песни и плясали под частушки. Устраивали «перепляс» – кто кого перепляшет. Некоторые ребята могли плясать больше одного часа, но только с кем-то в паре, в течение часа участник «перепляса» мог сменить до пяти –шести партнеров или партнерш под задорные частушки или прибаутки.
В это же лето начали пробовать «ходить» на танцы в парк под духовой оркестр, который располагался на сцене под круглой крышей в виде одной раскрытой створки «ракушки». Сама танцевальная площадка была огорожена и сделана из длинных досок толщиной пятьдесят миллиметров – «пятидесятка», (для строителей это понятно) и шириной триста пятьдесят миллиметров, но без «шпунта и гребня», получался пол с «провесами».
Вот какая-нибудь пара, да еще под «мухой» (чуть-чуть выпивши) начинает кружиться в «вальсе» и может запнуться об этот самый «провес». Из-за неустойчивости начинаются непредсказуемые движения. Пара даже может упасть, здесь и происходит самое смешное со всеми двусмысленными подсказками и советами, а нам того и надо, лишь бы от души похохотать. Оркестр продолжает играть, нас же выгоняют с танцплощадки со словами: «Малы еще ходить на такие танцы!» Больше всего и бегали на танцы из-за этих смешных сцен.
Впоследствии все-таки сделали строганный и шпунтованный пол на танцплощадке из «сороковки» (40 мм) по «черновому» полу (грубый, не строганный пол). Почему бы сразу не сделать такой пол?– Да, тогда бы и не было смешных сцен, а теперь есть что вспомнить.
Девчат и молодых женщин всегда не хватало на танцах, поэтому они были «нарасхват».Остальные парни, кому не доставалась «дама» отходили в сторону ограждения танцплощадки, но ненадолго.
Со словами: «Хватит, натанцевался!» парень бесцеремонно мог подойти к любой паре и если «дама» не возражает, мог отбить ее. Если отбить «даму» не получалось, то оба парня уходили за ограждение танцплощадки и там выясняли на кулаках: «Кто в доме хозяин?». «Дама» одна не оставалась, ее тут же подхватывал другой свободный парень и так далее. Пока те парни «выясняли» отношения, «дама» вдоволь натанцуется. Когда мы стали постарше и уже не бегали на танцы, а ходили, то нам было лестно и даже приятно, что парни за нас дерутся, как самцы «за право на любовь».
Кончилось лето, наступил новый учебный год «и пошло, и поехало»: школа, вода, чистить стайку и вывозить на огород навоз, уборную (все удобства на улице, слово «туалет» еще не знали), уроки; если позволяет погода, и на улице еще светло– любимая игра «лапта». Книги в переплете и без, рукописи без авторов(страницы которых сильно потрепаны переписывала химическим
В конце лета мужики залили фундамент, завалили сырыми опилками, оставили на зиму, приступили к заготовке сруба. Хожу злая, охота побегать, не пускают,– скорей бы уж наступила зима: лыжи, собаки, Новый год (1956г).
За зиму научилась доить корову, освоила весь инструмент у отца вплоть до ножовки «Наградка» (в настоящее время нигде не применяемая). К концу зимы был уже готовый сруб дома и сеней. Мужики отвезли лес в столярку, предназначенный для пола, перегородок, потолка, стропил и тесовой крыши. Рамы, двери и крыльцо отец делал сам. Мама, уже заметно, в «интересном положении».
Меньше, чем через месяц привезли весь готовый пиломатериал. Мужики раскатали помеченный сруб и приступили к сборке дома на уже готовый фундамент. За весну дом собрали полностью, на шкантах в углах, только без отделки и печки.
После Майских праздников мы всей «оравой» перетащились в дом. В мае же местным печником была сложена «русская» печка, которую за лето надо было хорошо просушить, а в июне в семье появился пятый ребенок, с появлением которого меня уже было не убедить в том, что детей находят в «капусте», так как мама родила сестренку в огороде, в борозде, при родах которой я принимала непосредственное участие.
Наконец-то отец получил разрешение на строительство собственного дома. А мы уже в доме! Если бы не «нахальство» отца, мы бы еще полтора года «загорали» в бараке. Вот тогда я уже понимала, что «без бумажки ты букашка». Ведь столько народу жило в этих бараках, в таких ужасных условиях и столько же много было желающих строить собственные дома– но нельзя!
Мама с отцом и маленькой сестренкой жили во «времянке», а мы четверо детей– в доме. Вот так решался вопрос «демографии». Женщин превратили в родильных машин, а чтобы «не плодить нищету», аборты были запрещены. Сколько погибло женщин от подпольных абортов? Таких данных ни одна статистика не предоставит. Мужчины платили налог за бездетность (в народе говорили: «Налог на яйца»). В ту пору «ходил» такой анекдот про беременных женщин: «Спереди пятилетний план, сзади пьяный Иван».
Со строительством этого дома мне пришлось пройти весь технологический курс строительства от «нуля» до «коньковой отметки». Отец утверждал: «В любом доме главное – основание, фундамент и крыша– остальное ерунда». Нет, как оказалось на самом деле,– далеко не ерунда. На мои плечи взвалили конопатить стены, полностью внутреннюю отделку в доме и плюс вся остальная домашняя работа, а она не уменьшалась, только прибавлялась.
В это лето я последние два раза ходила в поход. Девчонки, такие наивные, превращались в «красивых девочек» (именно так называли нас парни постарше), а ребята одноклассники становились парнями.
Наступил последний учебный год, перестали бегать по партам, драться книгами. Поздней осенью отплясали последний «перепляс», проводили старших парней в Армию. Не стало в улице музыки,– «тоска зеленая», даже не хочется встречать Новый Год (1957), но никуда не денешься, все-таки десятый класс! Даже отец почему-то присмирел, перестал «куражиться». К чему бы «это»?
И «это» вскоре состоялось в разговоре с отцом:
–Не пора ли тебе устраиваться на работу?
–А как же школа? Осталось всего полгода.