Исповедь мадам прорабши
Шрифт:
– Ну и че, пойдешь в ШРМ (школа рабочей молодежи, только что открывшаяся в поселке).
– Ну и куда же?
– На стройку!
Меня это известие ошарашило так, как если бы ударили обухом топора по башке. Тогда бытовало мнение, что идти работать на стройку –это самое распоследнее дело, хуже уж некуда. Все мечтали о профессиях, связанных с космосом. (Осенью 1957
–Вот уж «фигушки», пока не закончу десятый класс, никуда не пойду!
Не дашь– убегу из дома!– конкретно и зло ответила ему.
Немного охладев, подумала: «Ведь и правда,– после школы куда?» Об этом как-то и не думалось. Вопрос встал «ребром»:«Кем быть?»
г. Покров, 2017г.
Максимова В.И.
Кем быть?
Как же может одно только слово перевернуть все с «ног на голову». Если бы отец, как-то по-другому и совсем другим тоном обошелся со мной, было бы все иначе. Все уже свершилось и я, затаив обиду, замкнулась в себе: -это что же выходит, отцу было все равно, учусь я или нет, а как «назло» я хотела учиться; что же, в случае чего, мне не будет никакой поддержки. Так оно и получилось в будущем.
Да, я знала, что мы живем бедно, что одну и ту же тряпку перешивала мать по несколько раз (хорошо еще выручала швейная машинка). С питанием, если бы ни корова и картошка, было бы куда хуже. В общем, какие только мысли не лезли в голову. Если бы знала, что так сложатся дела, я бы могла уйти после восьмого класса работать на шахту в рудоподъемку, и к описываемому периоду была бы на «собственных ногах» и ни от кого бы не зависела, и «черт бы мне был не брат», а теперь же я оказалась в реальной жизни: что получала гроши, работая каждое лето на посадке леса и то, что ходила на покос за десять километров, и то, сколько вывезла говна с такой семьей, и то, сколько сделано дел, связанных со строительством «времянки» и дома; одной только воды перетаскано– одному Богу известно,– и все это
Так я «костерила» всех и вся, пока не успокаивалась рядом с любимейшей собакой по прозвищу «Шарик», оказавшейся в последствии «Шарой». Эта псина отлично знала и чувствовала, в каком настроении я нахожусь, если мне было плохо, и когда хотелось не реветь, а по-волчьи выть, я садилась на крыльцо близко к ней. Она ложила свои мохнатые лапы мне на плечи и так смотрела мне прямо в глаза, чуть-чуть поскуливая, как бы успокаивая, что от такой деликатности мне казалось: все-таки, собака в сто раз лучше человека. Когда в доме никого не было, (а это случалось редко), и только одним жестом приглашаешь ее в дом, то тут, не было конца радости: «улыбка», да, да, именно «улыбка» отражалась на ее (так хочется сказать на ее лице) морде. Зато лучшим куском делишься с ней; поверьте, это так приятно, не описать,– ломоть ржаного хлеба с дырками и хрустящей корочкой, обмакнутого в молоко. Сама-то я могу съесть просто кусок ржаного хлеба (в то время его «черным» не называли), посыпанный солью и чуть-чуть накапанный растительным маслом. Только в кругу преданных собак можно отойти от такого препротивного душевного состояния, чтобы не «застрелиться». Заступил в свои права 1957 год. В новогодние каникулы решила предъявить всем своим домочадцам определенные требования (ну, значит «санкции», как нынче выражаются): на елку в школу не пошла «за неимением времени», да особо никто и не звал, кому какое дело до моих душевных потрясений? К конопатке стен в доме «близко не подхожу». Отделка в доме «пусть подождет до лучших времен». Посуду мою только после себя и мамы, ставлю ее на «горку» на самый верх, чтобы «мелочь пузатая» не могла дотянуться. Баню топлю только на неделе для себя, мамы и сестренки (а так топили каждую субботу, в воскресенье стирали).
Конец ознакомительного фрагмента.