Исповедь
Шрифт:
В середине марта 1909 года Волошин возвращается из Парижа и ненадолго останавливается в Петербурге по пути в Коктебель. Их встречи возобновляются.
Тогда же происходит вторая встреча Дмитриевой с Гумилевым. Начинается период их близких отношений. Дмитриева пишет в «Исповеди»: «Мы стали часто встречаться, все дни мы были вместе и друг для друга. Писали стихи, ездили на „Башню“ и возвращались на рассвете по просыпающемуся серо-розовому городу. Много раз просил меня Н. С. выйти за него замуж, никогда не соглашалась я на это; в это время я была невестой другого, была связана жалостью к большой, непонятной мне любви. В „будни своей жизни“ не хотела я вводить Н. С.».
Среди любовной лирики Гумилева того времени, обращенной к женскому анонимному адресату, есть два
12
Долгое время все любовные стихи Гумилева периода его отношений с Дмитриевой было принято считать адресованными Ахматовой, поскольку это мнение в значительной степени было создано самой Ахматовой. Гумилев окончательно расстался с Дмитриевой за месяц до того, как 26 ноября 1909 г. сделал предложение Ахматовой. Стихотворения «Поединок» и «Царица» были написаны до разрыва отношений с Дмитриевой и вполне вероятно, что они были обращены именно к ней, а не к Ахматовой. М. Д. Эльзон в академическом издании стихов Н. Гумилева указывает только одно стихотворение этого периода, где адресатом может быть не Ахматова, а Дмитриева — «Царица», потому что Е. Я. Архиппов специально выделил это стихотворение в машинописном сборнике стихов Черубины де Габриак как обращенное к Дмитриевой. См.: Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Серия Библиотека поэта. Л. Сов. писатель, 1988 г., с. 556. Стихотворение «Поединок» написано незадолго до «Царицы» и начинается со слов: «В твоем гербе — невинность лилий». «Белые лилии» также как «луна», «влажный», «холодный», «ночь», «печаль», «молчанье» и т. д. — характерные образы поэтического языка Дмитриевой. См. позднее стихотворение Волошина, посвященное Дмитриевой «Я полуднем объятый»: «…Мне враждебны рабыни/ Смертно важной Луны / Запах лилий и гнили /И стоячей воды /Дух вербены, ванили / И глухой лебеды.» По своему сюжету «Поединок» мог отражать сложные отношения между Дмитриевой и Гумилевым, о которых Дмитриева пишет в «Исповеди». Необходимо также учитывать, что атрибуция стихов Гумилева осложняется тем, что поэт впоследствии желал скрыть историю своих отношений с Дмитриевой после ссоры и дуэли с Волошиным, о которой пойдет речь позже. Кроме того адресатом многих стихов Гумилева мог быть и собирательный образ женщины.
Отношения с Гумилевым и Волошиным явились своего рода катализатором в профессиональном самоопределении Дмитриевой как поэтессы. Она предпринимает первые попытки печататься. В марте 1909 г. в журнале «Вестник теософии» выходит ее первая печатная работа под псевдонимом Е. Ли — перевод с испанского «Октавы Святой Тересы». Однако по ряду причин собственные стихи она в то время не печатала. Трудность состояла не только в том, что начинающему поэту всегда сложно завоевать свое место в литературном мире. Дело в том, что до 1909 года поэтам символистского направления было фактически негде публиковать свои произведения. В Петербурге не было тогда символистского литературного журнала, а московские журналы «Весы» и «Золотое руно» уже угасали. Гумилев, который был еще мало известен и находился почти в таком же положении начинающего поэта, как и Дмитриева, предпринимал попытки издания собственного журнала.
Наконец, в начале 1909 года Гумилев встречает художественного критика С. Маковского и находит в его лице активного помощника в деле организации нового символистского журнала. Маковский с помощью богатого мецената М. К. Ушкова создает литературно-художественный журнал «Аполлон». В редакцию «Аполлона» входят Н. Гумилев, И. Анненский, С. Ауслендер, М. Кузмин, А. Толстой, М. Волошин и В. Иванов [13] . Таким образом, с осени 1909 года поэты модернистского направления, и Дмитриева в их числе, получают новый форум для своих стихов.
13
Подробнее об «Аполлоне» см.: Анненский И. Ф. Письма к С. Маковскому. Публ. А. Лаврова и Р. Тименчика (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 г. Л., 1978. С. 222–231); Коррецкая И. В. «Аполлон» (Русская литература и журналистика начала века: 1906–1917. Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М. 1984. С. 212–256).
Общая литературная атмосфера в это время была благоприятной для дебюта поэтессы, поскольку характеризовалась возрастающим интересом литературного мира к женскому творчеству как таковому. С начала 1900-х годов в русской литературе появляется огромное количество поэтесс. Помимо множества малоизвестных поэтесс, пишут стихи и начинают печататься такие признанные поэтические таланты как Изабелла Гриневская, Татьяна Щепкина-Куперник, Людмила Вилькина, Вера Фигнер, Глафира Галина, Елена Гуро, Аделаида Герцык, Любовь Столица, Мариэтта Шагинян, Мария Моравская, София Дубнова. В год дебюта Черубины И. Анненский в третьем номере журнала «Аполлон» поместил статью «О современном лиризме» — «Оне», один из первых в истории русской литературы обзоров, посвященных
14
Позднее о женской поэзии будут писать М. Волошин, Б. Садовской, А. А. Гизетти, С. Городецкий, В. Шершеневич, М. Шагинян, Н. Львова, В. Брюсов и другие критики. См. Волошин М. «Женская поэзия» (Утро России 1910, 11 декабря, № 323); Садовской Б. Под псевдонимом Б. Борисов в статье «Поэтессы» (Утро России. 1913, 21 сентября, № 218); Гизетти А. Три души. Стихотворения Н. Львовой, А. Ахматовой, М. Моравской (Ежемесячный журнал, 1915, № 12); Городецкий С. Женские стихи (Речь, 1914, 14 апреля, № 100); Шершеневич В. Поэтессы (Современная женщина 1914, № 4); Шагинян М. Женская поэзия (Приазовский край 1914,4 мая, № 116); Львова Н. Холод утра: Несколько слов о женском творчестве (Жатва, М., 1914, Кн. 5); Брюсов В. Я. Далекие и близкие. М., 1912 (раздел: Женщины поэты).
Более того, литературному дебюту Дмитриевой в «Аполлоне» могли содействовать ее могущественные союзники, Гумилев и Волошин, которые имели большое влияние на редактора Маковского. Таким образом, к 1909 году, Дмитриева получила, наконец, возможность опубликовать свои стихи и обстоятельства благоприятствовали ей. Тем не менее, Волошин предлагает ей пойти на мистификацию редакции «Аполлона», которая при раскрытии могла разрушить репутацию начинающей поэтессы, и Дмитриева соглашается. Возникает вопрос: почему было принято такое решение?
Одна из причин создания мистификации могла быть связана со сложной «политической ситуацией» внутри редакции [15] . Еще в период создания «Аполлона» среди участников редакции наметились разногласия, которые позже привели к разделению на «Молодую редакцию» во главе с Гумилевым, будущих акмеистов, и группу Вячеслава Иванова, второго поколения символистов, к которой был близок Волошин. Каждая группировка преследовала собственные цели и боролась за то, чтобы привлечь на свою сторону Маковского, и «младшие» пересиливали. Волошин был с символистами, хотел укрепить их новым именем и ради этого он мог предложить мистификацию Дмитриевой.
15
См. об этом: Жизнь Николая Гумилева: Воспоминания современников. СПб, 1991. С. 236.
Сам Волошин объясняет причины создания мистификации двадцать лет спустя в «Истории Черубины». Он ссылается на поверхностность художественного вкуса Маковского, который мог не понять поэтического дарования Дмитриевой и отвергнуть ее стихи: «Маковский, „Папа Мако“, как мы его называли, был чрезвычайно и аристократичен, и элегантен. Я помню, он советовался со мною: не вынести ли такого правила, чтоб сотрудники являлись в редакцию „Аполлона“ не иначе как в смокингах. В редакции, конечно, должны были быть дамы, и Папа Мако прочил балерин из петербургского кордебалета». По словам Волошина, «Лиля, скромная, неэлегантная и хромая удовлетворить его, конечно, не могла, и стихи ее были в редакции отвергнуты». Несмотря на это утверждение Волошина, неизвестно, приносила ли Дмитриева свои стихи в редакцию и вообще видел ли Маковский эти стихи или ее саму. Известно только, что Волошин переслал в редакцию выполненный Дмитриевой перевод из М. Барреса, который так и не был опубликован, а Гумилев предлагал лично передать ее оригинальные произведения.
Во всех отзывах об истории Черубины Волошин указывает, что главной причиной мистификации было отклонение редакцией стихов Дмитриевой. Это подтверждает и узнавшая о Черубине от Волошина М. Цветаева, которой такая мотивировка кажется более чем убедительной. Цветаева считала, что приземленный образ школьной учительницы повлиял не только на литературную репутацию поэтессы, но и на само ее творчество, что и заставило ее в конечном счете пойти на мистификацию как на уход от банальной обыденности в романтическую маску. Размышляя о феномене Черубины, Цветаева воспринимает конфликт между внутренним миром бедной «школьной учительницы» и возможностью свободного поэтического творчества как неразрешимо-трагический: «В этой молодой школьной девушке, которая хромала, жил нескромный, нешкольный, жестокий дар, который не только не хромал, а, как Пегас, земли не знал». При «некрасивости лица и жизни», по мысли Цветаевой, свободное самораскрытие души в творчестве невозможно; при этом некрасивость лица прямо ассоциируется со «Школьным комплексом». Чтобы ответить на вопрос, почему довод Волошина и его развитие у Цветаевой казались справедливыми современникам Черубины и так прочно вошли в легенды о Черубине, необходимо принять во внимание внелитературный контекст дебюта Дмитриевой.
То, что немаловажную роль в профессиональном успехе женщины-литератора играли ее физические данные и социальный статус, подтверждает популярный фельетон В. Дорошевича «Писательница. Из воспоминаний редактора» (1906), а также тот повседневный жизненный материал, который вдохновил автора на написание этого фельетона. Кажется, что сам сюжет фельетона иллюстрирует главный довод Волошина о причинах создания мистификации с Черубиной. Действие происходит в редакции журнала:
«— Вас желает видеть г-жа Маурина.