Исправительная академия. Том 1 и Том 2
Шрифт:
— Что с вами? — ничего не понимая, спросила Феодора. — Вы в порядке?
— Да, — сухо ответил я и поднялся. — Только, кажется, мне все-таки придется сегодня же собрать чемодан.
Глава 11
Почему-то в Извару домашние отправляли меня как на войну.
То ли дело было в осознании, что теперь всем нам пришлось разделиться, то ли после кончины старого князя старшие Оболенские решили позволить себе более эмоциональное прощание. В первый раз, когда меня высылали на ладожский остров,
Но тогда и ситуация была совсем иная. Тогда все Оболенские были уверены в том, что нашему благополучию ничто не угрожало.
— Матушка, ну полно вам плакать, — участливо проговорил я, когда она потянулась за третьим носовым платком. — Если повезет, моя, с позволения сказать, командировка не затянется надолго.
Княгиня всхлипнула и промокнула краешком кружевного платочка слегка потекшую тушь в уголке глаза.
— Не разлуки я боюсь, Володенька, — вздохнула она. — Просто теперь я каждое утро просыпаюсь, гадая, что еще совершат наши недруги. Ты прав, сынок. Мы сильнее, покуда мы вместе. И я переживаю, что враги попытаются воспользоваться вашей с Лешенькой оторванностью от дома.
— Я это понимаю.
— Мало понимать. Нужно быть готовым отразить удар! — она понизила голос до шепота. — Не думала, что когда-нибудь скажу это тебе, но сейчас пора отбросить мораль терпимости. Если тебя ударят по щеке — выбей обидчику зубы.
Я криво улыбнулся.
— О, матушка, с удовольствием.
— Но не перегни палку. Действуй жестко и решительно лишь в том случае, если тебе будет грозить реальная опасность. Высшая мудрость воина — отличить мнимую угрозу от настоящей. Ты еще слишком молод, и я боюсь, что по горячности юности ты можешь ошибиться. Поэтому заклинаю тебя, Володя, распоряжайся дарованной тебе силой разумно. Особенно с учетом природы твоей силы…
Может и хорошо, что этот разговор состоялся без свидетелей. Мне начинало казаться, что князь и Леша старательно избегали темы моей связи с Тьмой. Это несколько удивляло: с одной стороны, мои способности могли помочь семье. С другой — всякий раз это бы напоминало Оболенским о том, что вскоре я перестану быть частью их семьи.
Так что с их стороны было бы мудро жить так, словно я и вовсе перестал существовать. Но ведь я же еще не стал послушником этого клятого Ордена. Я все еще принадлежал роду Оболенский. И князь должен был воспользоваться этим внезапным мрачным преимуществом.
В конце концов то, что не было дозволено обычной аристократии, могло быть прощено будущему затворнику Ордена. Да, членство в нем принесет свои минусы, но пока что я намеревался вволю оторваться.
— Я не посрамлю род, матушка, — кивнул я и осторожно взял княгиню за руку. — Понимаю, у вас немного оснований доверяться моему здравомыслию, но с той аварии многое изменилось. Слишком многое. Я, скажем так, переосмыслил свои ценности.
— Иногда это меня пугает, Володенька, — хрипло отозвалась мать и устремила взор на сад. Как назло, небо с самого утра заволокло тучами, и с залива принесло мерзкий нескончаемый дождь. Влажность
— Пока что я не ошибался с тех пор, — ответил я.
— Ты слишком изменился, Владимир. Пусть Друзилла предупреждала меня, пусть врачи говорили, что травмы могут повлиять на твое восприятие… Но видит бог, я не думала, что ты настолько изменишься. Я совсем тебя не узнаю, сын. Человечек, которого я знала с первой минуты его жизни… Оказался кем-то другим. Порой я гляжу на тебя — вроде и глаза те же, и лицо родное, а что-то не так. Другие повадки, иные манеры… Но ты уже не тот Володя. Не мой Володя.
Ну еще бы родная мать не просекла, насколько все изменилось. И я решил поставить вопрос ребром. Кто знает, может больше и не свидимся. Лучше напоследок пооткровенничать.
— Вас это радует или угнетает? — спросил я.
Княгиня пожала плечами и плотнее завернулась в шерстяную шаль.
— Ни то ни другое. Я стараюсь относиться к этому с принятием, — улыбнулась она. — Я была готова на все, чтобы спасти свое дитя. Мне объявили цену. Меня предупредили. И я согласилась. Это моя расплата.
Ловко она уклонилась от ответа. Так и не открыла, что было у нее на душе. Ну что ж, клещами тянуть не буду. Не хочет — пусть несет этот крест сама.
— Об одном лишь прошу, Володя, — прошептала женщина. — Не сделай еще хуже.
Этого я обещать не мог.
— Постараюсь.
Она печально улыбнулась, рассеянно кивнула своим мыслям и дотронулась до мокрого цветка клематиса, что увивал выходившую в сад террасу.
— Боюсь, тебе пора, Володенька. Все собрал?
— Да, набросал немного вещей в сумку. Правда, если в Изваре такие же порядки, какие были в Академии, то все это бессмысленно.
— Меня уверяли, что там более мягкие условия. С другой стороны, так много простолюдинов, да еще и проблемных детей… Не бери с собой ценности.
Я усмехнулся. Были бы они у меня, эти ценности. Не те, что принадлежали семье — усадьбы, богато обставленные комнаты, сшитая по индивидуальным меркам одежда и прочее — а мои личные. Все, чем располагал Володя Оболенский, он получил от семьи. И получал в долг.
А я так не привык. Я с третьего класса собирал бутылки и макулатуру, чтобы иметь возможность купить кэпсы и жвачки с наклейками. Потому что не хотел клянчить на это деньги у матери. Поэтому даже сейчас мне все еще было ужасно неудобно пользоваться всеми этими благами. Мне-то самому много не надо, к роскоши не приучен.
Мы крепко обнялись на прощание, и как раз в этот момент на летнюю террасу вышла Феодора.
— Ваши сиятельства, машина прибыла, — с легким поклоном сказала она и задержала на мне взгляд.
Я слегка кивнул ей.
— Благодарю. Феодора Константиновна. Через пять минут буду.
Нет, этой дамочке можно было идти в актрисы. Ни единым словом, ни единым жестом, ни интонацией она не показывала, что между нами что-то произошло. Ей удавалось держаться настолько отстраненно, что это в какой-то степени коробило.