Исправляя ошибки
Шрифт:
— Как?.. — выдыхает принцесса со смесью недоверия, жалости и отвращения. Такое выражение ее сын предпочел бы не видеть никогда.
— И не только, — пальцы Люка сжимаются сильнее, хотя и не причиняют боли.
Лее отчаянно хочется убежать, скрыться где-нибудь. Однако она не пытается вырваться, вместо этого глядя, будто загипнотизированная, в лицо Скайуокеру и мелко дрожа.
— Тебе нелегко будет узнать об этом. Но если мне не суждено вернуться, если я погибну, ты останешься последней надеждой Альянса.
Лея упрямо трясет головой.
— Не говори так… ты
Скайуокер лишь невесело усмехается.
— Ты ошибаешься, Лея. Ты тоже наделена Силой. Со временем ты научишься пользоваться ею так же, как и я. — Люк выдержал кратковременную паузу, вновь поглядев на небо. — Сила всегда питала мою семью: моего отца, меня самого… и мою сестру.
Лея на миг прикрывает глаза. Неверие, ужас осознания, боль и бесполезный гнев — вся гамма чувств, промелькнув на ее лице со скоростью кометы, исчезает, оставив только странную, на удивление спокойную улыбку.
— Я всегда это знала…
… Лея отпустила руку сына.
— В тот вечер мои глаза впервые открылись. Я осознала себя частью чего-то большого и опасного. Великой Силы, которая дает впечатляющие возможности. Но спрашивает еще больше. Я поняла, что неведомая мощь, которой наделен Люк, дарована и мне тоже. Это — тайна нашей семьи, великая ее сила и великая слабость. И признаюсь, я бы дорого отдала, чтобы возвратить себе прежнее неведение. Чтобы эти зловещие тайны никогда не касались ни меня, ни Хана, ни наших с ним будущих детей.
Правда, о детях она в то время еще не думала. Но уже вскоре ей пришлось задуматься. Ибо следующим же вечером, когда Эндор — а с ним и вся галактика — праздновали великолепную победу Альянса, которая позволила говорить о восстановлении Республики, как о факте почти свершившимся, Лея и Хан стали мужем и женой. Они никогда не были женаты официально, но истинно — в первоочередном значении, едином для всех времен и народов — они сделались супругами как раз тогда, ничего больше не дожидаясь. Победа при Эндоре венчала союз их страсти. А вскоре они бежали ото всех и, блуждая в глубинах космоса, на борту «Тысячелетнего сокола» зачали сына, о чем, возвратившись около трех месяцев спустя, Лея поведала Люку в испуге и смущении.
— Путь Силы — это дорога, скрывающая множество опасностей. Я бы хотела, чтобы ты никогда не знал о них, Бен. Понимаешь? Никогда не мучился от тяжелых соблазнов, не сходил с ума…
— И чтобы не повторил судьбы деда, — окончил юноша, нахмурив брови.
— Да, это так, — не стала отрицать Лея.
— Вейдер был главным страхом на протяжении всей вашей жизни, не так ли? И ту же угрозу, что и в нем, вы видели во мне.
— Не совсем. Я боялась не тебя, но за тебя.
— Вы и Люк Скайуокер обманом лишили меня права выбора.
— Я лишь подумала, что, коль скоро тебе не избежать опасного пути, пусть тот, что сильнее и опытней, чем я, научит тебя, как по нему пройти. Я знаю, что горько ошиблась, — добавила Органа. — Когда ты исчез, мир рухнул для меня, и для твоего отца тоже. Тогда я осознала, насколько виновата
Ее сын ничего не сказал. Он резко отвернул лицо, так что мать уж было решила, что он готов заплакать. Однако он не плакал; бархатные материнские глаза Кайло оставались сухими и печальными. Обида сидела слишком глубоко, чтобы просто и безболезненно выйти слезами.
— Теперь, может, и ты ответишь на мой вопрос? — осторожно напомнила Лея.
— Почему спас? — Бен снова повернулся к ней. — Это трудно объяснить, генерал. Но если попытаться… — он сконфуженно покачал головой. — Когда в нас начали стрелять, я вдруг осознал, что боюсь за вашу жизнь больше, чем за свою собственную.
Поначалу Лея всерьез решила, что ослышалась. Но когда она все же убедила сама себя, что услышанные ею слова — это не иллюзия истосковавшегося сознания, ее сердце, полное благороднейших материнских чувств, заслуженно возликовало. Выходит, она не ошиблась в своей вере, которую многие поначалу считали безрассудной. В душе Бена и вправду еще оставался Свет; оставалось место для любви и прощения.
— Но это ничего не меняет, — поспешно добавил Кайло, видя огонь ее глаз. — Я по-прежнему не намерен делиться с вами никакой информацией.
— Другого я и не ждала, — вздохнула Лея.
Снова в ее сыне говорило упрямство Скайуокеров, о котором упоминалось уже достаточно.
— А сейчас, — сказал юноша, быстро решив сменить тему, — давайте поговорим о насущном. Вы отдаете себе отчет, генерал, что вас пытались убить?
— Конечно, — спокойно промолвила Органа.
— У вас имеются предположения, кто мог это сделать? Мне известно, — усмехнулся он, — что вы за свою долгую и бурную жизнь насолили множеству народа, но чтобы настолько и, кажется, относительно недавно… это, прямо скажем, что-то новенькое.
Он понимал, что одним этим разговором преступает все мыслимые границы — и в первую очередь, собственные внутренние. Но что это значит после всего случившегося? Наверное, ему уже было все равно.
«Как бы то ни было, — с иронией подумал Кайло, — речь идет о моей матушке. И уж если ее кто-то и прикончит в ближайшее время, то разве что я сам».
Лея вкратце поведала ему об еще одном человеке, укрывшемся на Эспирионе, и о том, что Ро-Киинтор успел довести до ее сведения.
Кайло слушал с хмурой сосредоточенностью, не задавая вопросов, не перебивая. Откровенно говоря, рассказ генерала привел его в замешательство. Прежде ему случалось слышать о бывшем сенаторе с Хевуриона, как об одной из пешек Терекса, и сейчас именно это обстоятельство смущало его больше всего.
«Что-то неладное происходит», — упрямо твердил его мозг. Уже одно то, что во главе блокады Внешнего кольца стоял Терекс, а не Хакс, или кто-то из ему подобных — потомственных военных, верных, вышколенных, решительных и не блещущих изобретательностью ума, — только это уже вызывало немало вопросов. Или Верховный лидер после произошедшего на «Старкиллере» разочаровался в служащих такой простецкой породы, или же ставки в этой игре куда больше, чем кажется, и потому игра требует более тонкого подхода.