Испытание киллера
Шрифт:
— Будет, будет тебе магарыч, — согласился я. — Пальчики совпали?
— Есть там крестообразный шрам, — подтвердил Слава. — И воронка, и бутылка лежат у меня в сейфе. Там же — пленка с переснятыми отпечатками. А вот это — тебе, — он извлек фотографию 9 на 12. Со снимка на меня смотрел солидный дядя за сорок, красиво расчесанный на пробор, ямочка на подбородке и какой-то блуждающий взгляд — фотограф запечатлел движение глаз при съемке, профессионалы называют это «живой снимок».
— Вот ты какой, педрила, — пробурчал я и перевернул снимок. На обороте Славиной рукой было написано: «Филякин
– «Белый дом», — уточнил я. — Верно?
— Точно, — подтвердил Слава. — Только снимочек восьмилетней давности — чем богаты, как говорится…
— Пойдет, — я спрятал фото в нагрудный карман и мечтательно произнес: — А хорошо бы еще каминные щипцы и ледоруб из мэрского дома продактилоскопировать! Наверняка там…
— А уже, — невозмутимо бросил Слава. — И щипцы, и ледоруб «подшиты» у делу. Там, кроме твоих отпечатков, больше ничего нет. Хотя этими вещами наверняка частенько пользовались в обиходе — должна быть куча застарелых отпечатков домочадцев. Значит, протерли тщательно и дали тебе потискать сии вещицы, когда ты был в отключке.
— А это откуда знаешь? — без удивления поинтересовался я. — Или тоже — «детали»?
— Детали, старик, детали, — согласился Слава и поднял вверх указательный палец, — тут одни нюансик… Убивал наверняка не этот, — он потыкал пальцем в сторону моего нагрудного кармана. — Не-а, не этот… Психотип не тот. Поверь моему слову — чтобы так профессионально, по заказу работать, надобно иметь совершенно иной склад характера и… и незаурядные психологические данные. Так что — увы, придется искать.
— Поищем, — согласился я. — если поможете. Поможете?
— Обязательно, — с каким-то воодушевлением произнес Слава, вставая с лавки и направляясь к выходу из парка. — Мне сейчас все равно делать нечего, отчего же и не поразвлечься во благо старого приятеля!
— Вот и ладушки, — констатировал я, покидая лавку и направляясь в противоположную сторону. — Мне от вас пока ничего и не требуется более.
Последним пунктом моего посещения родного города был дом Оксаны. Нет, мстить за Дона я не собирался — мне достало ума внести эту женщину в систему профсоюзных координат как простую пешку — пусть и проходную — которую двигала чья-то безжалостная и твердая рука. Я просто хотел посмотреть ей в глаза и задать несколько вопросов, не повышая тона.
Я набрал Оксанин номер и протянул Саше Шраму телефон. Трубку взяла Оксана — так и есть, среди бела дня дома сидит и страдает. Саша попросил Николая Владимировича — мужа то бишь. Оксана ответила, что Николай Владимирович, как всегда, в командировке и будет через неделю. Ну что ж, нашему общению никто не помешает.
Спустя пятнадцать минут я уже звонил в дверь Оксаниного дома.
Дверь распахнулась — на пороге стояла моя прекрасная леди, моя бывшая подружка, которая сводила меня с ума и все это время обманывала меня.
— Проходи, — сухо сказала она, ничуть не удивившись, и, развернувшись, пошла в прихожую. Я сделал знак торчащим в калитке головам Коржика и Саши Шрама — дескать, все в норме, хлопцы — и с учащенным сердцебиением вошел в дом.
Оксана затаилась в засаде — встала за косяком. Когда я перешагнул порог прихожей, она бросилась ко мне в объятия
— Господи! Какая я дура! — тихо подвывала она, прижимаясь ко мне изо всех сил. — Господи, лучше мне умереть… — и что-то еще в том же духе.
Сложная гамма чувств охватила меня. Я всем сердцем понимал, что держу (по инерции, естественно, — не отпихивать же ее силком!) в своих объятиях опасную тварь, которая принесла мне кучу неприятностей, лгала мне, в конечном итоге убила моего патрона. С другой стороны, это была моя женщина. Я полгода делил с ней плотские и духовные наслаждения, я страстно желал ее, когда мы были в разлуке, я привык к ней… Она стала частичкой моего сердца, составляющей моего бытия… В свое время я застукал свою жену с хачеком и немедленно расстался с ней. В данном случае ситуация была практически такая же — но что-то мешало мне с корнем выдрать из своей жизни эту женщину. Видимо, старею — с возрастом стал более сентиментальным и плаксивым, — вот и сейчас того и гляди слезы на глаза навернутся и зареву в голос, оплакивая свою печальную судьбину. Черт! Я же боевая машина — орудие уничтожения, солдат ПРОФСОЮЗА без страха и упрека! А ну-ка — возьми себя в руки, размазня. Раз-два, взяли!
— Я все про тебя знаю, — сухо отчеканил я, слегка отстраняясь. — Кто ты есть на самом деле, и какова твоя роль во всей этой катавасии.
Оксана часто закивала, покорно выпустила меня и, сжав руки перед грудью как нашкодившая девчонка, всхлипнула:
— Я знаю… Стас звонил.
— Стас тебе все рассказал? — удивился я. — Про нашу беседу и про то… ну, как там они с Милкой?
Оксана опять часто закивала и посмотрела на меня глазами, полными слез. Машинально я отметил синие круги, залегшие у нее под глазами, — нелегко дамочке дались последние две недели, ой нелегко! Не в силах выдержать этот полный отчаяния и скорби взгляд, я отвел глаза и проворчал:
— Ну и дебил этот Стас! Сам себя сдал, дубина! Теперь ты сдашь его ПРОФСОЮЗУ — как пить дать…
Оксана опять помотала головой и вновь бросилась мне на грудь, причитая что-то совсем уже странное:
— Господи, я ведь прекрасно знаю, что будет потом… Я ведь только для тебя старалась… Только для тебя!!! Я так тебя ждала, любимый мой! — И вдруг как впилась в мои губы затяжным поцелуем! Вот так на тебе! Крепился я от силы три секунды — не судите строго… У меня почти три недели не было женщины, а тут вдруг откуда ни возьмись в моих объятиях очутилось прекрасное тело, родное, любимое, до боли знакомое… Эх, черт бы побрал этот скрипучий трельяж в прихожей и скверную привычку хозяйки носить такие тугие трусики!
Глава 3
Возвращаться в Верхний Яшкуль без меня Саша Шрам и Коржик категорически отказались. Единственное, на что удалось мне их удалось совратить, — это прошвырнуться к выезду из города около шести часов вечера и предупредить Валеру Базырова, чтобы возвращался домой один. Когда бойцы уехали, я позвонил Бо и сказал, что в связи с архиважным мероприятием временно побуду в городе, и попросил прислать утречком немного денег на карманные расходы — ну… «лимонов», пожалуй, двадцать.