Испытание невиновнстью
Шрифт:
— Значит, суть в том, что у Жако алиби. Вы уверены, что точно вспомнили время?
— Абсолютно уверен, — твердо сказал Артур Колгари.
— Но почему? Вы, ученые, — порядочные растяпы. Где, когда — обычно такие мелочи вас не волнуют.
Слова молодого человека позабавили Артура Колгари.
— Наверное, в вашем представлении ученый — эдакий рассеянный профессор изящной словесности, который надевает разные носки, забывает, какое сегодня число и где он находится? Мой юный друг, научная работа требует предельной точности в определении количественных и временных показателей, безошибочности расчетов. Уверяю вас, я не мог ошибиться. Я подобрал вашего брата примерно
— Может быть, ваши часы врали. Или врали часы, которые были у вас в машине.
— И те и другие показывали одно и то же время.
— Жако мог заморочить вам голову. На это он был мастер.
— Ничего подобного. Почему вы стараетесь внушить мне, что я ошибся? — проговорил Артур, начиная раздражаться. — Мне было нелегко убедить официальные власти, что они осудили невинного человека. Но этого я ожидал. Но никак не ожидал, что так трудно будет убедить его собственную семью.
— Значит, вы уже поняли это?
— Да, понял. И это, по-моему, весьма странно.
Микки бросил на него цепкий взгляд.
— Так, значит, вам никто не поверил?
— Да, мне так показалось…
— Вам не показалось. Именно так оно и есть. И если вдуматься, тут нет ничего странного.
— Почему? Ваша матушка убита, в ее смерти обвиняют вашего брата и сажают в тюрьму. И теперь выясняется, что он невиновен. Вы должны испытывать облегчение, благодарность. Это же ваш брат.
— Он мне не брат. А она — не мать.
— Как?
— Разве вам не сказали? Мы все приемные. Старшую «сестру» Мэри удочерили в Нью-Йорке. Остальных — во время войны. Моя, как вы выразились, «матушка» не могла иметь детей. Вот и создала себе эту очаровательную семейку. Мэри, я. Тина, Эстер, Жако. Прекрасный, удобный дом, беззаветная материнская любовь… Со временем она даже забыла, что мы ей не родные. Но с Жако ей здорово не повезло, хотя он тоже стал ее «дорогим сыночком».
— Я и не подозревал об этом.
— Поэтому нечего взывать к моим родственным чувствам — «ваша матушка», «ваш брат»! Жако был мерзавец!
— Но не убийца, — твердо сказал Артур. Микки кивнул.
— Значит, вы стоите на своем. Ладно, предположим, Жако ни при чем. Тогда кто ее убил? Вам и в голову не пришло подумать об этом… Подумайте хоть сейчас… Может, тогда поймете, что вы натворили.
Он круто повернулся и вышел.
Глава 4
— Я вам так признателен, мистер Маршалл, что вы согласились еще раз встретиться со мной, — говорил Артур извиняющимся тоном.
— Не стоит благодарности.
— Вам ведь известно, что я побывал в «Солнечном мысе», повидался с семьей Джека Аргайла?
— Да, конечно.
— Полагаю, вам было бы интересно узнать об этом подробнее?
— Весьма интересно.
— Видите ли, я не думал, что все так обернется… Вероятно, вас удивляет, что я снова к вам обратился?
— Да пожалуй, нет, — проронил мистер Маршалл. Говорил он, как обычно, скупо и сдержанно, но Артуру в его голосе послышались подбадривающие нотки.
— Видите ли, мистер Маршалл, я полагал, что своим признанием поставлю точку в этом деле. Разумеется, я предвидел, что вызову у Аргайлов, как бы это сказать.., праведное негодование, что ли. Хотя сотрясение мозга можно расценивать как своего рода стихийное бедствие, они чисто по-человечески были вправе питать ко мне враждебность. К этому я был готов. Однако все же надеялся, что, несмотря на их обиду, буду вознагражден благодарностью за то, что, вернул Джеку Аргайлу доброе имя. Но все обернулось совсем не так, как я ожидал. Совсем не так.
— Понимаю.
— Мистер
— Доктор Колгари, вы пока еще мне не рассказали, как они ее восприняли.
Артур Колгари придвинулся поближе к столу.
— Я думал, что ставлю точку в деле Джека Аргайла, поменяв концовку, как бы это сказать, уже написанной трагедии. Однако мне намекнули, вернее даже, заставили понять, что я, сам того не ведая, дополнил эту трагедию новым актом. Как вы считаете, я правильно истолковал их отношение?
Мистер Маршалл неторопливо кивнул.
— Да. Вероятно, так оно и есть. Откровенно говоря, я сразу тогда подумал, что вы не понимаете всех тонкостей этого дела. Да и откуда вам было это понять. Вам ведь было известно только то, что известно всем и о чем сообщалось в прессе.
— Да-да, теперь я это понял. — Артур чуть повысил голос и взволнованно проговорил:
— Ни облегчения, ни благодарности они не почувствовали. Их охватил страх. Страх перед тем, что их ждет. Ведь так?
Маршалл сказал осторожно:
— Возможно, вы и правы. Но учтите: я не стал бы утверждать это в столь категоричной форме.
— И все-таки вы допускаете, что я прав? Но в таком случае я не могу спокойно вернуться к своей работе. Я-то думал, что в какой-то мере загладил перед ними вину… А что получилось? Только внес смуту в жизнь этих людей. И было бы верхом непорядочности взять и умыть теперь руки.
Мистер Маршалл деликатно покашлял.
— Не кажется ли вам, доктор Колгари, что вы слишком все усложняете?
— Нет, не кажется. Я искренне считаю, что надо отвечать за свои поступки, и не только за сами поступки, но и за их последствия. Два года назад я подобрал молодого человека, который «голосовал» на шоссе. И тем самым обусловил некий ряд событий. Теперь я не вправе отстраниться.
Мистер Маршалл скептически покачал головой.
— Ну хорошо, — нетерпеливо заговорил Артур Колгари. — Называйте это прихотью, чудачеством, если угодно. Но задеты мои чувства, моя совесть. Я желал только одного — загладить свою вину за то, чего не смог предотвратить. Но у меня ничего не получилось. Непостижимым образом я лишь усугубил страдания людей, которые и без того пережили страшную трагедию. Не могу понять, почему так случилось.
— Ну, конечно, не можете. Ведь целых полтора года вы были отрезаны от мира. Не читали газет и знать не знали ни об этом судебном процессе, ни о семье Аргайлов. Будь вы в Англии, вы просто не могли бы не услышать об этом громком деле, даже если бы не имели обыкновения просматривать криминальную хронику. Все обстоятельства, связанные с делом Аргайла, в свое время были преданы широкой гласности. Теперь все сводится к одному: если это преступление совершил не Джек Аргайл — а, по вашим словам, он не мог этого сделать, — то кто? Давайте вернемся к началу истории. Убийство было совершено ноябрьским вечером между семью и половиной восьмого. Миссис Аргайл находилась у себя в доме, в окружении семьи и домочадцев. Двери и окна были надежно заперты, и если кто-то вошел в дом, то его впустила сама миссис Аргайл. Иными словами, это не мог быть чужой. Не могу не вспомнить дело Борденов в Америке. Однажды воскресным утром мистер Борден и его жена были зарублены топором. Никто ничего не слышал и не видел, в дом никто не входил. Теперь вы понимаете, почему Аргайлы почувствовали не облегчение, а тревогу?