Испытание невиновнстью
Шрифт:
Все началось в госпитале, где за неимением другого занятия он пристально наблюдал за тем, что происходит вокруг — за любовными интрижками сиделок и сестер, за тайными столкновениями страстей и мелких обид. Вскоре это развлечение превратилось в привычку. Люди — это единственное, что теперь его интересовало. Только люди. Изучать их, разузнавать о них как можно больше и делать выводы. Угадывать, чем они живут, радоваться, когда оказываешься прав. Безусловно, это было увлекательное занятие…
Сегодня вечером, сидя в библиотеке, он понял, как мало знает семью своей жены. Что они за люди? Ему хорошо известны их чисто внешние особенности и проявления, а вот каковы они изнутри? Удивительно,
Он задумчиво посмотрел на Мэри. Что он о ней знает?
Он в нее влюбился, привлеченный ее красотой и сдержанным достоинством ее манер. К тому же она была небедна, что для него тоже имело значение. Он бы дважды подумал, прежде чем жениться на бесприданнице. В общем, в Мэри его все устраивало, и они поженились. Он ее поддразнивал, называл Полли и радовался, когда она растерянно на него глядела, не понимая его шуток. Но что он о ней знал? О чем она думает, что чувствует? Конечно, он знал, что она его любит глубоко и преданно. При мысли о ее безграничной преданности он испытывал некоторое беспокойство и даже невольно поводил плечами, точно хотел сбросить с них какую-то тяжесть. Преданность — прекрасная вещь, когда вы на несколько часов в день можете от нее уклониться. Прекрасная вещь, когда она находит отклик в вашей душе. Он же был теперь опутан ею по рукам и ногам. Его обожали, охраняли, лелеяли. Он просто мечтал, чтобы о нем хоть изредка забывали, предоставляли самому себе… Поневоле приходилось искать пути спасения. Разумеется, интеллектуальные пути, ибо иные были ему заказаны. Пришлось прятаться в царстве фантазии или чистой игры ума.
Игра ума. Тема, например, такая — кто виновник смерти его тещи. Он ее не любил, она его — тоже. Не хотела, чтобы Мэри вышла за него (интересно, а хотела ли она вообще, чтобы Мэри выходила замуж?), но ничего не могла поделать. Они с Мэри поженились и были счастливы и ни от кого не зависели, а потом все пошло прахом. Сначала эта Южноамериканская компания, потом «Байсикл Аксессериз Лимитед»[20]… Задуманы обе были отлично, но.., финансовые расчеты оказались никудышными. Забастовка на железных дорогах Аргентины завершила цепь несчастий. Сплошное невезение, но ему почему-то казалось, что вся ответственность лежит на миссис Аргайл. Она никогда не хотела, чтобы он преуспел. А потом он заболел. Казалось, единственный выход для них с Мэри — поселиться в «Солнечном мысе», где радушный прием был им обеспечен. Он особенно не возражал. Полчеловека, калека, какая ему разница, где находиться. Но Мэри воспротивилась.
Случилось так, что им и не пришлось жить в «Солнечном мысе». После смерти миссис Аргайл попечители увеличили содержание, полагающееся Мэри, и они снова зажили своим домом.
Филип Даррант не слишком был опечален смертью миссис Аргайл. Конечно, лучше бы она умерла, скажем, от пневмонии, в своей постели. А убийство — это всегда скверно, это скандальная известность, кричащие заголовки в газетах. И потом — если уж убийство, то хоть было бы приличное! Преступник, например, — какой-то свихнувшийся тип, мотив — какая-нибудь психологическая тарабарщина, и все пристойно. А тут — брат Мэри. Приемный ребенок с дурной наследственностью. Такие всегда сбиваются с пути. Теперь ничего хорошего ждать не приходится. Завтра явится старший инспектор Хьюиш, начнет расспрашивать эдаким вкрадчивым голосом с мягким выговором, как у всех уроженцев Западного побережья. Надо обдумать, что отвечать…
Мэри расчесывала перед зеркалом свои длинные волосы. Ее безмятежная отстраненность раздражала его.
— Полли, ты, надеюсь, хорошо продумала, что завтра будешь говорить?
Она обратила на него недоуменный
— Придет старший инспектор Хьюиш. Снова будет расспрашивать, чем ты занималась вечером девятого ноября.
— Ах, ну да. Но это было так давно. Едва ли кто помнит.
— Он-то помнит. В этом вся штука. Он помнит. У него все записано в каком-нибудь специальном блокнотике.
— Правда? Неужели они все это хранят?
— Еще бы! В течение десяти лет, в трех экземплярах. Но с тобой, Полли, все просто. Скрывать тебе нечего. Ты была со мной в этой комнате. На твоем месте я бы не упоминал, что между семью и семью тридцатью ты отсюда выходила.
— Но я же только в ванную. В конце концов, — резонно возразила она, — каждый может выйти в ванную.
— В то время ты ему об этом не говорила. Я помню.
— Я, наверное, случайно забыла ему сказать.
— Я подумал, из инстинкта самосохранения… Во всяком случае, я помню, как ты вернулась. Так вот: мы были тут, играли в пикет[21] от половины седьмого и до того времени, когда Кирсти подняла тревогу. Это наша с тобой версия.
— Хорошо, дорогой, — спокойно, даже безучастно проговорила она.
«Нет у нее воображения, что ли, — подумал он. — Неужели она не понимает, что нас ждет?»
Он подался вперед.
— Знаешь, все-таки интересно… А тебе совсем не хочется узнать, кто ее убил? Мы все понимаем — Микки тут совершенно прав, — что это один из нас. Разве тебе не любопытно, кто?
— Не ты и не я, — сказала Мэри.
— И больше тебя ничего не волнует? Полли, ты удивительное создание!
Она чуть-чуть покраснела.
— Не понимаю, что тебя удивляет.
— Верю, что не понимаешь… Ну а я совсем другой. Я любопытен.
— Мне кажется, мы никогда ничего не узнаем. И полиция тоже.
— Возможно. У них действительно очень мало шансов продвинуться в расследовании. Но у нас совсем иное положение.
— Что ты хочешь сказать, Филип?
— Ну.., мы располагаем кое-какими сведениями. Мы знаем нашу маленькую компанию изнутри, знаем, кто чем живет. Ты-то, во всяком случае, знаешь. Ты выросла с ними. Хотелось бы услышать твое мнение. Как ты думаешь, кто?
— Понятия не имею, Филип.
— Тогда попробуй догадаться.
— Я бы вообще предпочла этого не знать. Предпочла бы даже об этом не думать.
— Ты страус, — сказал Филип Даррант.
— Честно тебе говорю, я не вижу смысла гадать. Гораздо лучше ничего не знать. И пусть все идет, как прежде.
— А вот этого уже не будет, моя дорогая. Пришла беда — отворяй ворота.
— Что ты хочешь сказать?
— Ну вот, смотри: возьмем, например, Эстер и ее друга — этого ретивого молодого доктора Доналда. Славный малый, серьезный, о больных печется. Вообще-то он не верит, что Эстер могла это совершить, но.., все-таки его гложет сомнение… С какой тревогой он на нее смотрит, когда думает, что она этого не замечает. Но она прекрасно все замечает. Вот видишь! Может быть, действительно, это она. Тебе лучше знать. А если не она, как ей себя вести с этим молодым человеком? Все время ему твердить: «Честное слово, это не я!» Больше ей ничего не остается.
— Право, Филип, по-моему, все это твои фантазии.
— Зато ты, Полли, совсем не способна пофантазировать. Ладно, возьмем беднягу Лео. Свадебные колокола откладываются на неопределенное время. Гвенда жутко расстроена. Ты заметила?
— Не могу поверить, неужели отец снова хочет жениться? В его-то годы!
— Еще как хочет! Но понимает, что любой намек на это приведет к тому, что их с Гвендой заподозрят в убийстве. Вот такой переплет.
— Какой бред! Подумать, что отец мог ее убить! Это невозможно, — сказала Мэри.