Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках
Шрифт:
— Как странно бывает на войне, — почти шепотом заговорила Светлана. — Случайность может распорядиться человеческими жизнями. Спасибо тебе, Матвей. Пора прощаться. Тебе надо хоть немного поспать. — Она, как дуновение ветерка, коснулась губами его щеки. — Спокойной ночи, Матвей.
— Спокойной ночи, Светлана…
Шел обратно неторопливо: не хотелось стереть ощущение не поцелуя, а горячего прикосновения к щеке. Неторопливо текли мысли. Нет, не мысли, а, скорее, озвученные ее певучими словами, звуковой тональности голоса, может быть, сохраняющегося в нем запаха ее жизни.
Почему-то вдруг вспомнилось далекое теперь детство.
Он всегда старался быть где-то близко около нее, идти следом, но так ни разу и не поговорил. Только старался быть лучше.
Что это было?… Влюбленность?… Наваждение?…
Другая школа. Другие девчонки в ней были ему неинтересны. Посетившее его состояние блаженного головокружения постепенно исчезло.
И вот теперь, через годы, новое повторение забытого старого. Радостно-тревожное состояние души и сердца.
Наступление немецких войск продолжалось. Переправы теперь уже не являлись основными целями. Главные силы врага находились на восточном берегу реки, и нужно было их бить, пока они шли в колоннах к линии фронта.
Сразу с рассветом на разведку вражеских колонн с одновременной их штурмовкой ушли шесть «илов» во главе с комэском Гороховым. Все летчики ждали результатов этого вылета, чтобы, получив свежие сведения о противнике, вновь обрушить на него свой огонь.
Расчетное время полета окончилось, но группа с задания не возвращалась. Митрохин нервничал, но старался не показывать вида. На командном пункте полка было тихо. Ведущие групп, находившиеся у командира полка, боролись с волнением каждый по-своему: Русанов играл сам с собой в шахматы, Маслов уткнулся в карту обстановки и что-то на ней старательно изучал. Тишина накалялась растущей тревогой. Долгое молчание оказалось не под силу начальнику штаба. Он встал из-за своего стола с телефонами и закурил.
— Товарищ командир, разрешите, я позвоню в дивизию, а потом доберусь и до истребителей.
— Потерпи еще минут пять. Бензин пока есть.
И когда казалось, что все уже кончено, через открытую дверь в землянку проник звук летящего самолета.
Митрохин, а за ним и остальные выскочили наружу; Ил-2 заходил на посадку.
Штурмовик был далеко, но Сергеев сбегал за биноклем и сказал:
— Двадцать пятый бортовой. Шубов пришел.
При посадке самолет, коснувшись земли, как обычно, тремя точками, сделал попытку «пойти на нос», но летчик этого не разрешил, и пробег закончился вполне благополучно.
Сергеев, глядя в бинокль, прокомментировал:
— Оба колеса разбиты. Машина в пробоинах. Видать, непросто было домой добраться. Мотор выключен.
Митрохин и командиры полезли в зелено-камуфляжную обшарпанную «эмку», а по аэродрому, опережая их, уже бежали люди. Пока ехали, Шубов открыл фонарь и, поставив ноги на крыло, сел на край кабины. Он снял шлемофон, но, увидев машину командира полка, опять его надел и спрыгнул на землю.
— Товарищ командир, младший лейтенант…
— Хорошо. Где остальные?
— Нет остальных. Я один.
— Как нет?
И тут Борис сорвался на крик
— Сволочи, а не истребители! Разве так прикрывают? Мы сами по себе, они
— Подожди, Шубов, успокойся. Что, всех сбили?
— Нет, я еще остался пока живой.
— Не ерепенься, отвечай! — прикрикнул Митрохин.
— Всех.
— Садись в машину. На, покури и помолчи… Приедем, доложишь толком. Инженер, машину убрать, осмотреть и доложить. Людей с поля по местам…
— Начальник штаба, доложите в дивизию, что из шестерки Горохова пришел один, разведданные и о потерях передадите повторно. Шубов, садитесь. Сначала разведданные, а потом разберете вылет… Рассказывайте!
— Сначала мы пошли к Волчанску. Восточнее его все дороги забиты немецкими войсками. Куда ни брось бомбы, куда ни стреляй — везде цель. Зенитного огня много. Командир выбрал колонну погуще, и мы сбросили бомбы. Направление движения колонны не так, как несколько дней назад: не на юг и юго-восток, а на восток в направлении на Валуйки. Линия фронта уже изменилась: сбили наших с позиций. После бомбежки пошли на юг, в сторону Чугуева. Здесь набросились на нас «мессершмитты», наверное, более двадцати штук, и началось…
— Подожди. Давай сначала наземную обстановку.
— А больше я ничего на земле не видел, не до этого было.
— Майор Сергеев, передайте разведданные. Теперь, Шубов, всё о вылете: от встречи с истребителями прикрытия и до возвращения домой.
— Пришли к ним на аэродром. Взлетела шестерка, показалась нам. Поговорили с командиром по радио и вместе пошли по заданию. А дальше все по-старому: чем ближе линия фронта, тем «лагги» лезут выше. Мы животы ободрали о землю, а они — парят в поднебесье. Линия фронта, а истребители кричат: «Потеряли вас, «горбатые», дайте свой маршрут!» Командир им передал, а они в ответ: «Идти с вами не можем, ведем бой с немцами». Пойди разберись. Ведь они с нами еще ни одного совместного боя не провели. Бьемся каждый сам по себе. Наверху, конечно, воевать легче. Я сейчас докладываю одно, они — другое. Нам надо высоту полета поднимать: им будет виднее, а нам легче маневрировать. Все равно тут, в степи, на бреющем от врага не спрячешься.
— Ну, это уже теория. Давай о вылете.
— Когда развернулись на юг, то успели атаковать еще одну колонну эрэсами. Командир увидел немецких истребителей вовремя. Дал команду сначала на уход, а когда они нас начали догонять, то построил группу в круг. Только шести самолетов для этого мало. Все время находишься в крутом вираже, чтобы видеть хвост впереди идущего. Как отвлекся на атаку по немцу, сразу оборона нарушается, а этим они и пользуются: тут же другая пара бьет твоего подопечного. Много было немцев, и за каждым не усмотришь. У них тактика простая: идут парами в атаку сразу на несколько самолетов. Мы защищали друг друга. Но не поймешь сразу, кто из них делает ложную атаку, чтобы тебя за собой утянуть. Атакуешь, а другая пара в это время бьет тебя. Вертелись вначале успешно, а когда двух сбили, круг стал невозможен. Вначале между нами связь была, а потом от вибраций при стрельбе настройка приемников ушла. Снова подстроить волну уже не было возможности. Отбивались и на виражах, и лобовыми атаками, ходили змейкой и ножницами. Не поймешь — где командир, а где подчиненный. Крутились долго, пока я один остался. Думал, если не убьют, то упаду у них без горючего. Но вот выбрался. Что я там выделывал, сейчас мне трудно представить. Как сам не убился, пока еще не пойму.