Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках
Шрифт:
— Матвеюшка, надо идти спать.
— Света!
— До свидания. Иди отдыхай. Я буду ждать тебя всегда.
— Света, но я не хочу уходить. Это несправедливо.
— И я не хочу. Но надо. Уже поздно.
— Спокойной ночи, Света-цветик.
Матвей подчинился. Щека горела, словно от ожога. Взволнованное сердце радостно и громко стучало в груди. Забыты были все невзгоды, хотелось петь, но он сдержал себя.
Второй поцелуй! Матвея никто и он еще никого не целовал. А из детства сохранил в памяти только один поцелуй матери при встрече после долгой разлуки.
…Осипов пришел в общежитие, разделся и лег. Хотя уснуть не мог, и это не расстраивало его. Тихая радость тоже была отдыхом. Ему, молодому и сильному, сейчас спать было и не обязательно. Он вспомнил весь сегодняшний вечер, снова пережил счастливую волнующую необычность. Немного обиделся на себя за то, что не решился поцеловать Свету, а потом сказал себе шепотом: «Молодец, и правильно сделал». Затем почти бездумно закрыл глаза и попытался уснуть, но тут кто-то вошел в комнату, кашлянул:
— Пилоты, пора вставать… — Матвей узнал голос начальника штаба полка.
Митрохин все же решился на пробу новой тактики. Однако после вынужденной посадки, а может быть, и оттого, что пришлось пережить в последнем вылете, спина болела. Радикулит донимал по-настоящему. Поэтому не он, а комиссар повел утром в бой оставшуюся в полку сборную эскадрилью. Выруливая для взлета, Мельник с грустью осмотрел пустой аэродром и вспомнил Киев и Днепр сорок первого. Последний вылет Наконечного, смерть Чумакова. Проводы Русанова при развернутом полковом знамени и прощальные рукопожатия с убывающими в другой полк.
Воспоминания и сравнения прошлого с настоящим испортили ему настроение — желание лететь пропало. Но он переборол себя и, пока летчики устанавливали за ним свои самолеты для взлета, немного успокоился, рассудив, что теперь с ним идут опытные бойцы, поэтому больше шансов вернуться с победой. Сегодня у них все новое: высота полета, боевой порядок, способ атаки и маневрирования. А главное, это все неожиданно для противника.
В воздухе волнение улеглось. Не относящиеся к полету мысли ушли, и Мельник уловил в себе обычный деловой ритм. С ними сейчас были истребители, которые зигзагами ходили над «илами». Это еще больше укрепило в нем уверенность в благополучном исходе полета.
Триста метров, на которых он вел свою группу, представлялись ему большой высотой. Казалось, что его сейчас видят за добрую сотню километров, и у него в голове боролись два мнения — лучше или хуже? Впереди появились дымы войны, и комиссар перевел группу в набор высоты.
В наушниках шлемофона послышался щелчок (кто-то включил передатчик), а за ним и голос командира истребителей:
— Вы что, низом не пойдете?
Мельник ответил:
— Нет, работать будем с пикирования. Если обстановка позволит, сделаем два захода. Пошли вверх!
— Ладно. Вам и нам будет лучше. А то у земли уже все животы ободрали.
На тысячу метров ниже самолетов показалась линия фронта.
Комиссар перестроил самолетный клин в пеленг и приготовился к атаке. Но немцы опередили его, поставив между ним и собой стену заградительного огня. Начинать пикирование было рано, и Мельник повел самолеты выше разрывов. До начала атаки еще оставалось несколько секунд. Осмотрелся. В воздухе только свои, «илы», четверка «лаггов» сзади и выше его летчиков. Он остался доволен обстановкой и вновь бросил взгляд вниз. Теперь уже никакой огонь с земли не мог заставить его свернуть с курса. Мельник нажал кнопку передатчика, выждал, пока лампы нагреются.
— Атака по дороге! Прицеливание самостоятельное! Второй заход правым разворотом! Пошли!
Комиссар ввел самолет в пикирование и про себя отметил, что времени на прицеливание из такого положения уйма, все видно, особенно зенитные пушки. Нажал для острастки пару раз на пулеметные гашетки, а потом, когда дорога пришла на угол сброса, отправил бомбы немцам на голову. Снижаться дальше было нельзя — бомбы с мгновенным взрывателем, и он вывел машину из пикирования. Посмотрел через правое плечо назад: «илы», косо перечеркнув небо и горизонт, углом шли к земле, зенитного огня не увидел. И когда последний сбросил бомбы, Мельник дал мотору полные обороты и полез вверх. Самолет карабкался на высоту, а он перенес взгляд в левую форточку, но ничего не увидел. Крыло и кабина закрыли почти все небо. Земли же не было вовсе. С этой стороны он и его летчики были слепыми.
— «Маленькие», смотрите слева по развороту, а то нам ничего с этой стороны не видно.
— Смотрим. Давай поторапливайся, «худые» появились.
— Далеко?
— Если покруче разворот — успеем.
Мельник посмотрел вправо, но «илов» не увидел. Взглянул в заднее бронестекло, они шли у него в хвосте, чтобы не отстать. Да, так и им, и ему было удобнее маневрировать… Вновь в прицеле появилась дорога, в дыму и огне от сброшенных бомб.
— Атака! Уход змейкой! «Маленькие», прикройте замыкающих!
— Давай-давай! Поможем!
Пошли в ход эрэсы, пушки, пулеметы… А потом начались многократные развороты, именуемые змейкой. Он был спокоен за летчиков. Знал: опытные пилоты не оставят без защиты впереди идущего, а его главная задача все время идти встречным курсом к последнему. Развернув свою машину носом на замыкающего, взглянул на этажерку: «илы» внизу. «Лагги» чуть выше замыкают их кордебалет. «Мессершмитты» вверху и ныряют, атакуя по очереди то одного, то другого. Наблюдая за боем и руководя им, Мельник понял, что немецкие летчики боятся попасть кому-нибудь в прицел и поэтому огонь ведут с больших дистанций и углов пикирования. Это уже выигрыш.