Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках
Шрифт:
— Цель поймана!
Восьмой и седьмой прокричали:
— Совмещение есть!
Слышится голос второго:
— Совмещение есть!
— Огонь!
Голос комбата прозвучал резко. Рубанул воздух опущенный флажок Бой начался.
Залп…
Батарея зло рявкнула железными глотками, земля под ней прогнулась, с лязгом открылись замки и выбросили со звоном и дымом стреляные гильзы. Орудия проглотили с рук подносчиков по новому снаряду, и снова залп.
Дым и пыль, грохот выстрелов, звон вылетающих из орудий стреляных гильз, низкий, прерывистый гул работы моторов вражеских самолетов — все это смешалось в зловещую какофонию боя. Уже не слышно доклада
Матвей посмотрел вверх. Белые облачка разрывов окружали самолеты. Но вот «юнкерсы» изменили курс и, наверное, скорость полета, и разрывы ушли от них влево и остались сзади. Затем разрывы опять догнали группу. И он увидел, как один самолет накренился и резко пошел вниз, оставляя за собой шлейф черного дыма.
В наступившей тишине неожиданно странно прозвучал голос:
— Цель исчезла.
Самолеты вошли в мертвую для батареи зону, и теперь орудия беспомощно описывали в небе круг, чтобы, может быть, потом еще сделать несколько залпов, уже вслед уходящему врагу.
И пока орудия молчали, Матвей услышал вверху короткие пулеметные очереди — это стрелки врага боролись за свою жизнь, пытаясь заставить замолчать обнаруженные ими батареи. Он осмотрелся — возле второго орудия три красноармейца лежали на земле. Правда, было еще непонятно, что с ними произошло: ранены, убиты или, испугавшись, залегли.
К залпам батарей, пулеметным очередям с неба прибавился глухой затяжной гром разрыва бомб, и «юнкерсы» начали разворот домой. Из строя вывалился еще один самолет и начал отставать. Зенитный огонь прекратился: к врагу приближались четыре маленькие точки — истребители.
Здесь, на батарее, бой уже кончился. И хотя Матвей только наблюдал, у него вместе с беспокойством за судьбу тех, на кого были сброшены бомбы, появилось чувство удовлетворения и солдатской радости: мы тоже не лыком шиты, даром этот налет врагу не прошел!
Отдав почести убитому, Матвей попрощался с комбатом и пошел в эскадрилью. Надо было подвести итог тому, что он увидел и услышал. Ему стало понятней, как на батарее готовится огонь, вводятся поправки в прицельные данные. Он уже видел большие возможности в преодолении этого огня с помощью маневра, разных тактических приемов выхода на цель. Стало совершенно ясно, что самый опасный — первый залп. Надо научиться думать в воздухе и запомнить одно правило: если не стреляют, значит, прицеливаются. Поэтому над врагом без маневра ходить нельзя.
Опоздали штурмовики. Их прилет на фронт совпал с относительным затишьем. Как принято было говорить, «шли бои местного значения». Стороны улучшали свои позиции, «зализывали» раны, получая пополнение, вели разведку, накапливали запасы.
Летчики и техники понимали, что без «боев местного значения» войны не бывает. И, разбирая по вечерам ход боев под Сталинградом, сожалели, что не довелось принять в них участия.
Дебаты и споры о фронтовых перспективах особенно часто разгорались в землянке боевого дежурства. И когда спорщики не могли найти единого мнения, шли к Русанову, который спокойно остужал горячие головы одним и тем же доводом:
— Ну что вы шумите? Подумайте: зачем было сюда, в «мешок», сажать целый корпус штурмовиков, если здесь не предвидится активных боев? Что он, был бы лишним под Сталинградом? Поймите вы, что весной, когда весь этот снег превратится в воду, откроются речушки и болота, пропадут все зимники [11] ,
11
Зимник — зимняя дорога, чаще через болота и по замерзшим речкам.
…Погода не баловала летчиков. Низкая облачность прижимала самолеты к земле, мешала выполнению боевых задач. Наступившие холода, частые снегопады изменили землю. Осталось два цвета: зеленый — лес, белый — все остальное. Где поле, болото или озеро, можно было понять только с помощью карты. Маленькие деревеньки и проселочные дороги скрылись под белым саваном. Казалось, что земля и все живое на ней спит крепким зимним сном. Враг жался к населенным пунктам, городкам. И там, где была жизнь, белое покрывало, окутавшее землю, становилось грязным. Темные пятна мазута и сажи сразу выдавали немцев воздушной разведке.
На боевые задания полк летал маленькими группками по два, четыре, реже шесть самолетов. Нельзя было сказать точно, какие потери нес враг от налетов штурмовиков, но полк Митрохина незаметно таял.
Осипов часто летал на разведку и всегда с бомбами, чтобы не только увидеть. Увидеть для него было мало. Его посылали на боевые задания всегда, когда можно было лететь хотя бы одному и когда летали другие.
Вот и сейчас он был ведомым капитана Русанова, летел в четверке «илов» на «свободную охоту». Вторую пару возглавлял Пошиванов. Степан специально попросился в полет с Афанасием Михайловичем, чтобы поучиться у него этому сложному способу ведения боя. «Охота» не была предусмотрена боевым уставом, а появилась стихийно, под давлением обстоятельств: плохой погоды, отсутствия точных данных о противнике и больших пространств, на которых были разбросаны войска.
Породили «свободную охоту» и воздушные разведчики. Полет на малой высоте создавал условия для непосредственного столкновения с врагом. Летчик видел не только автомобили, тапки, пушки и повозки, но мог отличить солдата от офицера. По разведчику стреляли, и ему нужно было постоять за себя своим огнем. Самооборона быстро переросла в совершенно новый принцип «разведки»: увидел — уничтожаю. Теперь действия летчика чем-то отдаленно напоминали приемы охотника при выслеживании дичи. Для успеха полета нужны были хитрость, разумная смелость, высокая выучка, знание местности и повадок зверя — врага. У летчика главным союзником победы была внезапность. Изрыгающий из себя огонь зелено-белый Ил-2 внезапно вырывался из белой зимней мути неба, сеял у врага страх и смерть и сразу пропадал. Легче было найти, наверное, иголку в стоге сена, нежели поймать такой «ил»-отшельник. Но все же иногда «охотники» не прилетали домой. Невозвратившиеся молчали…
К Русанову, который непосредственно организовывал боевое дежурство, устанавливал очередность вылетов, делал разбор полетов и обучал летчиков этому новому виду войны, шли со своими сомнениями и за советом лейтенанты и сержанты, воевавшие и новенькие. Всякая удача коллективно обсуждалась, причины невозвращения предполагались… Учились военной хитрости. Выживали сильные.
…Степан выпросил этот полет у Митрохина. С большим трудом. Командир полка не хотел в один вылет отпускать сразу и своего заместителя, и командира эскадрильи, но вынужден был уступить настойчивости молодого командира, когда тот заявил: