Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках

Одинцов Михаил Петрович

— Понял, командир! Чернов, сделаем две-три змейки!

Убедившись, что ведомый идет справа, комэск энергично положил машину на левое крыло и пошел под пару Русанова, предполагая, что самолеты врага слева. Разворот унес его сразу в сторону, а ведущая пара рывком ушла вперед. Отбив «атаку» противника, Степан убавил мотору обороты, положил машину в обратный разворот и удовлетворенно отметил, что Чернов вовремя перешел на другую сторону строя, освободив ему с правой стороны место для маневра и огня.

Головная пара, показывая в развороте свои спины, неслась ему навстречу

почти в лоб и, как только ее самолеты скрылись у него под крылом, он опять сменил сторону разворота. Земля с правого борта перешла на левую сторону, а правое крыло, цепляя облака, уперлось в небо… Самолеты Русанова опять оказались обращенными к нему спиной — выполняли правый разворот.

— Степан, хватит! Я тебя вижу.

— Понял, командир! Закончил маневр. Пристраиваюсь…

…Объединившись в своем железном клине, «илы» вновь понеслись на север, к аэродрому.

…Азарт и волнение вылета у Чернова улеглись. Поставив пушки и пулеметы на предохранитель, он пошел на посадку. Все шло своим чередом. Самолет уже бежал по земле, как вдруг его начало разворачивать вправо. Сержант зажал левый тормоз. Не слушается… Кончится укатанный снег, а дальше может быть плохо! Выключил мотор. Поздно! «Ил», забирая все больше вправо, начинает опускать нос. Ручку управления самолетом на себя, до отказа. Нет! Все равно нос идет книзу. Секунды… И Чернов понял, что колеса и хвост уже не на земле, а в воздухе. На земле только мотор. Самолет встал на нос. Мгновения, которые машина стояла на моторе, показались наблюдающим посадку до бесконечности длинными. А Виктору — вечностью. «Что дальше? Обратно на колеса или на спину? Нет, глаза уж не видят снега. Значит, на спину!…»

Удар и скрежет. Темнота. Боль на щеке, и по ней что-то течет. «Пожар или обойдется?» Чернов уловил запах бензина. Повиснув на привязных ремнях книзу головой, решил их пока не расстегивать. Дышать от бензина становилось все труднее. Послышался стук. Стучали по самолету чем-то металлическим, а потом донеслись слова:

— Чернов, живой?

— Живой!

— Сейчас откопаем. Не волнуйся, пожара нет!

— Да я и не волнуюсь. Только дышать нечем. Бензина много…

Темнота начала сереть, потом с боков появился свет. Снег расчистили, и в кабину пошел воздух.

Послышался голос инженера полка:

— Ты где там?

— Пока на ремнях вишу. Не знаю, что лучше: отстегнуться или не надо?

— Не надо. Фонарь от удара с направляющих рельсов слетел. Сейчас мы его вытащим. А уж потом замок расстегнешь и выпадешь. Не побился там?

— Да вроде бы все цело.

Мерзлая земля не хотела поддаваться лопате, и подкоп шел медленно. Периодически доносился голос инженера: «Потерпи, милок!» Еще немного осталось… Наконец фонарь убрали.

— Ну, давай! Эвакуируйся!

Виктор опустил руку за голову, но земли не достал.

— Я же землю рукой не достаю! Если расстегну ремни — сломаю себе шею.

— Тоже правильно. — Инженер замолчал, обдумывая решение. Потом в кабину донеслось: — Давайте по одному человеку с боков лезьте к кабине и поддержите летчика, когда он расстегнет ремни.

В кабине опять стало темно.

—

Ну, мы готовы. Давай!

Щелкнул замок — и Виктор повалился вниз. Упал на чьи-то плечи, а с них сполз на землю.

— Тащите его оттуда за воротник, а то он с парашютом не повернется.

— Порядок, ребята! Я его тоже расстегнул и лямки снял.

Кто-то потащил его за ворот комбинезона из кабины. Виктор несколько раз оттолкнулся ногами, помогая невидимому товарищу. Стало свободней, и он перевернулся на живот. Можно было действовать самостоятельно… Вылез. Встал на ноги. Осмотрелся. Около самолета — весь полк. Медленно пошел к Митрохину.

— Товарищ подполковник, сержант Чернов задание выполнил…

— Вижу, что выполнил. А самолет поломал. Судить за это надо.

Стоявшего рядом с Русановым Осипова как будто кто хлыстом стеганул по спине.

— Так всех пересудите. Будет не полк, а исправительная колония.

— Не вмешивайся, лейтенант!… Русанов, идите на КП докладывать о вылете. Я тут сам разберусь. За помощь техникам спасибо. Разойтись и заниматься делом! Инженеру самолет осмотреть и доложить возможность и сроки ремонта.

Митрохин повернулся к Чернову, чтобы и ему дать указания, но тот его опередил:

— Товарищ командир, тормоза отказали. Может, пробиты они?

— Я и без тебя вижу, что колесо разбито. Надо было шасси сразу убрать. И сам цел был бы, и самолет тоже. Ладно уж, иди в лазарет. Пусть щеку зашьют…

Потепление принесло с собой обильные снегопады. Снег стал полным властелином дорог и аэродромов. Главным оружием сделались лопаты, волокуши и катки. Даже если и появлялись окна летной погоды, то выпустить самолет на боевое задание было непросто. Прежде чем взлететь, приходилось вначале вытаскивать из снежного плена машины. Иногда это, на первый взгляд, простое и обычное дело приобретало характер целой операции.

Самолет Осипова был избавлен от такого перетаскивания со старта в капонир и обратно. С «илом» Осипова решили проблему просто: его не убирали на стоянку с площадки боевого дежурства. Техник самолета Петров, чтобы не бегать по километру за всякими ключами и чехлами, перенес незаметно все имущество на «новое» место и спрятал его в снежную нору, чтобы оно не мозолило глаза начальникам. Самолет теперь был всегда готов к вылету, а техник и летчик — в землянке для дежурных, у телефона.

Сегодня Осипов вылетел на задание один. Его самолет пробивался через снегопады на юг. Позади штурмовика осталась железная дорога Ржев — Великие Луки, потом — редколесьем покрытые болота. Холмы, возвышенности и перелески — у оккупантов, а снежная открытая низина с замерзшей под ней водой и трясиной принадлежала Красной Армии. Линия фронта была засыпана снегом, жизни и войны на ней Матвей не увидел. А когда проскочил в тыл к немцам, подумал:

«Если наши до весны из этих болот не выберутся, то потонут в них, надо сейчас идти вперед или перед весной уходить назад на целых двадцать-тридцать километров. Видать, при наступлении не хватило силенок сбить немца с этих лесистых высоток…»