Испытание огнем. Сгоравшие заживо
Шрифт:
Первый штурмовой вылет, впервые один, без человека с пулеметом и глазами за спиной. Как взаимодействовать с прикрытием? Связь у них только между собой, так как у нас передатчики и приемники на другой частоте. Мы, значит, не можем друг другу подсказать, попросить, предупредить друг друга. Почему же начальники не договорились? Может, это не в их власти? Дивизии-то разные.
Рассвет застал Наконечного и его летчиков в кабинах самолетов. Командир испытывал желание как можно быстрее приступить к выполнению задания, но вынужден был ждать данных новой разведки аэродрома, на которую ушла
На старт вынесли знамя полка.
Первым на взлет пошел командир полка с эскадрильей Горохова, второй взлетела эскадрилья Русанова. На земле из пилотов остался один Митрохин — заместитель командира полка. Он стоял на взлетном поле и взмахом флажка отправлял в бой каждый очередной самолет.
Последними взлетели пары Шубова и Осипова, которым предстояло выполнять задачу подавления зениток противника на аэродроме врага, а если будет угроза, то и сорвать первую атаку фашистских истребителей. Летчиков успокаивало то обстоятельство, что обеспечивающие «лагги» должны были выйти на аэродром врага раньше штурмовиков за минуту, чтобы отвлечь огонь зениток на себя и не допустить взлета вражеских истребителей.
Наконечный, верный своей старой тактике, вел полк в тыл врага на малой высоте. Двадцать «илов» шли колонной четверок над поймой реки, стараясь как можно ниже прижаться к земле, чтобы не выдать себя.
Промелькнула под самолетами еще сонная линия фронта. Впереди курилась белым паром речка, виднелось пустынное шоссе… Низко стоящее над горизонтом солнце ярко светило летчикам в спину и прятало самолеты в своих лучах.
Сейчас успех решала внезапность. Надо было застать фашистские самолеты на аэродроме и выйти на него неожиданно.
Симметрию полета ударных четверок нарушали две пары, которые шли по флангам последней группы, то расширяя, то свертывая фронт построения полка. Маневрируя, Осипов и Шубов осматривали воздушное пространство позади группы. При этом траектории полета их пар, как лезвия раскрытых ножниц, перекрещивались.
Полет самолета с одной стороны боевого порядка на другую, в непосредственной близости от других машин, вызывал в Осипове напряженную настороженность из-за боязни столкновения с ними, но и одновременно вселял уверенность, что их не смогут неожиданно атаковать фашистские истребители. Он знал по своему опыту, что внезапная атака всегда опасней. И опасна она особенно сегодня в далеком стокилометровом тылу противника, когда большинство летчиков выполняют свой первый боевой вылет.
Поглядывая на горбатые силуэты «илов», Матвей сравнивал их с Су-2 и при этом испытывал чувство гордости. Сейчас его товарищи летели на врага не на деревянно-стеклянном бомбардировщике, а в бронированном летающем танке, вооруженном пушками, пулеметами, реактивными снарядами, начиненном бомбами. И все это
Матвей слышал в себе знакомую взволнованность и представлял, что сейчас переживает летящий в последней четверке Ловкачев, но был уверен в успехе, тем более что свои истребители получили задачу не допустить взлета «мессершмиттов». Но чем ближе была цель полета, тем меньше оставалось в Осипове оптимизма, острее становилось ощущение надвигающейся на него опасности. Он понял, что это чувство пришло к нему вместе с воспоминанием его последнего вылета, который закончился госпиталем.
«А ну-ка, Матвей, сосредоточься… Война — это тяжелая работа». И эти слова, сказанные самому себе, сняли с него напряжение и избавили от ненужных сейчас мыслей.
В воздухе было спокойно. Но вот в наушниках шлема послышался голос Наконечного:
— До цели три минуты. Начинаем разгон.
Осипов дал мотору почти полные обороты и пошел в развороте с правой на левую сторону строя, чтобы еще раз тщательно посмотреть, что делалось позади группы. В это же время пара Шубова пошла ему навстречу, пересекая его маршрут.
— Командир, сзади спокойно. Можно выполнять маневр.
— Добро. Смотреть внимательно. Справа под тридцать градусов аэродром, ориентируетесь по разрывам зенитных снарядов. Бьют по нашим истребителям.
Последние слова Наконечного о зенитном огне хлестнули Осипова по нервам, подобно кнуту. Он еще больше напрягся и подумал: «Тоже мне нашел ориентир! Чтобы его во веки веков не было!…» Мысль оборвалась новой командой: «…Приготовились… Горка…»
«Илы», задрав носы и заваливаясь в правый разворот, пошли ввысь. Сверху, поперек курса последней четверки, теперь уже справа налево шел Шубов и скороговоркой докладывал:
— Матвей, у меня норма. За тобой чисто.
— Хорошо. Я пошел низом. Хвосты почищу.
Врага за хвостами группы не было. И Осипов, поглядев на ведомого, резко потянул свою пару вверх, чтобы самому выйти на высоту начала пикирования и в это время осмотреть землю, уточнить, где же батареи зенитной артиллерии.
Наконечный набрал триста метров и увидел аэродром. Все было как на фотоснимке, только перед взлетной полосой находилось несколько рулящих бомбардировщиков.
Враг еще не обнаружил выходящих в атаку самолетов.
— Последняя группа, какая высота?
— Командир, — ответил Русанов, — у замыкающего четыреста метров. Дотянем до шестисот.
— Добро. Атака с шестисот. Разойдись по своим целям. Я пошел на взлетающих.
И в это время зенитчики увидели штурмовиков. Эрликоны сразу суматошно «замахали» своими снарядными трассами. Но было уже поздно. Симметрия копья распалась: четверки пошли по своим объектам. Еще мгновение, и поплавки фюзеляжей повернулись толстыми своими концами к земле: «илы» начали свое грозное пикирование. Теперь каждый на земле, кто хотел жить, должен был пасть ниц и надеяться, что в него не попадет снаряд, пуля или бомба.