Исследования истерии
Шрифт:
Общеизвестно, что подобное разграничение психической деятельности происходит на некоторых стадиях истерических припадков определенного рода. В начале припадка сознательное мышление зачастую прекращается, но затем постепенно восстанавливается. Многие умные и образованные пациенты уверяют, что во время припадков их сознательное Я, прекрасно отдавая себе отчет в происходящем, с любопытством и удивлением взирает на их безумные выходки и внимает тому вздору, который они несут. Ошибочно полагая, что при желании ничего не стоило в любой момент прекратить припадок, подобные пациенты готовы возложить всю вину на себя и лишь сетуют на то, что «им не следовало так поступать». (Именно это ощущение чаще всего заставляет пациентов наговаривать на себя и уверять, что они симулировали болезнь.) Но вскоре случается еще один припадок, и сознательному Я опять не удается с ним справиться. В этом состоянии мышление и представления, относящиеся к сознательному Я, соседствуют с представлениями, которые прежде прозябали
Правда, о расщеплении самого сознания, а не только психической деятельности, можно вести речь преимущественно в свете исследований, проведенных Бине и Жане; как известно, этим исследователям удалось вступить в контакт с «подсознанием» пациентов, подступиться к той части психической деятельности, о которой сознательное Я пациентов не ведало; причем они обнаружили, что во многих случаях все психические функции, включая самосознание, оставались в силе, поскольку пациенты помнили о своих прежних душевных переживаниях. Стало быть, эта половинчатая психика вполне самодостаточна и сама по себе обладает сознанием. У наших пациентов отколовшаяся часть психики была «в беспросветной мгле»[23], словно титаны, низвергнутые в жерло Этны, которые могут лишь сотрясать землю, но никогда не выберутся на свет. Жане описывает пациентов, у которых психическое царство распалось окончательно, хотя поначалу главенство принадлежало лишь одной области. Но судя по известным случаям double conscience, это различие тоже стирается, когда две половинки сознания начинают проявляться поочередно, не уступая друг другу по части функциональных способностей.
Впрочем, вернемся к представлениям, которые, судя по нашим наблюдениям, послужили причиной появления истерических симптомов у наших пациентов. Мы бы многое упустили, если бы сказали, что среди таковых встречаются лишь представления «подсознательные» и представления, «не допущенные к сознанию». Между сознательными представлениями, вызывающими необычный рефлекс, и представлениями, никогда не возникающими во время бодрствования и доходящими до сознания лишь под гипнозом, почти непрерывной чередой растянулись представления, которые характеризуются плавным снижением степени ясности. Тем не менее мы считаем доказанным тот факт, что при развитой истерии происходит расщепление психики, и полагаем, что одного этого факта достаточно для того, чтобы выдвинуть психическую теорию истерии.
Какие же предположения можно высказать по поводу наиболее вероятных причин и механизма возникновения этого феномена?
П. Жане, внесший неоценимый вклад в теорию истерии, выдвинул свою трактовку этого явления, под которой мы бы не подписались, хотя в целом наши мнения по поводу истерии совпадают.
По мнению Жане, предпосылки для «раздвоения личности» создает врожденная психическая неполноценность (insuffisance psychologique); нормальная душевная деятельность предполагает наличие более или менее развитой способности к «синтезу», позволяющей сводить воедино разрозненные представления. Эта способность необходима даже для обобщения ощущений, исходящих из органов чувств, благодаря которому возникает цельная картина внешнего мира; как раз эта психическая функция у истериков заметно снижена. Сосредоточив все внимание на одном предмете, например на определенных ощущениях, нормальный человек может ненадолго утратить способность к сознательному восприятию и осмыслению ощущений, исходящих из других органов чувств. Истерик не проявляет эту способность даже в тот момент, когда внимание его не приковано к определенному предмету. Если истерик что–то воспринимает, то все остальные ощущения до его сознания не доходят. Более того, он не способен свести воедино и истолковать даже те ощущения, которые исходят из одного органа чувств; например, он может сознательно воспринимать лишь те тактильные ощущения, которые возникают в одной половине тела; причем сигналы, поступающие из другой половины тела, достигают соответствующего центра и учитываются при координации движений, но не доходят до сознания. Это расстройство чувствительности называется гемианастезией.
У нормального человека при появлении представления возникает множество ассоциаций, поэтому одно представление увязывается с другими представлениями, которые способны его поддержать или удержать, и лишь под влиянием предельно яркого и мощного представления ассоциации могут остаться ниже порога сознания. У истериков это происходит сплошь и рядом. Сознательная психическая деятельность истерика столь ничтожна, что любое представление может овладеть всем его существом. Именно поэтому больные отличаются повышенной возбудимостью.
Эту особенность психики истериков Жане называет «сужением поля сознания» по аналогии с термином «сужение поля зрения». Ощущения, избежавшие апперцепции, и представления, которые возникли, но не дошли до сознания, чаще всего бесследно исчезают, но иной раз объединяются в комплексы, образуя отторгнутые от сознания психические напластования: подсознание.
По мнению Жане, истерия, в основе
Сказанного вполне достаточно для того, чтобы получить представление о том, что думает Жане по поводу предрасположенности к истерии, по поводу того, что можно назвать typus hystericus [90] (подразумевая под этим нечто вроде typus phthisicus 91 к которому относят людей с узкой удлиненной грудной клеткой, маленьким сердцем и т. д.). Жане полагает, что предрасположенность к истерии обусловлена особым врожденным слабоумием. Мы придерживаемся иного мнения, которое можем вкратце сформулировать следующим образом: не слабоумие пациентов вызывает расщепление психики, а как раз эта фрагментация психической деятельности, из–за которой функциональные способности сознательного мышления сохраняются лишь отчасти, придает пациентам сходство со слабоумными. Так что назвать слабоумие характерной чертой typus hystericus, квинтэссенцией предрасположенности к истерии, мы не можем.
90
Typus hystericus (лат.) – истеричный тип.
91
Typus phthisicus (лат.) – чахоточный тип.
Это утверждение можно проиллюстрировать следующим примером. Когда мы занимались лечением одной дамы (фрау Сесилии М.), состояние ее не раз менялось у нас на глазах. Поначалу она чувствовала себя довольно хорошо, как вдруг у нее появлялся истерический симптом: мучительная неотвязная галлюцинация, невралгия и т. п. Состояние больной ухудшалось, заодно убывали и ее умственные способности, да так заметно, что спустя пару дней любой человек, увидевший пациентку впервые, наверняка принял бы ее за слабоумную. Затем ей удавалось разрешиться от бремени бессознательного представления (которым зачастую было воспоминание о давней психической травме); это происходило либо с подачи врача, под гипнозом, либо после того, как сама она, неожиданно распалившись, с большим чувством рассказывала о взволновавшем ее событии. Избавившись от мучительного симптома, она не просто успокаивалась и веселела, а менялась до неузнаваемости, и всякий раз нам оставалось лишь поражаться ее уму, рассудительности, ясности и точности ее суждений. Она любила играть в шахматы и знала в них толк, причем охотно играла по две партии одновременно, а это едва ли свидетельствует об отсутствии способности к синтезу. Оставалось предположить, что в периоды плохого самочувствия доля психической деятельности, связанной с бессознательным представлением, с каждым днем увеличивалась, и по мере усиления влияния этого представления доля сознательного мышления постепенно сокращалась и убывала до такой степени, что пациентка начинала напоминать слабоумную. Но когда пациентке удавалось «собраться с мыслями», как говаривала она сама, употребляя удивительно меткое венское выражение, она выказывала незаурядные умственные способности.
В отличие от нормального человека, который способен на чем–то сосредоточиться, истерик может быть лишь чем–то «поглощен». Когда нормальный человек всецело «поглощен» ярким представлением, например чем–то озабочен, его умственные способности тоже снижаются.
На воззрения любого наблюдателя сильно влияет объект наблюдения, и скорее всего, суждения Жане в значительной степени продиктованы тем, что он проводил тщательное обследование слабоумных истериков, которые содержатся в лечебницах или домах призрения, поскольку из–за болезни или слабоумия сами о себе позаботиться не могут. Занимаясь обследованием вполне образованных и дееспособных истериков, мы склоняемся к совершенно иному мнению об их психике. Мы полагаем, что «среди истериков можно встретить людей, наделенных ясным и критическим умом, недюжинной силой воли и сильным характером». Истерия ни в коей мере не лишает одаренного человека умственных способностей, из–за болезни истерик подчас просто не может ими воспользоваться. Да и сама Святая Тереза [25], заступница и покровительница истериков, слыла женщиной гениальной и прекрасно разбиралась в житейских делах.
Разумеется, чрезмерная глупость, неприкаянность, беспомощность и безволие не спасают от истерии. Даже не принимая в расчет тех пациентов, чьи умственные способности пострадали уже в ходе болезни, следует признать, что чаще всего среди больных, страдающих истерией, встречается именно тип слабоумного истерика. Но и эти больные отличаются не тупоумием и флегматичностью, а скорее чрезмерной живостью ума, из–за которой они становятся рассеянными. О врожденной предрасположенности к истерии мы поговорим чуть позже, а пока лишь отметим, что мы категорически не согласны с мнением Жане, согласно которому в основе самой истерии и расщепления психики лежит слабоумие.