Истина. Осень в Сокольниках. Место преступления - Москва

Хруцкий Эдуард Анатольевич

– Ну и что вы решили? – Вадим пересел удобнее, облокотившись на дверь.

– Я, Вадим Николаевич, – насмешливо сказал Алеша Стрельцов, – не понимаю Олега Леонидовича. Он говорит, что все эти хибары сохранять надо.

– Говорю, – победно провозгласил Малюков, – и готов доказать это.

– А я считаю, что города строят для людей. Раньше их устраивали все эти курятники. А теперь нам стиль ретро ни к чему, нам новое нужно. Светлые дома, широкие улицы, огромные витрины, чтобы в них много света было. Это и в градостроительстве, и в кино, и в литературе, и в музыке.

– Превосходно, – Малюков повернулся на переднем сиденье, – превосходно.

Почему же сейчас, как никогда, во всем моден стиль ретро?

– Это для вас сделано некоторое послабление, – сказал Стрельцов.

– Я раньше на Башиловке жил, – сказал мрачно Филиппыч, – так у меня под окнами летом турецкий табак цвел, а за домом огородик был. Понял?

– Не понял. – В голосе Стрельцова послышалась готовность схватки.

– И не поймешь. Меня сейчас в башню рядом с Селезневкой переселили, так я, кроме камня, ничего не вижу. Тьфу. – Филиппыч плюнул в открытое окно.

– Вадим Николаевич? – вопросительно посмотрел на начальника Алеша.

– Меня по делу не берите. Я за ретро. Ретро, Алеша, – наша молодость. Даже убогая молодость всегда лучше, чем самая шикарная и комфортабельная старость.

Алеша озадаченно замолчал.

«Волга» вырвалась из города на простор Горьковского шоссе. Впереди, метрах в пятистах, шла сине-желтая машина ГАИ. Внезапно она резко свернула с дороги в кусты. Из «жигулей» вылез инспектор с похожим на пистолет измерителем скорости. Он огляделся и замаскировался в кустах.

– Партизан, – зло бросил Филиппыч.

– На охоту вышли, – возмутился Алеша Стрельцов, – когда этому положат конец, Вадим Николаевич?

Орлов промолчал. Он уже не раз говорил об этом на разных уровнях, но инспектора ГАИ по-прежнему «охотились» за частниками. Видимо, кто-то по сей день неправильно понимает обязанности Госавтоинспекции. Наказание – крайняя мера. Главное – помощь водителю.

Филиппыч злорадно выжал педаль газа, стрелка ушла за отметку «100». Из «жигулей» выскочил второй инспектор, размахивая жезлом. Филиппыч гордо пронесся мимо них, крякнув спецсигналом.

– Ничего, – засмеялся он, – они на обед еще заработают.

Оперативная «Волга», обгоняя грузовики и рейсовые автобусы, неслась по шоссе. Все молчали. Разговор в машине не клеился. Каждый думал о своем. В Балашихе машина сделала правый поворот и мимо стадиона вышла на дорогу, ведущую к Салтыковке.

– Где участковый? – спросил Орлов Алешу Стрельцова.

– Мы договорились, что он будет нас ждать у «Водопада».

– Ниагарского? – повернулся Малюков.

– Зачем? – В защиту Алеши подал голос Филиппыч. – Ниагарский – это вроде в Африке, а здесь такое кафе есть. Там, между прочим, пиво хорошее.

– Так ты же за рулем.

– А я так, вспоминаю.

– Слушай, Филиппыч, – спросил Вадим, – а с чего ты взял, что Ниагарский водопад в Африке?

– Я «Клуб путешественников» смотрю и вам советую.

– Вопрос снят, источник солидный, – усмехнулся Орлов.

А машина шла через лес. Солнце еще не успело высушить росу, и в открытые окна врывался запах влажной хвои.

Вадим смотрел на лес, на нарядные дачи, спрятавшиеся в зеленой глубине, и вспоминал вчерашний вечер. Перед глазами опять встало лицо брата Тохадзе. Шрам на щеке, перекошенные ненавистью губы, лицо матери расплылось в памяти, было нечетким, зыбким. Точно запомнились длинные сухие пальцы руки, закрывавшие лицо, и огромный бриллиант на безымянном. Такого большого Орлов не видел никогда. Рано утром он написал рапорт и оставил его у дежурного по городу. Одного

он не мог понять: каким образом они узнали его адрес. И все же какое-то чувство неосознанной тревоги полнилось в нем. Он не боялся угроз Тохадзе. В его долгой милицейской практике еще никогда не случалось так, чтобы преступники сводили счеты с работниками уголовного розыска. Да в общем он не особенно боялся, если бы они и попытались это сделать. Он презирал их. Всех, начиная от карманника и кончая опасными убийцами. А тех, кого презираешь, обычно не боишься. Когда-то вся Москва зачитывалась книгой Ахто Леви «Записки Серого волка». Однажды, на очередном дне рождения Аллы, один известный писатель, говоривший о книге восторженно и туманно, предрекая в литературе новое течение, повернувшись к Вадиму, сказал:

– Мне бы хотелось услышать мнение профессионала.

Весь стол с интересом уставился на него.

– Я не верю в раскаяние героя, так же как и не верю в его кровавые подвиги…

– Позвольте, позвольте, – писатель поднял руку, прерывая Вадима, – книга издана МВД СССР, следовательно, у вашего руководства были основания.

– Были, – перебил Вадим собеседника, – были. Нам очень важно, что происходит с теми, кто попал в колонию. Преступление, розыск – этап короткий. Наказание – это кусок жизни. Но я предпочитаю спорить о романе Амлинского «Возвращение брата». О книге, в которой прекрасный писатель осмыслил подлинную, кстати, человеческую судьбу. А «Серый волк» для меня всегда останется «Серым волком».

– Исходя из вашей теории, – высокомерно изрек писатель, – общество должно оттолкнуть протянутую руку.

– Смотря чью. Общество прежде всего должно помнить зло, совершенное этой рукой, а потом уже принимать раскаявшегося преступника. Вы поймите, что это не библейская история о блудном сыне. Это история борьбы с законом, а следовательно, борьбы с обществом.

Мнения собравшихся разделились. Большинство было на стороне писателя, спорили об искуплении, о лагерной теме в литературе. Несколько человек поддержали Вадима. Алла с «председательского» места, как предводитель войска, осматривала стол. Ей не важен был смысл спора, его социальная и нравственная основа. Спор, столкновение мнений – вот что главное. В ее салоне спорили – значит, людям интересно бывать у нее.

Машина резко затормозила. У поворота стоял пожилой старший лейтенант милиции.

– Участковый инспектор старший лейтенант Акимов, – бросил он руку к козырьку фуражки.

По тому, как он приветствовал, раскрыв сжатый кулак у самого козырька, по тому, как ладно сидела на нем форма, по смятой, чуть не по уставу фуражке Орлов понял, что человек этот пришел в милицию после многолетней военной службы.

– Садитесь, Акимов, – сказал Малюков, – потесните подполковника и садитесь.

Акимов сел аккуратно, стараясь не задеть начальство.

– Вы уж извините, – пробормотал он.

– Ничего, – сказал Вадим, – вы, Акимов, служили в армии?

– Так точно. Был прапорщиком, старшиной заставы. Уволился, пошел в органы.

– Понятно.

Старший лейтенант покосился на московское начальство, так и не поняв, почему его спросили об армейской службе.

– Поворачивай направо, – скомандовал участковый, – теперь прямо, вдоль зеленого забора и до упора.

– Что вы можете сказать о Лесоковском? – спросил Малюков.

– Ничего, солидный гражданин, музыку пишет. Гости к нему приезжают. Но все тихо, культурно. Гости в основном приезжают на машинах. От соседей жалоб не поступало.