Источник счастья
Шрифт:
Семь девочек-подростков в национальных костюмах тут же, на аэродроме, исполнили для дорогого гостя старинный местный танец.
Кончалась весна. Летом в степи стояла невозможная жара, но сейчас было приятно тепло и непыльно, ветер нёс свежий женственный аромат цветущих трав. Девочка лет четырнадцати поднесла Кольту местное лакомство, тонкую хрустящую лепёшку с вяленой кониной.
— Нравится? — прошептал губернатор, кивнув на девочку.
На маленьком смуглом лице светились голубые глаза сиамской кошки. Глубокой синевой ночного неба отливали
В сороковых годах прошлого века в эту степь ссылали немцев и эстонцев. От смешанных браков иногда рождались дети сказочной красоты. Нордические гены вдруг проявлялись в третьем, в четвёртом поколении. Здесь можно было встретить блондинок монголоидного типа, попадались рыжие со степными, раскосыми и чёрными глазами или светлоглазые брюнетки.
— Сколько ей лет? — спросил Кольт.
— Пятнадцать. Не волнуйся, у нас женщина считается совершеннолетней в четырнадцать. Ну что, принимаешь мой подарок?
Губернатор сам сел за руль огромного белого кабриолета. Машина сорвалась и полетела с бешеной скоростью. Ветер ударил в лицо так сильно, что у Кольта брызнули слёзы. Спереди и сзади мчались мотоциклисты в бело-жёлтых шлемах.
— Её зовут Тина, — закричал Тамерланов, заглушая рёв моторов и свист ветра. — Мать латышка, отец местный. Она сумеет тебя развеселить, а то, я смотрю, глаза у тебя грустные.
— Спасибо, Герман. Девочка чудо, но для меня она всё-таки ребёнок, а не женщина. — Петру Борисовичу тоже пришлось кричать.
— Не проблема. Найдём тебе кого-нибудь постарше. Восемнадцать лет — устроит?
— Спасибо, дорогой, — Кольт принуждённо рассмеялся. — Ты меня избалуешь, останусь тут у тебя жить.
— Милости прошу, буду рад. Ты знаешь, у меня есть всё, что нужно человеку. Красивые дома, быстрые машины, вкусная еда, юные ласковые девы. Здесь, в степи, они особенно хороши, правда, только в юности. К тридцати уже старухи. Ещё совсем недавно, всего лишь тысячу лет назад, раз в году, в день летнего солнцестояния, самую красивую девственницу приносили в жертву богу Сонорху, беспощадному и капризному богу времени.
Тамерланову нравилось орать за рулём. Голос его звучал зычно и дико. Он скалил зубы и щурил узкие глаза.
Наконец он сбавил скорость. Эскорт подъехал к воротам губернаторского дворца. Кольт заметил, что дорога от аэропорта к столице стала лучше, а ограда дворца выше.
Ворота бесшумно разошлись. За ними открылся райский сад. Цвели яблони и вишни, пальмы покачивали листьями, похожими на гигантские изогнутые кинжалы. Кричали павлины и попугаи, били фонтаны. Вдоль аллеи, ведущей к парадному подъезду, росли розовые кусты. Алые, белые, чайные, чёрные бутоны пахли так сильно, что воздух казался маслянистым. Все это великолепие обслуживалось целой армией садовников. Зимы в степи были морозными, и в октябре вокруг растений возводились специальные теплицы.
— И что, бог добрёл? — спросил Кольт, когда они вошли в зал приёмов.
— Ещё бы! Жрецы Сонорха жили сто пятьдесят — двести лет. — Хозяин взял гостя под руку и провёл через зал приёмов в небольшую столовую.
Там был накрыт стол на две персоны. Как только они сели, из боковых дверей явились два пожилых лакея в костюмах, в бабочках и принялись быстро молча расставлять закуски.
— Что будешь пить? — спросил хозяин.
— А ты?
— Я пью только чистую воду. Но для тебя есть всё, что захочешь.
— Коньячку, пожалуй.
Пригубив коньяк за здоровье хозяина, Кольт положил в рот лимонную дольку. Есть ему почему-то совсем не хотелось. Хозяин тоже не притрагивался к закускам, пил воду мелкими глотками.
— Что же эти твои жрецы делали с бедными девочками? — спросил Кольт.
— Сам ритуал жертвоприношения так и остался тайной. Орден жрецов был закрытым, не только для простолюдинов, но и для знати. Жрецы выбирали очередную девочку, от двенадцати до четырнадцати лет, увозили её, и она исчезала. Никто не смел протестовать, люди верили в безграничное могущество жрецов. Они действительно могли вылечить любую болезнь, вызвать засуху и дождь. Мой прапрадед был одним из них.
— А прапрабабушкой была какая-нибудь из тех прекрасных девственниц?
Герман Ефремович весело рассмеялся и подмигнул.
— Правильно. А как ты догадался? При вступлении в орден жрецов Сонорха давался обед безбрачия, но внутри ордена никто не соблюдал этих формальностей.
— Дети жрецов тоже жили по двести лет?
— Не всегда. Смотря, какой путь они выбирали. Сто пятьдесят, а тем более двести лет — это совсем не просто. Не каждый может, но главное, не каждый хочет.
— Разве есть выбор? — тихо спросил Кольт.
— А как ты думаешь? — Тамерланов уставился на него своими узкими глазами.
Радужка была такой чёрной, что сливалась со зрачком, и на миг Петру Борисовичу стало не по себе под этим долгим немигающим взглядом. Он принуждённо откашлялся.
— Кстати, помнишь, ты возил меня в какое-то село к старику долгожителю? Ему сейчас должно быть сто десять. Он что, тоже праправнук этих твоих жрецов?
— Кто? О ком ты? — хозяин удивлённо поднял брови.
— Ну как же! Маленький посёлок возле буровой, там всего семь юрт. Старик прискакал на коне, бухнулся перед тобой на колени. Он совсем не говорил по-русски. Ты потом сказал мне, что ему сто восемь лет, показал молодую женщину с младенцем и сказал, что ребёнок — его сын.
— И ты поверил? — Герман весело рассмеялся. — Ну, ну, не хмурься. Тогда я тоже верил. Но потом оказалось, что мошенник живёт по паспорту своего покойного деда. Если бы не скважина, я бы так и не узнал ничего об этих фокусах. Чтобы не платить налоги и не отдавать мальчиков в армию, мои кочевники хитрят, не регистрируют младенцев, паспорта передают по наследству. На самом деле тому старцу всего лишь пятьдесят. Тут у меня милиция нашла ещё пару тысяч таких долгожителей. Эй, Пфа, ты совсем загрустил? Не огорчайся. В моей степи, кроме того старика, есть много всего интересного.