Источник счастья
Шрифт:
— Вы заметили, здесь меня никто не испугался? — шёпотом спросил Ося, когда они вышли на улицу и сели в экипаж.
Действительно, стоматолог, ассистент, сестры и пациенты в приёмной смотрели на Осю, как на обычного ребёнка, истощённого и обритого наголо после тифа.
Экипаж остановился у подъезда. Михаил Владимирович хотел донести Осю на руках.
— Сам! — сказал Ося.
Путь им преградил молодой человек; полный и румяный, с прозрачной рыжей бородкой, в лёгком светлом пальто, в мягкой шляпе. Он как будто вырос из-под земли, обойти его не было никакой возможности.
— Профессор,
— Позвольте пройти, — сказал профессор.
Старый усатый швейцар открыл дверь парадного, поклонился Михаилу Владимировичу, улыбнулся и подмигнул Осе.
— Вы испробовали на нём своё снадобье? Он отлично выглядит. Как ты себя чувствуешь, мальчик? — успел выкрикнуть толстяк прежде, чем швейцар оттеснил его плечом и захлопнул дверь у него перед носом.
Соня проснулась и почувствовала запах кофе, подогретого хлеба, маминых духов. Только что во сне она видела, как папа и мама завтракают на кухне, словно мама никогда не уезжала, папа не умирал. Во сне время повернулось вспять, дало возможность исправить ошибки, стереть волшебным ластиком все злое, обидное, непоправимое.
— Вставай, через час явится курьер от Зубова, — сказала мама, — он принесёт анкету, ты при нём заполнишь. У тебя есть фотографии для загранпаспорта?
— Нет. Я не успела.
— Ой, горе моё! Быстро в душ и беги фотографироваться. Секретарь Зубова сказала, паспорт и визу тебе сделают за два дня. Билет уже заказан. Ну, вставай же, наконец!
— Мам, а может, ну её, эту Германию? — пробормотала Соня и опять закрыла глаза.
— Не придуривайся. Вставай. — Мама сдёрнула одеяло, как в детстве, когда Соня не хотела просыпаться в семь утра и идти в школу, — вернёшься и позавтракаешь. Фотоцентр напротив, через дорогу. Там наверняка есть моментальное фото.
Соня покорно встала, отправилась в душ. Она не выспалась. Она не понравилась себе в зеркале. Ей вдруг стало страшно неохота лететь в Германию, начинать какую-то новую жизнь. Забиться в угол и оставить всё как есть — это была обычная её позиция.
Лаборатория в институте, диван дома, письменный стол, компьютер, полки с книгами — этого ей было всегда достаточно. Круг общения ограничивался несколькими коллегами по работе, редкими недолгими романами и верным другом Ноликом. Она никогда не бывала за границей, к морю ездила два или три раза в раннем детстве, с родителями. Отпуск проводила дома, все на том же диване. Читала и спала, писала очередную статью об образовании гликопротеина амилоида в мозгу при болезни Альцгеймера или о митогенетических излучениях дробящихся яиц морских ежей, амфибий и клеток злокачественных опухолей у мелких млекопитающих.
Знакомиться с нужными людьми, звонить, просить о чём-то, улыбаться, когда не хочется, вести пустой светский трёп было для неё так же тяжело и бессмысленно, как разгрузить вагон кирпича или сто раз подтянуться на турнике. Явиться на какую-нибудь корпоративную вечеринку, в ресторан на банкет в честь чьего-то дня рождения, просто сходить в кино, в театр, в гости, было для неё не то чтобы мучительно, но неприятно. Сначала возникал вопрос, в чём идти? Потом — зачем идти?
«Я обязательно опоздаю на самолёт, потеряю паспорт или билеты, что-нибудь перепутаю, ляпну глупость в самый ответственный момент, кому-нибудь важному категорически не понравлюсь, — думала она, пока чистила зубы, мыла волосы маминым шампунем, — зачем вообще нужна мне эта Германия? Всё равно ничего не получится. Мне на роду написано быть неудачницей. История с Петей — очередное тому подтверждение. Когда я жить без него не могла, он исчез. Теперь я остыла, успокоилась, и он вдруг опять возник на горизонте со своими нежными посланиями, хотя уже ничего невозможно. Мне вроде бы всё равно, а почему-то больно».
Два года она не видела Петю и притворялась, будто страшно рада этому. Петя бросил её и женился на дочери какого-то шоколадного магната. Он устал от нищеты. Он химик, это к шоколаду имеет самое прямое отношение, теперь он живёт с молодой женой, тестем и тёщей в особняке на Рублёвке и работает у тестя на фирме.
Выйдя из душа, она проверила почту на мобильном. На ночь она выключила звуковой сигнал, который так раздражал маму.
«Софи, почему не отвечаешь? Нам надо встретиться!»
— прочитала она и тут же написала:
«Все, отстань! Я улетаю в Германию на год».
Он ответил не сразу. Она решила, что не ответит совсем и всё кончилось. Но телефон зачирикал в фотоцентре, когда она получала фотографии.
«В какой город? Я часто бываю в Германии».
«Точно не знаю. Кажется, в Гамбург».
«Одевайся теплей. Там сейчас холодно и сыро».
Перебегая улицу, Соня чуть не попала под машину. Грязный «жигулёнок» завизжал тормозами, окно открылось, шофёр громко обматерил Соню, но она не заметила.
Дома в прихожей она споткнулась о большой красивый пакет из глянцевой бумаги. Пакет стоял на коврике. Внутри была обувная коробка.
— Я здесь уже столько времени, а ты так и не потрудилась взглянуть на подарок, — сказала мама.
— Ничего себе! — Соня изумлённо покачала головой, увидев пару великолепных сапог.
Мягкая тёмно-коричневая кожа, удобная каучуковая танкетка. Сапоги оказались впору. Никогда ещё Соня не носила такой обуви, она даже не представляла себе, что обычная вещь, пара сапог, может вызвать у неё столько эмоций.
Мама сидела на корточках у Сониных ног.
— Ну что, не жмут? Тереть не будут? Я мерила на себя, но у тебя ведь нога больше на размер.
— Мамочка, ты гений!
— Конечно! А ты сомневалась?
— Нет, но как ты узнала, что мне позарез нужны именно сапоги?
— Софи, мы с тобой всё-таки не первый день знакомы. Это «Луи Кураж», отличная итальянская фирма.
— Наверное, жутко дорого?
— Неважно. Я достаточно зарабатываю, могу себе позволить обуть свою дочь, как мне хочется. Конечно, в Москве сейчас совсем несложно купить всё, что пожелаешь, но я ведь знаю тебя, ты ни за что не пойдёшь по магазинам, будешь донашивать старье.