Источник судеб
Шрифт:
Решительность стражников возымела действие. Многие пустились в бегство: «зеленые» без оглядки, «фиолетовые» — пытаясь сохранить остатки сословной гордости, насколько это позволяла ситуация.
Как только толпа поредела, Конан подхватил готового упасть брегона и, свистнув мальчишку, двинулся за ним, огибая стену ипподрома. Посыльный ликовал, он приплясывал и выкрикивал на ходу: «Ну мы им врезали, ну и врезали!»
— Я тебе сейчас врежу, — мрачно пообещал ему Конан.
С тем они и скрылись за спинами разбегающейся толпы и размахивавших дубинками стражников.
К оставшемуся на ступенях портшезу приблизился чернокожий раб, униженно кланяясь и прижимая к груди
— Ты заслуживаешь быть повешенным за ребро, — зло бросила ему Зана. — Кликни вольных носильщиков, чтобы доставили меня домой. А потом, если хочешь заслужить прощение, сделаешь вот что…
Раб почтительно склонился к окошку портшеза, получая наставления. Потом точеная рука протянула ему жестяную бирку, свидетельствующую, что раб выполняет поручение своей госпожи. Чернокожий прицепил ее к запястью и со всех ног бросился в ту сторону, куда отправились светловолосый гигант и его занедуживший господин в малиновом берете.
Поражение Скалидо, как ни странно, подняло настроение Заны дель Донго, рьяной приверженицы и одной из вдохновительниц движения «фиолетовых». Никакого песка во втулках, конечно, не было, и судейщики справедливо отдали победу Базиласу, чьи лошади опередили квадригу Скалидо на полголовы. Не Зана ли настаивала, что партии нужен новый фаворит? Она вынужденно принимала этого выскочку в своем доме, где собиралось самое блистательное общество, но никогда не посылала ему приглашения на серебряной карточке со своим гербом, как прочим. Скалидо всегда приглашал Палипсио, ее мужа, и весь вечер эти два голубка сидели рядышком, угощая друг друга фруктами и подливая вина из серебряных кувшинов. Упаси Иштар, если бы кто-нибудь заподозрил ее в ревности! Она давно не воспринимала женственного Дель Донго ни как мужчину, ни как мужа. Хватит того, что благодаря богатому приданому, ей удалось стать гражданкой Зингары, где, в отличие от ее родного Кофа, женщины никогда не считались исключительной собственностью своих мужей. Палипсио получил деньги, она — свободу, и теперь они не мешали друг другу наслаждаться жизнью. Но Скалидио становился просто опасен: благодаря его второму проигрышу, партия Аввинти теряла политические очки. Ничего, уж теперь-то она сумеет настоять на своем и подыскать нового участника бегов. Знать бы только, кого…
Носильщики доставили портшез во двор виллы, окруженный мраморными статуями, с большим овальным фонтаном посредине. Получив монету, они вежливо раскланялись и с достоинством удалились пропивать плату в ближайшем кабаке.
Старый мажордом, разодетый по моде времен короля Риманендо, галантно подал руку своей госпоже и, гордо вышагивая, повел Зану по полукруглым ступеням к парадному входу с таким видом, словно был графом, направляющимся на бал со своей молодой любовницей. Собственно, он и был когда-то графом и ловким царедворцем, однако, после свержения прежнего короля, не сумел вовремя сориентироваться, попал в немилость к новым властям и даже после Реставрации не смог вернуть ни титула, ни денег.
— Вы будете приятно удивлены, — говорил мажордом светским тоном, — в приемной ожидает дон Сантидио Эсанди, жаждущий видеть вас с большим нетерпением, как в прежние времена…
И старик тонко улыбнулся, давая понять, что знает гораздо больше, чем положено обычному домоправителю.
— Так он вернулся? — холодно спросила Зана.
— Пока инкогнито. Дон Эсанди не желает афишировать своего появления в Кордаве, и первый визит нанес вам. У него есть для
— Представляю, — усмехнулась дама. — Какие-нибудь тряпки из Вендии или Камбуи.
Кликнув служанок, она удалилась в купальню, велев передать гостям, что скоро будет.
Паш-мурта и зингарец сидели в резных креслах за круглым столом с крышкой из голубого лазурита и подкреплялись вином и фруктами. Сантидио что-то рассказывал работорговцу, и тот с почтением слушал.
— Поток этот постоянно меняет свой цвет, — говорил дон Эсанди, — и, вытекая из грота в одной скале, скрывается под другой, отстоящей локтей на двести. Причем с морем он не сообщается, разве что где-нибудь под землей. Когда местные увидели наше неожиданное появление, они пали ниц и молили нас поскорее уйти, дабы не лишить их средств к существованию. Ничего не понимая, мы, со всей возможной осторожностью, осведомились о причинах столь негостеприимного поведения аборигенов…
— Донна Зана дель Донго! — объявил появившийся в зале мажордом, словно ударил в бронзовый дверной колокол.
В окружении служанок, благоухая духами, вошла хозяйка дома. На ней была отливающая золотым и фиолетовым полупрозрачная цикла, широкая и длинная, едва скрывающая тело, грудь почти открыта, черные волосы взбиты в прическу, напоминающую грушу, на шее — нить бирюзы, на руках — тонкие серебряные кольца и тяжелый золотой браслет с агатовым украшением в форме трилистника.
Сантидио вскочил и отвесил изысканный поклон. Паш-мурта тоже поднялся и сложился чуть ли не вдвое, уткнув черную бороду в грудь и сомкнув толстые пальцы внизу живота, словно боялся, что тот может упасть на ковер.
— Садитесь! — махнула тонкой ладонью Зана. Она опустилась в кресло, обитое фиолетовым бархатом, и взяла из вазы гроздь винограда.
— Так ветры Бора все же прибили тебя к зингарским берегам? — спросила она дона Эсанди.
— Ветры долго носили меня по морям, — отвечал тот, — но, вернувшись, я обнаружил, что Кордава все так же великолепна, а хозяйка самой роскошной виллы стала еще прекрасней!
— Пребывание среди дикарей не отучило тебя говорить красиво, — насмешливо сказала Зана. — Довольно ли наслушался ты сказок о лимурийцах, и хороши ли женщины в тех краях, где ты побывал?
— Я привез много записей и древних манускриптов, что же касается женщин, они не идут ни в какое сравнение с нашими темноокими красавицами, как ни одна из этих последних не может сравниться с тобой, Зана Комнин!
— О! — воскликнула донна, — ты еще не забыл, что я предпочитаю свое родовое имя этому пошлому «дель Донго»?
— Я ничего не забыл, — страстно прошептал Сантидио, — ничего…
Хозяйка виллы звонко расхохоталась.
— Знаешь, какую песенку сочинили портовые шлюхи?
И она пропела хриплым вульгарным голосом:
Сантидио кисло улыбнулся.
— Ты все та же, Зана…
— Стараюсь, — сказала она. — Но хватит обо мне, давай поговорим о тебе. Говорят, ты что-то привез мне в подарок? Надеюсь, живого лимурийца?
— Увы, они остались лишь в преданиях и легендах. Но, думаю, мой подарок тебе понравится.