Источник судеб

Леннард Клайв

За столом, где сидел Конан, собрался, как он понял, народ попроще: не богатые, но весьма заносчивые дворянчики, несколько судейских с важными лицами, пара капитанов, надутых и корчащих из себя морских волков, а также актеры и шумные молодые люди, называющие друг друга непонятным словом «литератор». По их разговорам киммериец заключил, что эта публика представляет что-то вроде писцов или каллиграфов.

Один из юнцов жужжал у него над ухом, витиевато рассказывая историю славных подвигов блистательного Мордерми, вождя восставшего народа, двадцать с лишним лет назад скинувшего ненавистную тиранию старого глупого Риманендо. Это было правдой, хотя, конечно, «король воров» возглавлял восстание не один: ему помогали вожди «Белой розы» Аввинти, Сантидио и Карико

со своими людьми и бывший наемник зингарской армии, чуть было не поплатившийся жизнью за дуэль с начальником, Конан-киммериец. Однако, помянув добрым словом первого и назвав предателем третьего из соратников Мордерми, «литератор» ни словом не обмолвился ни о хитроумном доне Эсанди, ни о варваре, ставшем главой новой армии. Очевидно, период зингарской истории, когда Мордерми из вождя восставших превратился в единоличного диктатора страны, используя в своих целях страшных каменных воинов древнего короля, был запретной темой для нынешнего поколения. По словам «литератора» выходило, что Мордерми перед смертью сам передал власть отпрыску королевского рода, мудрому Кантарнадо, который учредил палату сенаторов и парламент — законодательный орган обновленного государства. Кантарнадо вскоре умер, оставив малолетнего сына и дона Бенидио в качестве регента, а год назад юный Элибио получил корону и с тех пор…

— Погоди-ка, — перебил варвар пылкую речь «литератора». — А отчего умер героический Мордерми?

— От жесточайшего приступа головной боли, вызванного сильным переутомлением, — отвечал юнец, — оная болезнь именуется по-научному «мигренью».

— А я слышал, что его головная боль была вызвана крепким ударом башки мерзавца о каменные плиты двора, — проворчал Конан, но раздавшаяся в зале громкая музыка заглушила его слова, и сосед не разобрал, что там бормочет бритунец.

Сначала послышался мощный звук фанфар, и в зал вошли низкорослые люди с иссиня-черной кожей, в полосатых тюрбанах, вышитых безрукавках и атласных шароварах. Они несли плетеные корзины, из которых доставали охапки цветов и пригоршнями швыряли их в публику. Удивительные запахи наполнили зал: резкие, дурманящие, зовущие отдаться буйному веселью и забыть обо всем… Потом раздалась более нежная музыка: звон серебряных струн стигийских тамбурахов, кофийских лир, нежное воркование флейт и трепетное звучание цитр. Появились танцовщицы в развевающихся одеждах. Они закружились по залу, вздымая вихри розовых лепестков, среди сыпавшихся из корзин цветов. Женщины вдруг напомнили Конану виденных когда-то дочерей ледяного великана Имира, несущихся в вихрях снежной метели, зовущих, манящих, влекущих к смерти. И среди душного зингарского вечера он снова ощутил ледяное дыхание мировой Пустоты…

Поспешно глотнув вина, варвар продолжал смотреть на представление. Танцовщицы исчезли, и в зале появилась процессия существ столь диковинных, что киммериец не сразу признал в них человеческие создания. Хотя многие были явно людьми, только странных пропорций, размеров и очертаний.

Первыми явились карлики. Самый высокий едва достигал бедра обычного человека. Он вышагивал с важным видом гиганта: между его ног семенила процессия настоящих низкоросликов ростом в локоть. Над головой карлик держал круглый щит, на котором кувыркались и выделывали разные штуки на брусьях и канатах два акробата величиной с курицу. Публика аплодировала, многие вскочили на ноги, чтобы получше рассмотреть коротышек.

Зана взобралась на стол, лицо ее раскраснелось, глаза блестели. Она хлопала в ладоши, призывая гостей полюбоваться новыми и новыми экспонатами своей коллекции.

По ее знаку в зале появился великан: нелепое существо, словно составленное из сухих деревяшек. Великан вполз в зал на четвереньках, а когда поднялся, уперся головой в расписанный морскими волнами потолок. Так он и стоял, понуро уронив доходившие до колен руки и виновато поглядывая на хохочущих и улюлюкающих гостей выпуклыми зелеными глазами.

Потом шестеро невольников внесли кресло, в котором восседала женщина, чье обтянутое розовым шелком необъятное тело

напоминало пудинг или медузу, а на подбородке обильно росла рыжеватая борода. Рядом с ней вертелся человек столь худой, что почти исчезал, повернувшись к наблюдателю лицом. Следом повалила толпа жутких уродов: одноглазых, одноногих и, наоборот, обладающих лишними конечностями, горбатых, с раздувшимися, словно желтые шары, головами, безносых и с носами длинными, как хобот слона, корчащих ужасные рожи или с застывшими страшными масками вместо лиц. У одного несчастного было два лица — спереди и сзади, у другого — одна голова, но два тела, еще один щеголял мускулистым торсом и крепкой шеей, на которой сидела головка величиной с грецкий орех. Гости надрывали животы, швыряли уродам объедки, за которые те вступали в драку с показной, дабы потешить публику, яростью.

Снова раздались фанфары, и, перекрывая общий шум, хозяйка потребовала тишины.

— Почтеннейшая публика, — возгласила Зана голосом ярмарочного зазывалы, — многие из вас уже видели моих красавцев и сумели по достоинству оценить их привлекательность и обаяние…

Хохот гостей заглушил ее слова, и дона дель Донго властно подняла руку, заставив всех замолчать.

— Позвольте теперь познакомить вас с моими последними приобретениями, — воскликнула она. — Смею надеяться, они произведут впечатление!

Снова раздалась нежная музыка, и в залу вошел человек с растерянным лицом, одетый в простой костюм горожанина. С виду ничего необычного в нем не было, если не считать большого горба и длинных костистых пальцев, похожих на когти птицы.

— Это господин Эвраст, немедиец, — представила его Зана. — Он явился к нам в надежде избавиться от своего… э-э… недуга. Я же уговорила его пожить некоторое время у меня. Господин Эвраст, прошу.

Немедиец неуверенно затоптался, просяще глядя на хозяйку дома бесцветными глазками под светлыми кустистыми бровями.

— Здесь все свои, господин Эвраст, — строго сказала Зана.

Горбун тяжело вздохнул и принялся стягивать шерстяную куртку. Когда он снял нижнюю тунику, гости ахнули: за спиной немедийца раскрылись два перепончатых крыла, словно у гигантской летучей мыши. Раздался истерический вопль, и Конан увидел, как хозяин дома в ужасе вскочил на ноги, намереваясь бежать.

— Спокойно! — презрительно бросила мужу донна дель Донго. — Это человек, а не демон: Родагр его осматривал. Законов мы не нарушаем. Господин Эвраст родился нормальным, но, как он говорит, несколько лет назад отравился грибами, с тех пор у него стал расти горб. А три месяца назад горб лопнул, и явились крылья. Удивительный случай: Ученый Совет Кордавы решил подробно с ним ознакомиться. Господин Эвраст, покажите, что вы умеете.

Немедиец еще раз вздохнул и побежал, сильно наклонясь вперед; крылья за его спиной судорожно подергивались. Потом они сделали несколько сильных взмахов, подняв вихрь розовых лепестков, Эвраст подпрыгнул, пролетел несколько ярдов и с плеском рухнул в бассейн, вызвав новый взрыв смеха почтеннейшей публики.

— Человек не птица! — прокричал Базилас, очень довольный, что не только он потерпел сегодня фиаско.

Невольники помогли немедийцу выбраться из бассейна и увели его из зала.

— А сейчас я покажу вам чудесную статую! — возгласила донна дель Донго. И, обращаясь к мужу, добавила: — Когда она оживет, не вопи и не прячься под стол.

В этот момент кто-то робко кашлянул над ухом Конана и, обернувшись, варвар увидел кланяющегося Мамбу.

— Пора, господина, — прошептал раб, — готовиться надо.

Киммериец выбрался из-за стола и последовал за чернокожим в смежную комнату, отделенную от зала тяжелым гобеленом. Мамба жестами показал, что Конану нужно снять одежду. Когда тот остался в одной набедренной повязке, раб что-то прокричал, и из-за занавески появились три темнокожие девушки с чашами из сандалового дерева в руках. Конана уложили на обитый кожей топчан и тщательно намазали едко пахнущим маслом. Руки девушек нежно оглаживали его тело, и если бы не резкий запах, киммериец согласился бы остаться в этой комнате и подольше.