Источники социальной власти: в 4 т. Т. 1. История власти от истоков до 1760 года н. э.
Шрифт:
«Индоевропейцы» и железо: расширение растущего разнообразия сетей власти
ВО ВТОРОМ ив начале первого тысячелетия до новой эры ближневосточные империи доминирования потрясли два решительных вызова, которые пришли извне, но причиной которых тем не менее послужили сами империи. Большинство империй не сохранились (одни исчезли, а другие были инкорпорированы как единицы в другие владения), тем же из них, кому удалось уцелеть, пришлось претерпеть глубочайшие изменения и превратиться в своего рода «мировые империи». Этими двумя вызовами были военное господство колесниц между около 1800 и 1400 гг. до н. э. и распространение изготовленных из железа орудий и оружия начиная с около 1200 до 800 г. до н. э. Революции обладали тремя сходствами: они пришли с севера, от неоседлых и бесписьменных народов. Эти факты создают сложности для исследования, поскольку нам необходимо обратиться к областям, точное месторасположение которых не известно,
Но реальной историей была не история столкновений двух отдельных обществ. В тот период модель унитарного общества практически не имела никакого отношения к реальности. То, что произошло, может быть выражено в терминах: (1) исходного стимула, который Ближний Восток придал постепенно расширявшейся географической области и различным сетям власти, опутывавшим ее, и (2) последующего роста в степени взаимного наложения пересекавшихся взаимодействий власти в этих областях. В конце периода, обсуждаемого в этом разделе, соответствующая географическая область значительно расширилась и стала включать большую часть Европы, Северной Африки и Центральной Азии наряду с Ближним Востоком. Части этой географической области были разбиты на общества и государства с претензией на унитарность, но большинство из них таковыми не были. Все они были включены во взаимодействие, которое зачастую простиралось за пределы границ предположительно унитарных государственных обществ.
ИНДОЕВРОПЕЙСКИЙ ВЫЗОВ
Хотя баланс власти теперь качнулся в сторону севера, весьма вероятно, что первоначально самые влиятельные игроки переместились с юга на север[56]. Это не доводы в пользу общего преобладания диффузии с Ближнего Востока в ущерб локальной эволюции севера и запада. Речь о взаимодействии между ними, которое необходимо подчеркнуть: оба региона обладали необходимыми факторами для взаимосвязанного развития. Характеристики доисторического периода севера и запада важны (хотя в большинстве своем они носят гипотетический характер). Но к моменту, когда они осуществили прорыв в историю, они уже изредка взаимодействовали. Они были не просто чужаками, не испытавшими на себе никакого влияния практикующих ирригацию «народов».
В начале третьего тысячелетия торговцы из ближневосточных империй проникли за пределы Малой Азии, Кавказских гор и Иранского плато в поисках металла, животных, рабов и других товаров роскоши. Их встретили «индоевропейцы», группы которых уже принадлежали к общему лингвистическому корню. «Индоевропейцы» восточных степей были горными скотоводами-кочевниками; «индоевропейцы» восточноевропейских и русских лесов были смешанными подсечно-огневыми земледельцами и горными пастухами. У них не было ни государства, ни трех характеристик цивилизации, указанных в начале главы 3. Тем не менее их общества были «ранговыми», а некоторые из них уже становились стратифицированными. Кочевники обладали слабой клановой/племенной структурой и, вероятно, эмбриональной частной собственностью, сконцентрированной главой рода. Подсечно-огневые земледельцы плюс пастухи обладали смешанной клановой/поселенческой структурой.
Рост богатства и освоение бронзовой металлургии, которой они выучились благодаря торговле, рост и децентрализация форм стратификации способствовали развитию аристократии из глав кланов и авторитетных фигур деревень, а также усилению прав частной собственности аристократических семей. Металлургия повысила их военную отвагу, сделала аристократию военной элитой и иногда способствовала эволюции военного командования в слабые княжества. Западные индоевропейцы принесли бронзовые боевые топоры на запад, установив свое господство на современном европейском континенте. Наиболее известными из них были кельты, италоговорящие народы и греки (к ним мы еще вернемся в главах 7 и д). Но богатство и военная отвага степных народов оказали обратное влияние на Средний и Ближний Восток (в этой главе я буду обсуждать прежде всего это).
Приблизительно в 1800 до н. э. появилась легкая колесница, имевшая два колеса со спицами на фиксированной оси, с упряжью, позволявшей лошади нести на себе часть веса колесницы. Это был быстрый, маневренный и сбалансированный механизм. Военная мощь колесницы впечатляла всех последующих историков. Она везла двух или трех мужчин, вооруженных копьями и блочными луками. Отряд колесниц мог быстро зайти с фланга пехоты или неуклюжих имперских повозок, вести обстрел из относительно недосягаемой, защищенной и движущейся позиции. Когда ряды пехоты были сломаны, лобовой удар мог добить их. Колесницы не могли осаждать города, но они могли нанести существенный урон оседлым земледельцам в битвах на равнине и в низинах, достаточный, чтобы покорить их. Распряженные колесницы, особенно в лагере, были уязвимы для атаки, по этой причине колесничие разбивали свои лагеря в простых четырехугольных земляных укреплениях, чтобы отразить атаку, даже если она будет конной. На открытой территории они обладали очевидным исходным
Предположительно сначала они появились в густонаселенных оазисах Юго-Восточной и Центральной Азии, где была возможна ирригация — самое быстрое ответвление из первых двух фаз ближневосточной цивилизации. Это нашествие также было причиной практически одновременного появления упоминаний о нем в письменной истории: на востоке в Китае, на юго-востоке в Индии, на юго-западе в Малой Азии и на Ближнем Востоке. Однако в настоящее время китайские колесницы династии Шан с бронзовыми доспехами и прямоугольными укреплениями рассматривают как местное изобретение. По всему миру это движение было очевидным. Арийцы завоевали Северную Индию последовательными волнами набегов где-то между 1800 и 1200 гг. до н. э. (я рассмотрю это в главе п), хетты установили собственное царство в Малой Азии к 1640 г. до н. э., ми-танни обосновались в Сирии к 1450 г. до н. э., касситы заняли большую часть Месопотамии примерно к 1500 г. до н. э., гиксо-сы захватили Египет около 1650 г. до н. э., микены обосновались в Греции к 1600 г. до н. э. К моменту появления в записях они обладали колесницами, все были аристократическими федерациями, а не народами, сконцентрированными вокруг одного государства, и у большинства из них дифференциация в частной собственности была больше той, которая превалировала среди местного населения Ближнего Востока.
Вопрос, кем именно являлись некоторые из них, весьма не простой. По общему убеждению, изначальным центром этого движения были «индоевропейцы». Но основной хеттский народ (хатты и хурриты) не был индоевропейским, а гиксосы (получившие свое название от египетского слова, означающего «правитель чужеземных стран»), по всей вероятности, были смесью хурритских и семитских групп. Происхождение языка касситов также остается невыясненным. Он не был просто индоевропейским, хотя религия касситов и предполагала сходство с индоевропейской или заимствования из нее. Весьма вероятно, что все нашествия были смешанными, включая межэтнические браки и союзы единомышленников, культуры и письменности, по мере продвижения на юг. Преобладавшие смеси, известные как хурриты и хетты, состояли из немногочисленной индоевропейской аристократии, изначально правящей, а впоследствии смешавшейся с коренным народом. У нас есть исторические свидетельства только о смешанных группах, но явно недостаточно исторических сведений, чтобы работать с этническими теориями «народов» и «рас» XIX в.н. э. хотя бы потому, что потомки этих групп завоевателей, которые в конечном итоге были письменными, писали в основном на индоевропейских языках. Не существует доказательств того, что хотя бы некоторые из них были подлинно кросс-классовыми «этническими сообществами» — они были нежестко организованными военными федерациями.
Вторая загадка их завоеваний также достойна внимания. Совершенно не очевидно, что они стали править занятыми ими империями исключительно благодаря военным победам. Маловероятно, что те, кто двигался на юг, и были изобретателями быстрых колесниц (на которых базировалось их военное превосходство) до тех пор, пока они не появились в Малой Азии. Вероятно, они оседали на границах или даже внутри ближневосточных цивилизаций. Например, это верно для касситов (Oates 1979: 83–90). Там они постепенно совершенствовали коневодство и техники верховой езды, а также постепенно приобретали бронзовые орудия для конструирования колесниц. Следовательно, военные колесницы были разработаны в приграничных землях, как мы и предполагали. Подобным образом военные конфликты были чересчур растянутыми. Даже после появления колесниц для систематического завоевания все еще не хватало логистических условий. Военным преимуществом колесниц была превосходящая мобильность, особенно в концентрации и рассредоточении сил. Логистические преимущества были сезонными и зависели от конкретных обстоятельств: при наличии хороших пастбищ воины, управлявшие колесницами, могли жить с земли и преодолевать гораздо большие расстояния на собственных запасах, чем пехота. Но организационные ритмы военных кампаний с использованием колесниц оставались весьма сложными: небольшие отряды, которые должны были быть рассредоточены, были растянуты по всем вражеским пастбищам, а затем они должны были быстро сконцентрироваться, чтобы атаковать позиции врага. Решение этой задачи было по силам не варварам, а военным вождям пограничий, совершенствовавших свою социальную организацию в течение долгого периода времени.
Таким образом, их давление на цивилизации, расположенные на юге, должно было быть длительным и устойчивым. Это вело к напряжению, слабо напоминавшему военное наступление. К тому же некоторые империи разрушились без какой-либо посторонней помощи. Например, арийские захватчики Индии могли столкнуться с уже пребывавшей в упадке цивилизацией долины реки Инд. Аналогичным образом два упадка миной-ской цивилизации на Крите с трудом поддаются интерпретации. Не существует убедительной теории разрушения минойской цивилизации иностранными захватчиками, даже микенами. Весьма вероятно, что цивилизация Крита угасала в течение долгого периода времени, после чего микенские торговцы заменили ми-нойских на большей части Восточного Средиземноморья без какого-либо прямого военного столкновения между ними.