Истоки славянской письменности
Шрифт:
Рис. 18.
Чешский археолог Вацлав Крольмус, в 1852 году путешествуя по Богуславскому краю Чехии, находился в селе Кральск, где узнал, что крестьянин Юзеф Кобша, копая погреб, по звуку удара предположил существование полости за северной стеной дома. Пробив стену, Юзеф обнаружил подземелье, свод которого держался на каменном столбе. На лестнице, ведущей туда, находились сосуды, которые привлекли его внимание, ибо он предположил, что в них спрятаны деньги. Однако денег там не было. Негодуя, Кобша разбил урны, а их содержимое выбросил. Крольмус, услышав о найденных урнах, зашёл к крестьянину и попросил показать подвал. Оглядев подземелье, он заметил на столбе, поддерживающем своды, два камня с
Сам В. Крольмус пробовал прочесть эти надписи исходя из предположения, что перед ним славянские руны. Прочтение дало имена различных богов (II, 58; 262). На основании рун читал надписи Крольмуса и уже известный нам Я. Лецеевский (II, 58; 262). Однако прочтения этих учёных признаются ошибочными (II, 58; 262).
Ещё в 1874 году князь А. М. Дондуков-Корсаков обнаружил в деревне Пневище под Смоленском камень, обе стороны которого были покрыты странными надписями (рис. 19). Он скопировал эти надписи. Однако опубликованы они были только в 1916 году. Попыток прочтения этих надписей в России не делалось. Прочесть их пробовал австрийский профессор Г. Ванкель, который увидел в них, бог весть почему, еврейское квадратное письмо (II, 58; 267).
Ещё в 80х годах XIX века на берегу реки Буши, впадающей в Днестр, был обнаружен храмовый комплекс, принадлежавший славянам языческих времён (хотя впоследствии его, вероятно, использовали и христиане). В 1884 году храм был обследован археологом А. Б. Антоновичем. Он оставил подробное описание храма, опубликованное в его статье «О скальных пещерах Днестровского побережья в Подольской губернии», приведённой в «Трудах VI Археологического съезда в Одессе, 1884 год». В сущности, эта исследовательская работа остаётся непревзойдённой до сего времени. В ней, помимо описаний, содержатся также и качественные фотографии.
В 1961 году к Бушскому храму снарядил экспедицию известный украинский археолог Валентин Даниленко. Однако результаты работы этой экспедиции в советское время не были опубликованы (II, 9; 355). О его бушской экспедиции известно только по рассказам её участника Дмитро Степовика (II, 9; 354–355).
Вот, пожалуй, и все исследования такого замечательного памятника, как Бушский храм. Удивительное невнимание советских археологов. Правда, справедливости ради заметим что ещё в 1949 году в своей книге «Киевская Русь» краткое описание этого храма дал Б. Д. Греков. Вот что он пишет: «Образец языческой скульптуры сохранился в одной из пещер на берегу реки Буж (точнее, Буши или Бушки. — И.Д.), впадающей в Днестр. На стене пещеры находится большой и сложный рельеф, изображающий коленопреклонённого мужчину, молящегося перед священным деревом с сидящим на нём петухом. Сбоку от него изображён олень — возможно, приносимая человеком жертва. Вверху, в особом обрамлении, неразборчивая надпись» (II, 9; 354).
Рис. 19.
Надпись, собственно, не одна. Не одна и пещера. Есть небольшая пещера, которую А. Б. Антонович в своей работе обозначил литерой «А». Есть пещера, обозначенная литерой «В». В ней, в левой стене от входа, высечена в скале продолговатая ниша. Над нишей какая-то надпись. Антонович воспроизводит её латиницей: «КАIН РЕRUNIAN». А. И. Асов полагает, что учёный воспроизводил именно то, что видел, и буквы надписи действительно были латинскими (II, 9; 356). Это заставляет усомниться в большой древности надписи. То есть она могла появиться в эпоху Средневековья, но гораздо позднее времени функционирования языческого храма, и играла роль пояснения назначения святилища. По мнению А. И. Асова, пещера «В» представляла собой святилище Перуна, о чём и говорит надпись. Ибо слово «каiн (кай)» в древнерусском имеет значение «молот», а «perunian» может означать «перунин», принадлежащий Перуну (II, 9; 356). Ниша в стене — это, по-видимому, жертвенник либо постамент для статуи Перуна.
Больший интерес представляет пещера «С» храмового комплекса. Именно в ней находятся рельеф, описание которого Б. Д. Грековым мы приводили выше, и «неразборчивая» надпись в рамке (рис. 20). В. Даниленко прочёл эту надпись как «Аз есмь Миробог жрец Ольгов» (II, 9; 355). Также он прочёл, по утверждению Д. Степовика, на стенах храма и иные надписи: «Перун», «Хорс», «Олег» и «Игорь». Однако поскольку результаты экспедиции Даниленко не опубликованы, то суждений об этих последних надписях высказывать не приходится. Что же касается надписи в рамке, то ряд исследователей, основываясь на фотографии 1884 года, согласны с подобной реконструкцией (II, 28; 214). В таком случае надпись, видимо, придётся датировать временем княжения Олега Вещего, то есть концом IX — началом Х века. Она выполнена буквами, похожими на кириллические. Есть все основания утверждать, что перед нами ещё один образец протокириллицы. Принимая во внимание, что в надписи, по-видимому, фигурирует имя князя Олега, можно вспомнить и «Иоанново письмо» договора Олега с греками. Ещё один аргумент «в копилку» С. Ляшевского.
Рис. 20.
При этом надо учитывать, что само святилище и рельеф в частности, по всей вероятности, гораздо древнее рамки с надписью. На это указывал в своей работе ещё А. Б. Антонович. В окрестностях храмовых пещер «найдено очень много кремневых осколков, в том числе несколько экземпляров совершенно явственных отбивных кремневых орудий» (II, 9; 358). Кроме того, характер выполнения рельефа и рамки различны: рельеф выдаётся на скале, а рамка представляет собой углубление в ней. Этот факт со всей очевидностью может говорить о разновременности их изготовления. Следовательно, рельеф изображал отнюдь не Миробога. Но кого он изображал — это уже другой вопрос.
Хотелось бы упомянуть и ещё об одном памятнике — грандиозной наскальной надписи VI века, сопровождающей Мадарского всадника. Российская наука хранит об этой надписи непонятное молчание, хотя в Болгарии и Югославии по ней издана обширная литература (II, 9; 338). Надпись содержит известие о завоевании славянами Балкан. Писана буквами, похожими на кириллические и очень напоминающими буквы надписи пещеры «С» Бушского храма (II, 9; 338). Принимая во внимание время её создания, т. е. VI век, можно с полным основанием подвергнуть сомнению построения С. Ляшевского, касающиеся «Иоаннова письма». И, безусловно, в нашем распоряжении протокириллический текст.
Ко всем приведённым образцам докириллического славянского письма присовокупим уже упоминавшиеся в предыдущем разделе образцы протокириллицы. Вспомним свидетельства о существовании протокириллицы и протоглаголицы до святого Кирилла.
Скажем и о следующем. Как отмечают многие лингвисты, слова «писать», «читать», «письмо», «книга» общи для славянских языков (II, 31; 102). Следовательно, эти слова, как и само славянское письмо, возникли до разделения общеславянского (праславянского) языка на ветви, то есть не позже середины I тысячелетия до н. э. Ещё в конце 40х годов XX века академик С. П. Обнорский указывал: «Отнюдь не явилось бы смелым предположение о принадлежности каких-то форм письменности уже русам антского периода» (II, 31; 102), т. е. в V–VI веках н. э.
Причём обратим внимание на слово «книга». Если пишутся книги, то уровень развития письма довольно высок. Примитивной пиктографией книг не напишешь.
Нам кажутся абсолютно безосновательными попытки некоторых исследователей опровергнуть последнее приведённое доказательство существования докириллической письменности у славян, письменности весьма развитой. Вот что, например, пишет Д. М. Дудко: «“Писать” может означать “рисовать” (“писать картину”), а “читать” — “произносить молитву, заговор”. Слова же “книга”, “буква” заимствованы от готов, принявших христианство уже в IV веке и имевших церковные книги» (II, 28; 211). Что касается пассажей Д. М. Дудко относительно слов «писать» и «читать», то бросается в глаза их надуманность. Приводимые им варианты употребления этих слов явно не являются первоначальными, они вторичны. Относительно же заимствования у готов слов «буква» и «книга» заметим, что это заимствование весьма спорно. Часть этимологов полагает, что слово «книга» пришло к славянам из Китая через тюркское посредничество (II, 58; 49). Вот так. У кого же заимствовали славяне: у готов или у китайцев через тюрков? Причём, что интересно: сами тюрки употребляют для обозначения книг заимствованное у арабов слово «катаба». Разумеется, несколько изменив его. Например, у казахов «книга» — «кiтап». Тюрки уже и не помнят, какое слово для обозначения книг они позаимствовали у китайцев. Но зато помнят славяне, все без исключения. Ах, это извечное стремление славян всё заимствовать, всё подряд, без разбору. И относиться к чужому заимствованному даже лучше, чем сами изначальные хозяева. А может, это надуманное стремление? Его нет, но его выдумали в тиши учёных кабинетов?