Истоки славянской письменности

Додонов Игорь Юрьевич

А теперь приведём факты не столь известные. Николай Макаренко, украинский учёный, работавший до революции 1917 года, а также во время революционных событий в 1917–1918 годах в Эрмитаже, видел там раритеты из коллекции Сулакадзева, а также часть его личного архива. И не только видел, он их изучал (II, 9; 168–169). Отсюда уже можно сделать вывод, что часть коллекции Сулакадзева попала в Эрмитаж, бывший, между прочим, императорским музеем. Изучая письма антиквара, Макаренко выяснил, что некоторые рукописи были приобретены Александром I у него лично, то есть ещё при жизни (II, 9; 168–169). То, что русские императоры покупали древние книги у самого Сулакадзева, а затем, видимо, у его вдовы, говорит о многом. Во-первых, о том, что императоры знали Александра Ивановича (выше мы говорили,

что он как антиквар был представлен двум императорам — Павлу I и Александру I; видимо, наслышан был о нём и Николай I). Во-вторых, для царской библиотеки не стали бы приобретаться не только подделки, но даже копии. Приобретались действительно ценные вещи. Что конкретно? К сожалению, сказать этого мы не можем. В 1919 году библиотека императора была конфискована ЧК и вывезена из Петрограда в Москву, где её поместили в ЦГО АР (ныне Госархив РФ). Но сейчас в этом архиве нет ничего примечательного. Правда, есть слухи, что многие ценные материалы из ЦГОАР были изъяты и попали в спецхранилище НКВД (ныне ФСБ) (II, 9; 168–169).

Однако благодаря Макаренко мы знаем, что в библиотеке Эрмитажа хранились наряду с прочими манускриптами из коллекции Сулакадзева какие-то рунические тексты. Копии с них снимал Макаренко. Их он увёз с собою в Киев. Об этом украинский учёный сообщает в своей статье «Молитвенник великого князя Владимира и Сулакадзев», увидевшей свет в 1928 году в «Сборнике Отделения Русского Языка и Словесности» (том 101, № 3) и содержащей немало важных сведений о судьбе книжного собрания А. И. Сулакадзева (II, 9; 169).

Но Николай Макаренко в 30е годы был репрессирован, а его научный архив утрачен. Поэтому даже копии рунических книг Сулакадзева исчезли (II, 169–170). В этом отношении «Боянову гимну», можно сказать, повезло. Он сохранился хотя бы в копии.

Может показаться странным, что мы уделили столько много внимания личности Александра Ивановича Сулакадзева, его деятельности и его коллекции, не обратившись сразу непосредственно к «Боянову гимну».

Но всё дело в том, что когда речь идёт о таком памятнике, как «Боянов гимн», датируемом IV веком н. э. и при этом сохранившемся только в копии, то вполне естественно возникают сомнения в его подлинности. Если же при этом данный памятник находился в коллекции человека, имеющего репутацию «разудалого» фальсификатора исторических источников, то сомнения в подлинности как-то автоматически перерастают в убеждение, что документ — фальшивка.

Поэтому «обеление» Сулакадзева, предпринятое нами, является одним из аргументов в пользу того, что «Боянов гимн» — не подделка, и никоим образом не должно считаться излишним.

Сейчас же непосредственно к «Боянову гимну» и перейдём.

* * *

Итак, памятник до нас не дошёл. Доживи он до наших дней, радиоуглеродный анализ быстро бы поставил точку в спорах о его подлинности. Но, увы…

Что представлял свой «Боянов гимн»? В описании Сулакадзева он выглядел следующим образом:

«Рукопись свитком на пергамине, писана вся красными чернилами, буквы рунические и самые древние греческие» (из списка «Боянова гимна», изготовленного Сулакадзевым для Державина) (II, 34; 166).

«Боянова песнь в стихах, выложенная им, на Словеновы ходы, на казни, на дары, на грады, на волховы обаяния и страхи, на Злогора, умлы и тризны, на баргаменте разном, малыми листами, сшитыми струною. Предревнее сочинение от 1го, или 2го века» (из «Книгорека») (II, 34; 180), (II, 9; 147).

«Боянова песнь Славену — буквы греческие и рунические. Время написания не видно, смысл же показывает лица около I века по Р.Х. или позднейших времён Одина… Драгоценный сей свиток любопытен и тем, что в нём изъясняются древние лица, объясняющие русскую историю, упоминаются места и проч.» (из «Каталога книг… библиотеки Александра Сулакадзева») (II, 9; 142).

Из этих описаний видно, что рукопись была на пергаменте и писана каким-то красным составом. Может смутить кажущаяся разность описания «Гимна» Александром Ивановичем в «Книгореке», с одной стороны, и в копии, снятой для Державина, и в «Каталоге» — с другой. В первом случае он говорит о малых листах, сшитых струною, во втором — о свитке. Но разность, действительно, всего лишь кажущаяся. Объясняется всё очень просто: «Гимн» был записан на нескольких листах небольшого размера, сшитых сверху или с одной из сторон струною. Сшитые таким образом листы сворачивались в свиток. Так что никаких противоречий в описаниях Сулакадзева нет.

Рис. 31.

Другой вызывающий вопрос момент. В державинской копии и в «Каталоге» Сулакадзев говорит о том, что «Боянов гимн» записан руническими и греческими буквами. Вполне может возникнуть впечатление, что речь идёт о том, что запись текста произведена дважды, различными системами письма. На самом деле речь здесь идёт совсем о другом. Этими словами Александр Иванович говорит о том, что знаки, которыми записан «Гимн», похожи не только на нордические руны, но и на греческие буквы. Причём в списке, изготовленном для Державина, антиквар говорит не просто о греческих, а о «самых древних греческих» буквах. Очень интересное замечание. В предыдущей главе мы говорили о сходстве славянской руники со знаками этрусской, пеласгийской и древнейшей греческой систем письма и постарались объяснить этот факт. Это сходство бросилось в глаза и Сулакадзеву. Заметим, что он изучал труды Фаста, Олава Магнуса, Каппенса, Монфокона — немецких и французских учёных XVII–XVIII веков, посвящённые древним италийским и балканским системам письма, и говорил со знанием дела (II, 9; 212).

За то, что слова Александра Ивановича о рунических и «древнейших греческих буквах» надо понимать именно в таком ключе, а не как указание на двойную запись текста «Гимна», говорят и те сложности с переводом памятника, которые существовали у Сулакадзева. Да, он предоставил Державину копию рунического текста и его перевод, но честно признался, что из-за отсутствия «древних лексиконов» его перевод «может быть неверен» (II, 34; 166). Если бы имелся славянский текст, записанный греческими буквами полностью, то, думается, никаких трудностей с переводом не возникло бы.

Рис. 32.

Ниже мы приводим рунический текст «Боянова гимна» (рис. 31–33) и его перевод (рис. 34–36), выполненный А. И. Асовым, заимствованные из книги последнего «Славянские руны и “Боянов гимн”».

Итак, в переводе Александра Игоревича речь в «Гимне» идёт о событиях IV века н. э.: о борьбе славян и их союзников с готами. Упоминаются такие известные по другим источникам исторические деятели, как славянский князь Бус, король готов Германарих. Этим гимном песнопевец Боян прославляет победу славян, во главе которых стоял князь Словен, над готами. Сам Боян, как явствует из текста его песни, принимал участие в данном сражении, был стремянным у князя Словена. Боян — сын известного князя Буса, который вскоре после событий, описанных в гимне, будет распят преемником Германариха Амалом Винитарием.

Рис. 33.

Сам Сулакадзев в «Книгореке» датирует «Боянов гимн» I или II веком н. э., в «Каталоге» говорит о I веке н. э. или более поздних временах (см. выше). Из писем Евгения Болховитинова мы знаем, что в вопросе датировки памятника возникала дата V век н. э. (II, 9; 180). Почему такой разброс в датировке? Разве из событий, описанных в «Гимне», не явствует время его создания? Дело в том, что перевод Сулакадзева очень значительно отличается от перевода Асова. То, о чём говорится в «Бояновом гимне» в переводе Александра Ивановича, вовсе не свидетельствует о событиях IV века н. э.