Истоки знания
Шрифт:
— Интересно какой? — спросил я «знахаря».
— А как ты думаешь? — в свою очередь переспросил он меня.
— Думаю, не допускать в науку таких вот Ломоносовых, Тесла, Менделеевых и других им подобных…
— Если же они, каким-то чудом, оказываются вовлечёнными в процесс познания, — стал дополнять мои рассуждения ведун, — То сделать неё возможное или невозможное для их приручения или нейтрализации. Люди с абсолютным складом ума, как правило, часто бывают ещё и духовными, следовательно, для тёмных опасными. Теперь ты понимаешь, почему научные круги поедом едят всех тех, кто способен в своих изысканиях
— Понимать, то я понимаю, — съязвил я. — Только до меня никак не доходит вот что: начали мы, вроде, про собак, а закончили разговором о проблемах в области знания.
— Ты же знаешь, что знание всегда целостное, — улыбнулся старик. — Значит всё о чём мы с тобой говорили касается и их, — указал ведун на своих питомцев.
— Как это? — искренне удивился я.
— Очень просто, — сказал дед. — Сейчас до тебя дойдёт. И рассказывать за меня будешь ты. Моё дело только дополнять и задавать вопросы. Пойдём — там у меня уютная скамейка под кедром — «в ногах правды нет».
Попутно соображая, что он от меня ещё хочет, я нехотя поплёлся за старым. Когда мы оба уселись, ведун сказал:
— Через пятнадцать минут у нас будет завтрак, а сейчас я тебя хочу кое о чём спросить. Как ты думаешь, зачем сюда на Конду, я привёз породистых лаек Дальнего Востока? Здесь тоже есть собаки и неплохие. Можно было бы и не возить.
Я пожал плечами.
— Мало ли зачем? За одну красоту и силу таких собак держать можно… Тем более они ещё и зверовые…
— Всё это так, — улыбнулся ведун, но не это главное. — Если ты разбираешься в породах аборигенных сибирских лаек, то подумай, какие ещё собаки походят на тех. что сидят в вольере.
Ах, вон оно что? — начал соображать я. — Дело тут вовсе не в собаках, а в чём-то другом… Уж не в людях ли? То, что старик в меня верит сомнений не вызывало, но оправдаю ли я его надежды?
— В целом на твоих собак чем-то похожи ныне почти вымершие нарымские или хантейские лайки, — начал я собирать по крупицам свои знания. — Та же прилобистость, короткая морда, скуластость и маленькое ухо. Ростом они, правда, были чуть пониже твоих и менее поджары, да и масть в основном была у них серой и рыжей.
— Та…а…к, — протянул дед. — Теперь припоминай собак Нарымских селькупов.
— Да я их почти и не видел, — развёл я руками. — В вершине Таза на Ратте и Покульке собаки в основном заводские, местных мало…
— А в Томской области? — не унимался «знахарь». — Ты был когда-нибудь на Тыму или Кети?
— Был, — ответил я.
— И что же?
— Там точно такие же собаки, как и у хантов, только масть
— Хорошо! — потер ладонями дед.
— Чёрная масть на левобережье Енисея пришла от собак эвенков. В XVIII веке на Сым их много переселилось с востока.
— Ну что, вспоминаешь охотничьих лаек Эвенкии? Думаю, ты там тоже бывал и не раз
— Совершенно верно! — удивился я уверенности «знахаря». — Был два раза в составе экспедиции на месте падения тунгусского метеоритa… Жил какое-то время в Байкитском районе на фактории Суринда, проездом бывал в Мирюге и Суламае, по делам ездил в Туру…
— Значит, собак этих мест ты должен помнить. Ты парень наблюдательный. к тому же ещё охотник, — превратился в инквизитора старый.
— Помню, помню! — сообразив к чему он клонит, засмеялся я. — Там собаки почти такие же, как и твои: чуть низкопередые, крупные и лобастые, с относительно короткой мордой, часто с белыми масками… Кажется я догадываюсь, что ты от меня хочешь?
— И что же? — улыбнулся старик.
— Чтобы я признал, что от предгорий Урала вплоть до Тихого океана фактически распространенна одна и та же порода охотничьих лаек, что этих собак отличают друг от друга только незначительные региональные признаки.
— И все эти отличия позднего происхождения. — закончил за меня «знахарь».
— Возможно так оно и есть, — подумав, сделал я вывод. — Не вписывается в контекст только порода мансийских лаек. Она другая: и высокопередая и длинномордая, с узким лбом и высоко посаженными большими ушами.
— Потому она и стала эталоном так называемой западно-сибирской лайки, заметь, не хантейская, а горная уральская. Кстати, ешё в XV веке манси жили на западных склонах Урала Значит их собака вообще имеет европейское происхождение, но её называют официально западно-сибирской, — дополнил меня старый.
— Я многое понимаю, — пожал я плечами — Но зачем «им» заниматься ещё и собаками? Честно говоря, не могу уловить логики, либо все наши московские охотоведы-лайковеды сошли с ума, либо они просто безграмотны.
— И не то, и не другое, — засмеялся старик. — Знал бы ты, как создавалась лайка русско-европейская? Та самая порода собак, которую в народе принято называть русско-еврейской.
— А причём здесь евреи? — изумился я.
— Притом, что становлением обоих пород заводских лаек и западно-сибирской и русско-европейской была занята группа московского лайковеда еврея Шерешевского… Эти избранные интересные люди: они вообще знают нашу культурную традицию лучше нас русских. Чему они только нас не учат и нашему русскому языку и обычаям, нашим песням и танцам, но что самое интересное, так это нашему прошлому.
Ведун вздохнул, а потом, повернувшись ко мне, спросил:
— Ты что-нибудь понял? — Я покачал головой.
— Хорошо, тогда кратко расскажу тебе как создавалась русско-европейская лайка. Смешали собаку народа коми с хантейской, получили потомство, а потом взялись производить щенков от однопомётных сестры и брата, такие вот заинбридированные особи и стали ядром заводской породы. Кроме этого были отсеяны все собаки серые и рыжие.
— Но ведь тут смешаны особи двух пород! — возмутился я.