Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг.
Шрифт:
Что стало с нашими морями? Где громы земли и горняя благость мысли и слова? Кого поражаем мы? Кто внимает нам? Наши корабли потоплены, сожжены или заперты в наших гаванях. Неприятельские флота безнаказанно опустошают наши берега… Друзей и союзников у нас нет… В исполинской борьбе с половиной Европы нельзя было более скрывать под сенью официальных самохвалений, в какой мере и в каких именно отраслях государственного могущества мы отстали от наших противников. Оказалось, что в нашем флоте не было тех именно судов, того оружия, которое требовалось для уравнения боя… Сверху блеск – внизу гниль…»
Славянофил и монархист поэт Тютчев писал в это же время по поводу тогдашних событий об императоре Николае Павловиче: «Чтобы создать такое безвыходное положение, нужна была чудовищная
В эпиграмме на Николая I поэт-монархист довольно едко, с явным сарказмом писал тогда:
Не Богу ты служил и не России, Служил лишь суете своей, И все дела твои, и добрые и злые, – Все было ложь в тебе, все призраки пустые: Ты был не царь а лицедей.Так ревнитель старых порядков и романтик русской империи клеймил своего любимого государя.
В начале 1855 года император заболел. 18 февраля он умер.
Царствование Александра II началось под знаком катастрофы. Николай Павлович передал сыну «команду не в добром порядке». Положение России было ужасным. Мемуары свидетелей того времени наполнены мучительной тревогой, смятением и возмущением.
Александр Николаевич водрузил на свою голову русскую корону в то время, когда вся Европа, вооруженная и озлобленная, выступила против России. Осада Севастополя еще продолжалась но, несмотря на героизм его защитников, судьба города-крепости была предрешена. И вот, наконец, заключили тот позорный и невыгодный для российской империи мир с Европой.
Проводимые новым императором государственные реформы сказались не только на положении российских военно-морских сил, но и на системе морского образования.
Преобразования на флоте начал новый глава Морского министерства великий князь и генерал-адмирал Константин Николаевич. Особое внимание он обратил на Морской кадетский корпус, полагая, что «…в нем заключается будущность флота». В числе намеченных преобразований морской министр считал целесообразным улучшить систему воспитания и образования морских офицеров, а таюке создать необходимые условия для эффективной практики воспитанников Морского корпуса, ибо только «беспрерывными плаваниями небольшого числа хороших судов можно приготовить целое поколение будущих опытных и страстных моряков».
Генерал-адмирал выступал ярым врагом показной отчетности, а вопросы положения флота и воспитания его личного состава передал на гласное обсуждение специальной рубрике журнала «Морской сборник».
В начале царствования Александра II контр-адмирала Б.А. Глазенапа, получившего в марте 1855 года новое назначение, сменил на посту директора Морского кадетского корпуса довольно престарелый вице-адмирал А.К. Давыдов. До перевода в Морской корпус он служил сначала инспектором классов, а потом и директором Кронштадтского штурманского полуэкипажа (так называлось в прежние времена и впоследствии переименованное в Кронштадтское штурманское училище второе по своей важности учебное заведение Морского ведомства). За выдающиеся заслуги в деле подготовки флотских штурманов вице-адмирала Давыдова перевели с тем же званием директором Морского корпуса.
При его правлении изменили парадную форму одежды воспитанников Морского корпуса. Теперь кадеты носили двубортный парадный мундир со стоячим воротником, белыми суконными погонами и золотыми петлицами на воротнике и обшлагах. Вместо тесаков на поясном ремне воспитанники теперь носили палаши. Старый головной форменный убор заменили суконным, в виде кепи, с этишкетом и султаном. Для повседневного ношения в корпусе кадетам оставили старые суконные куртки.
Новый директор Морского кадетского корпуса вице-адмирал Алексей Кузьмич Давыдов в период кратковременного пребывания на этом посту использовал свой собственный и довольно оригинальный в педагогической практике прием массового перевоспитания кадетов и гардемаринов. Этакий одновременный метод кнута и пряника. Об этом довольно подробно говорится в записках бывшего воспитанника Морского корпуса тех лет Д.Ф. Мертваго.
Автора записок приняли в Морской корпус в 1856 году. Распоряжением ротного командира капитан-лейтенанта Якова Ивановича Глотова новичка одели в форменную одежду, выдали ему ружье с соответствующим номером и показали место хранения личного оружия в общей пирамиде.
Вместо штатского пиджачка мальчика обрядили в однобортную куртку со светлыми медными пуговицами и в серые суконные брюки без подтяжек, но с ремневой затяжкой сзади. Юному воспитаннику выдали также «ротный» пюпитр для хранения учебных пособий, со скошенной под углом крышкой для письма на ней.
К полученному комплекту «учебной мебели» ему добавили прочный дубовый табурет.
К разряду оперативных официальных воздаяний воспитанникам за содеянное ими в период очередной учебной недели при Алексее Кузьмиче Давыдове относились субботние раздачи кому следует – яблок и кому следует – розог. Приведем выдержку из записок Д.Ф. Мертваго:
«Часам к трем по субботам классная канцелярия изготовляла общие для всех воспитанников корпуса недельные списки учеников, получивших отметки 10, 11 и 12 баллов, с постановкою во главе списка фамилий, получивших наибольшее число таких отметок. Иногда бывало, что отличный по учению воспитанник в продолжение недели спрашивался преподавателями, положим, семь раз (в неделю было 22 урока) и за каждый раз за свой ответ получал отметку не меньшую 10-ти. Такой избранный в четвертом часу, по субботам, по перекличке „выстраивался“ в столовой зале и своею, часто единичною, персоною, составлял переднюю шеренгу толпы, стоящей сзади также в шеренге „получателей яблоков“ Самая длинная шеренга, конечно, была тыловая, однодесяточная. Десяточники и выше, т. е. двух-трехдесяточники и т. д., выстраивались в зале от входа направо.
Таким же порядком, но только от входа в залу налево, выстраивались шеренги „нулевиков“, т. е. получивших в продолжение последней недели за свои ответы в классах по одному или по несколько нулей. „Нулевиков“, конечно, было всегда неизменно меньше „десятников“, а равно и число шеренг у них было минимальное: самое большее три или две шеренги и притом самые коротенькие.
О готовности „парада“ давали знать директору, и он прибывал в залу самолично, с лентою и звездами на вицмундире; из кухонных же дверей служители тащили бельевые корзины полные великолепнейших яблоков. Торжество начиналось нравственною речью директора, обращенною к „десятникам“, и продолжалось раздачею яблоков. Яблоки были крупные, наливные и какому-нибудь „семиили восьмидесятнику“, вероятно, было нелегко удерживать их в совокупности, прижатыми к доблестной груди получателя. Затем батальонный командир корпуса капитан I ранга Терентьев командовал яблочникам: „Налево, по ротам. Шагом марш“. „Десятники“ уходили из залы, по совершенной очистке которой от яблочного аромата и по затворе входных дверей как можно накрепко начинался парад с „нулевиками“. Директор и им говорил речь, но, вероятно, уже без улыбок и по содержанию укоризненную. Далее, смотря по обстоятельствам, передней шеренге приказывалось: „Приготовиться к порке“…
А пороли здорово. Две пары барабанщиков раскладывали „пациентов“ на деревянной скамейке лицом книзу и потом попарно садились держать ноги и руки обреченного, тогда как третья пара отворачивала часть одежды заинтересованного от телесных мест, которые человечество в своей мудрости признало именно назначенными для хлестания более или менее длинными прутьями. Та же третья часть барабанщиков по знаку присутствующего старшего начальника, в данном случае батальонного командира, начинала хлестать розгами по оголенным перед тем местам. С каждым ударом на теле оставался рубец: белый по гребню и красно-багровый на окраинах. Процедура продолжалась довольно долго».