Исторические очерки Дона
Шрифт:
22-го октября войска князя Пожарского приступом взяли предместье Кремля Китай-город. Вскоре над Кремлем показалось белое знамя — поляки сдавались Пожарскому. В Кремле нашли поруганные святыни церкви, котлы с человеческим мясом и изголодавшихся поляков. Мерзость запустения была в Москве.
Нужно было приступать к строительству Москвы. Князь Пожарский, Трубецкой, прибывшие из Троице-Сергиевой Лавры монахи архимандрит Дионисий и келарь Авраамий выпустили воззвание, призывая поместных людей на Московский Земский Собор для решения государственных дел.
Келарь Авраамий приехал к атаману Межакову и привез ему золотую и серебряную церковную утварь в награду за помощь Московскому ополчению. Атаман Межаков
— Донцы, — сказал он, — почитали своею обязанностью и долгом помочь Москве. Не ради награды шли они на бранный труд. Они поклялись, не освободивши Москвы, не идти на Дон.
Среди полков Московского ополчения донские казаки были самою лучшею, верною и дисциплинированною частью. Они стали в ту пору первыми людьми в Москве. Боярский сын Иван Философов в конце ноября 1612 года показывал полякам: «Бояре и лучшие люди хотят на царство Владислава, но прямо говорить не смеют, боясь казаков. А казаки-де говорят, чтоб обрать кого из Русских бояр и примеривают Филаретова сына и Воровского Калужского. И во всем — де казаки бояром и дворяном сильны, делают что хотят…»
21-го февраля 1613 года Земский Собор собрался в Москве. Первым делом было приступлено к избранию Царя. Между боярами было большое волнение — каждый имел своего ставленника. Многие тянули к польскому королевичу. Стали подавать голоса. Первым выступил Галицкий дворянин и сказал, что «быть на царстве Михаилу Феодоровичу Романову».
Раздались в собрании сердитые голоса:
— Кто принес?
— Откуда?
— Молодший помеж боярских родов. Есть и познатнее, и постарше.
В разгар этих пререканий из рядов выборщиков вышел донской атаман Межаков и подошедши к столу, за которым сидел князь Пожарский положил записку.
— Какое это писание ты подал, атаман? — спросил Пожарский.
— О природном царе Михаиле Феодоровиче Романове, — громко ответил Межаков.
Летописец, записавший действия и постановления Собора отметил: «Прочетше писание атаманское, бысть у всех согласен и единомыслен совет…»
Иначе и не могло быть. В тогдашней разнузданной и разноголосой Москве, полной всякой преступного сброда, единственной силой, с которой считались и которой боялись, были донские казаки. Так много они в ту пору сделали для спасения земли от поляков. Поляки же прямо уверяли, что «Михаила выбрали не бояре, а взбунтованное казачество».
После выборов Царя Собор не разъехался, но приступил к решению многих дел, возникших в пору смутного времени. Между ними была и жалоба донских казаков на то, что «казаками» называют всяких воров и разбойников и этим порочат имя казака.
Собор разобрал эту жалобу, и в сентябре 1613 года вынес постановление: «К атаманам и казакам, которые стоят в уездах и Государеву землю пустошат послать людей от Собора и предложить тем атаманам и казакам, которые хотят отобратися от воров, имен своих списки прислать к Государю и идти на Государеву службу, за которую царь пожалует их денежным жалованьем. Верным казакам стоять за один и над ними промышлять для того, что они пуще и грубнее Литвы и немец и „казаки“ тех воров не называть, чтобы прямым атаманам, которые Государю служат, тех воров казачьим именем безчестья не наносить…»
В Москве на Красной площади, стоял прекрасный памятник князю Пожарскому и Козьме Минину, спасителям Москвы.
Памятника Феофилакту Межакову и его Донцам Москва нигде не поставила.
Историк В. Ключевский пишет: «…Повернувшись лицом на запад к своим колониальным богатствам, к своей корице и гвоздике, Европа чувствовала, что сзади, со стороны Урало-алтайского востока, ей ничего не угрожает и плохо замечала, что там идет борьба, что переменив две главные боевые квартиры на Днепре и Клязьме, штаб этой борьбы переместился на берега Москвы, и что здесь в XII веке образовался центр государства, которое, наконец, перешло от обороны в наступление на азиатское гнездо, спасая европейскую культуру от татарских ударов. Так мы очутились в арьергарде Европы, оберегали тыл европейской цивилизации. Но сторожевая служба везде неблагодарна и скоро забывается, особенно, когда она исправна; чем бдительнее охрана, тем спокойнее спится охраняемому, и тем менее расположены они ценить жертвы своего покоя…»
Эти слова историка Ключевского в полной мере можно отнести к отношениям Московского государства к Донскому войску. «Самодурью» образовавшееся на юге России казачье государство стало прочной охраной и защитой России, не раз являлось спасителем ее, но «сторожевая служба везде неблагодарна и скоро забывается…» Москва очень скоро забыла жертвы и подвиги охранителей своего степного юга.
Войско же Донское в ближайшие годы показало, на какие величайшие подвиги способно оно ради спокойствия, тишины и неприкосновенности Русских рубежей.
Глава XIV
Вскоре после окончания Земского Собора на Дон из России был послан от Царя Михаила Феодоровича дворянин Опухтин с наказом спросить на Кругу «атаманов и казаков всего великого Войска Донского от Государя о здоровьи». Опухтин передал войску Царскую грамоту и Государево знамя. С войска было снято объявленное в 1600 году запрещение ездить в Россию и было дано разрешение на беспрепятственный «проезд с Дона в Русские украинные (пограничные) города к „родимцам“ с товаром и без товара».
Россия окончила первую польскую войну (1613–1618 гг.) временным перемирием в Деулине на 14 1/2 лет. Северская и Смоленская области остались в руках поляков. Королевич Владислав величал себя (хотя и в Варшаве!) Московским Царем. Поляки отказались признать Михаила Феодоровича Царем.
Мужественная оборона Пскова остановила продвижение шведов к Москве и дала возможность России и в 1617 году заключить со шведами Столбовский вечный (?) мир. Россия была отброшена от Балтийского моря. Шведский король Густав Адольф с великим торжеством заявил шведскому сейму: «Ныне без нашего позволения на Балтийском море не появится ни одна Русская лодка: озера Ладога и Пейпус, болота в тридцать миль шириною — надежные крепости — отделяют нас от Русских. Не так-то легко будет им теперь перескочить через этот ручеек».
На юге по-прежнему грозила Турция. Донские казаки продолжали промышлять под Азовом и не прекращали морских поисков на Черном море. Там шла непрерывная малая война. Обеспокоенный этим Царь Михаил Феодорович в 1617 году писал турецкому султану Ахмету:
«Мы вам Ахмет салтанову величеству, про тех воров, про Донских казаков, объявляем, что тут на Дону живут наших государств воры, беглые люди и казаки вольные, которые бегают от наших государств, заворовав от татьбы и от разбои, и от всяких смертных вин, боясь от нас смертной казни, и тут, на Дону живучи, воруют, сложася, ссылаяся с запорожскими черкасы; по повелению недруга нашего польского короля, в смутное время с польскими и литовскими людьми и с запорожскими черкасы наши великие Российские государства воевали и многие места запустошили и единоплеменную крестьянскую кровь розлили и многую смуту те воры, называюси воров своею братьею, государскими детьми, учинили. По окончании польской войны мы на тех воров пошлем рать свою и с Дону их велим сбить…».