Исторические портреты
Шрифт:
Не помогло и вмешательство левой Европы. Гарибальди послал Хуаресу телеграмму с просьбой не подвергать репрессиям низложенного императора. Эта телеграмма тоже нисколько не подействовала на президента, вероятно, по таким же причинам: сочувствие радикального общественного мнения имело для него некоторую ценность в пору гражданской войны. Теперь он рад был случаю показать, что он не какой-нибудь сентиментальный идеалист, а самый настоящий государственный человек; это обычная черта пришедших к власти революционеров. Наиболее простое объяснение казни Максимилиана заключается в том, что Хуарес был человек злой и жестокий. Ученый профессор, поклонник Тацита, быть может, кое-что унаследовал от дедов, снимавших скальп с побежденных.
XVII
Машина
Все же тогда был девятнадцатый век, а не двадцатый: какие-то внешние гарантии правосудия признавались не обходимыми и в Мексике. Подсудимым было предложено избрать защитников. Максимилиана защищали — вполне добросовестно — два адвоката, принадлежавшие к республиканской партии. Сущности дела это, конечно, не меняло: политическое убийство оставалось политическим убийством. Но формы были соблюдены. Правда, бывший император на процессе не присутствовал, однако не по вине властей: он сам отказался от появления на суде, ссылаясь на то, что процесс будет происходить в театре и, следовательно, примет характер балагана: «Я на сцену не выйду, меня можно будет только притащить туда силой...» Балагана не было, была обычная в таких случаях судебная комедия. Не стану, впрочем, утверждать, что приговор был предрешен (хотя это и весьма вероятно): из семи офицеров, составлявших коллегию военного суда, трое высказались за «пожизненное изгнание подсудимого из Мексики», то есть именно за то, чего добивались друзья Максимилиана. Он был приговорен к расстрелу большинством четырех голосов против трех.
Низложенный император встретил приговор совершенно спокойно. В его литературных произведениях о смерти говорится довольно много. «Воображение все преувеличивает. Даже смерть не так страшна, как ее изображают». Он уверял, что не желает дожить до преклонного возраста. «До тридцати лет человек живет ради любви, от тридцати до сорока — ради честолюбия. Позднее ему остаются лишь радости желудка и воспоминания». Максимилиан был верующим человеком. «Атеисты внушают мне ужас, а атеистки — отвращение...» Теперь был случай доказать, что смерть в самом деле не страшна. Он выдержал экзамен блистательно.
Местом казни был избран один из холмов Кверетаро, поблизости от монастыря, у ворот которого император был взят в плен. Рано утром Максимилиана разбудили со всеми полагавшимися формальностями. Он надел фрак и спокойно вышел к другим осужденным. «Вы готовы, господа? Я готов...» Помолился, отдал доктору Башу свое обручальное кольцо с просьбой передать в Вене эрцгерцогине Софии, затем сел в коляску и в сопровождении эскорта отправился на место казни.
Утро было прекрасное. Однако на улицах никого не было. В знак протеста против приговора население Кверетаро не вышло из домов и наглухо затворило и завесило окна. Почти никого не было и на холме. Там была «стенка» — если не ошибаюсь, ее и теперь показывают посетителям. Максимилиану предложили занять место посредине, между двумя генералами. Он сказал Мирамону: «Генерал, монарх обязан награждать за храбрость даже в свой смертный час. Разрешите уступить вам мое место...» Если считать необходимыми исторические изречения перед смертью, то это не хуже очень многих других, в изобилии к нам дошедших, особенно от людей 1793—1794 годов. Взвод солдат выстрелил. «Смерть последовала мгновенно».
XVIII
И на этот раз известие о расстреле Максимилиана пришло в Париж в самое неудобное время, как до того известие о падении Кверетаро. Император и императрица собрались выехать на раздачу наград по выставке. Смятение в Тюильри было полное, хоть теперь неожиданности быть не могло: даже в газетах того времени высказывалось опасение, что Максимилиан будет расстрелян. «С чувством глубокого горя, — пишет Корти, — было решено отложить получение известия». Отбыв церемонию, императрица вернулась во дворец и упала в обморок.
Наполеон III послал Францу Иосифу следующую телеграмму: «Ужасное известие, только что нами полученное, повергло нас в глубокое горе. Одновременно сожалею и восхищаюсь энергией, которую проявил император Максимилиан, решив собственными силами бороться с партией, победившей только вследствие измены. Не могу утешиться в том, что с лучшими намерениями способствовал столь печальному исходу. Прошу Ваше Величество принять самое искреннее выражение моего глубокого сожаления».
Император Франц Иосиф ответил весьма любезной телеграммой. И в этом случае, как в столь многих других, он выразил горе в строгом согласии с габсбургским этикетом. Этикет, правда, подобного случая не предусматривал. В Бурге начались хлопоты. Выяснилось, что мексиканское правительство не возражает против передачи Австрии набальзамированного тела Максимилиана. За ним был послан знаменитый адмирал Тегетгоф. Не представляю себе, как принимал у властей это тело бывший адъютант расстрелянного эрцгерцога. Многим читателям, вероятно, попадалась известная картинка «Возвращение мексиканского императора на родину»: судно, задрапированное черным сукном, входит в Триестскую гавань...
Несколько позднее под редакцией Фридриха Гальма (барона Мюнха-Беллинсгаузена) появилось собрание сочинений Максимилиана. Он еще успел прочитать в Мексике большую часть корректуры. Том его воспоминаний вышел раньше, в 1862 году, но был отпечатан лишь в пятидесяти экземплярах, для близких людей. Книги большого успеха не имели, несмотря на мрачную известность Кверетаро.
Сараево и эрцгерцог Франц Фердинанд
I
«Ваше Высочество, за вами в лучший мир последует еще небывалая свита...» Рисунок с этой надписью, появившийся в начале войны, памятен, вероятно, большинству читателей старшего поколения. Человек, кончина которого повлекла за собой величайшую катастрофу в мировой истории, не принадлежал к числу особенно выдающихся людей. Немногочисленные друзья эрцгерцога Франца Фердинанда говорят, что он был честен, трудолюбив, добросовестен и обладал от природы недурными способностями. По-видимому, это близко к истине, и этого не так мало; да и все правители той Европы выигрывают от сравнения с большинством нынешних. Но почти ничего другого об эрцгерцоге Франце Фердинанде не скажешь. Он не был, конечно, самым блестящим из Габсбургов и по дарованиям значительно уступал австрийскому императору Максимилиану. Не было у него и того стиля, который делает из Франца Иосифа столь живописную фигуру в чисто художественном отношении.
Эрцгерцог Франц Фердинанд Карл Людвик Иосиф Мария (он пользовался только двумя первыми именами) родился в Граце 18 декабря 1863 года. Его отец, эрцгерцог Карл Людвиг, младший брат императора, был женат три раза. Франц Фердинанд был сыном второй жены Карла Людвига, эрцгерцогини Марии Аннунциаты (из дома Бурбонов); она рано умерла, и воспитывала его третья жена отца, эрцгерцогиня Мария Терезия. Воспитание он получил обычное, габсбургское — не буду снова об этом говорить — изучал главным образом историю и генеалогию: У Франца Фердинанда было 2047 предков, принадлежавших к 112 владетельным родам, — добавлю, что, как сказано в их родословной, речь тут идет лишь об «исторически доказанных предках»: были и недоказанные.
Наследником престола он стал лишь много позднее, уже будучи взрослым человеком. В пору детства и отрочества Франца Фердинанда никто в мыслях не имел, что он может стать преемником Франца Иосифа; кронпринц Рудольф, общий любимец Австрии, был молод, здоров и крепок. Франц Фердинанд, как большинство Габсбургов, предназначался для военной карьеры. Но и военная карьера его шла не слишком быстро — для эрцгерцога. Правда, первый офицерский чин он получил пятнадцати лет от роду, но затем за 10 лет дослужился только до чина майора. Особенностью его службы было то, что он по неизвестным мне причинам постоянно менял и полк, и род оружия: сначала служил в 32-м пехотном, потом в 4-м драгунском, затем в 102-м пехотном и, наконец, в 9-м гусарском. Все это были провинциальные и не очень аристократические полки. По службе эрцгерцог отличался исправностью. Генерал Войнович в своей позднейшей работе «Наследник престола как солдат» отзывается с большой похвалой о его военных дарованиях. Впрочем, проявить эти дарования Франц Фердинанд нигде не мог и в этом отношении не составлял исключения. Кроме некоторых русских генералов, участвовавших в японской войне на командных постах, да еще отчасти Гинденбурга, почти все полководцы 1914—1918 годов настоящей войны до того никогда не видели.