Исторические повести
Шрифт:
Старый рыцарь был растроган до глубины души. Он долго не находил слов, только бормотал: «Дорогое дитя, дорогое дитя!» — и, схватив обеими руками голову дочери, то целовал ей лицо и волосы, то немного отстранял ее от себя, смотрел на нее и опять целовал. Когда он несколько успокоился, юнкер Ханс решил, что настал его черед.
Я все время говорил, что вырву тебя из пасти льва! — воскликнул он с воодушевлением и протянул руки, ожидая, что вновь обретенная невеста бросится в его объятия. Но Агнес отшатнулась от него
Вы?
— Да, я, — подтвердил Рисбитер. — Ведь это мне захотелось поближе осмотреть шатер, и я сразу же обрушился на стражу. Удивительное чутье или, вернее, голос сердца подсказали мне эту счастливую мысль.
Агнес резко повернулась спиной к счастливцу, обладавшему столь удивительным чутьем, и сказала отцу:
Уйдем отсюда, мне страшно оставаться здесь.
Страшно, если я тут? — гордо ответил Мённикхузен. — Не бойся ничего, рыцарь Мённикхузен сумеет защитить свою дочь. Но почему у тебя рука на перевязи? Ты действительно была ранена, бедное дитя?
Да, я была ранена, но сейчас я уже здорова. Ох, отец, мне много пришлось вынести… — Голос Агнес задрожал. — … с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Но здесь не место говорить об этом.
Бедное дитя, бедное дитя! Я искал тебя в ту страшную ночь по всем углам, но ты как в воду канула; только когда пропала последняя надежда найти тебя, я бежал с горящей мызы.
А я, пробиваясь к твоей комнате, уложил на месте дюжину русских, но комната оказалась пуста, — смиренно прибавил Рисбитер.
Можешь ли ты уже сидеть на лошади, Агнес? — спросил Мённикхузен.
Конечно, могу, но я пешком охотно пошла бы за тобой, — радостно ответила Агнес—Поверь мне, отец, я стала выносливым пешеходом и прошла длинный путь.
Фрейлейн фон Мённикхузен не подобает ходить пешком, — заметил старый рыцарь высокомерно.
А тем более невесте Рисбитера, — торопливо прибавил юнкер Ханс. Он подвел невесте лошадь и с учтивым поклоном подставил руку, чтобы Агнесс могла сесть в седло. Агнес минуту колебалась, но ее сердечная доброта взяла верх над неприязнью к Рисбитеру. Предупредительность юнкера ее тронула. Она подала ему руку, которую тот почтительно поднес к своим губам.
Еще минуту! — сказала Агнес. Она обратилась к Христофу, который безмолвно наблюдал происходящее. — Я в последний раз прошу вас сказать мне правду! Куда девался мой бедный спутник? Вам я больше верю, чем вашему брату.
— Мне нечего прибавить к словам брата, — холодно ответил Христоф.
— Заклинаю вас, скажите правду!
Христоф молча пожал плечами.
Значит, мне здесь больше нечего делать, — печально вздохнула Агнес и позволила юнкеру Хансу помочь ей сесть на коня. Ханс же взял лошадь одного из слуг. Всадники медленно выехали из лагеря. Никто не осмелился их задержать. Христоф с озабоченным видом смотрел им вслед.
Почему ты допустил
А что было делать?
Что теперь скажет Иво?
Пусть говорит что угодно, — ответил Христоф, сердито махнув рукой. — Не мог же я силой противиться таллинским бургомистрам.
По дороге Агнес рассказала отцу о своем бегстве. Услышав имя Гавриила, Рисбитер вскричал, прерывая ее:
Это тот самый, которому я в лесу задал взбучку?
Тот самый, который вам в лесу задал взбучку, — холодно ответила Агнес.
Рисбитер хотел что-то возразить, но Мённикхузен приказал ему молчать, а Агнес попросил продолжать рассказ. Когда она кончила, рыцарь, нахмурясь, сказал:
Я не понимаю, почему они тебя еще задерживали, если ты сама чувствовала себя здоровой; может быть, они имели намерение потребовать с меня большой выкуп?
Я думаю, что у них было другое, более злое намерение, — прошептала Агнес, бледнея.
Злодеи! — заскрежетал зубами Мённикхузен, грозя кулаком в сторону лагеря.
Не проклинай их, отец, — сказала Агнес более мягко. — Я все же должна быть им благодарна — они очень хорошо заботились обо мне. Если бы я только знала; что они сделали с моим спутником!
Хорош спутник, который в опасную минуту удирает! — с едкой насмешкой произнес Рисбитер.
Я знаю и таких спутников, которые удирают еще до опасной минуты, — живо возразила Агнес—Но вот что меня мучит: я не могу поверить, что Гавриил действительно бежал. Боюсь, что они бросили его где-нибудь раненым, может быть, даже мертвым.
Почему же ему было не бежать, если он знал, что его, как русского шпиона, ожидает в Таллине?
Молчите, юнкер Рисбитер! — воскликнула Агнес, сверкая глазами. — Вы сами не знаете, что говорите. Гавриил не шпион.
Ну, ну, — успокоительно произнес Мённикхузен. — Не беспокойся о своем спутнике; кто мог бы так уж сильно жаждать его смерти? Вот увидишь, в один прекрасный день он появится у нас и потребует свои заслуженные чаевые.
Эта мысль показалась Агнес настолько нелепой, чтем она даже не смогла рассердиться. «Если этот человек еще жив, — подумала она с улыбкой, — то он не удовольствуется чаевыми, а потребует большего…»
— Смотрите! — вдруг воскликнул бургомистр Зандштеде. — Это, кажется, Иво Шенкенберг?
Со стороны города мчался одинокий всадник. Подъехав к Мённикхузену и его спутникам, он резко остановил коня и, словно оцепенев, уставился на Агнес своим единственным глазом.
Простите, что я без вашего разрешения вышла из шатра, — приветливо обратилась к нему Агнес. — Благодарю вас за вашу заботу, но осторожность ваша была излишней: я вполне здорова и, кроме того, счастлива, потому что, как видите, опять нашла своего
дорогого отца.
Кто выпустил вас из шатра? — пробормотал Иво, бледнея.