Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий
Шрифт:
— Как ты осмелился сказать, что мой указ не сделает государственного казначея?
С этими словами Император схватил Обольянинова за грудь и потом так его толкнул, что тот отлетел к стене. Обольянинов считал себя погибшим: губы его шептали молитву и он думал, что на земле это его последняя молитва. Но Павел опомнился и начал успокаиваться.
— Почему же вы, сударь, защищаете барона Васильева?
— Потому, — с твердостью отвечал Обольянинов. — что я его знаю и уверен, что он не способен на подлое дело.
— Но вот отчет его: смотрите, тут недостает четырех
Обольянинов читает и действительно видит этот недостаток. Полный удивления, он говорит:
— Ваше Величество изволили справедливо заметить, но, — прибавил он, — никогда не должно осуждать обвиняемого, не спросив прежде у него объяснений, позвольте мне сейчас съездить к нему и узнать, что он скажет.
— Поезжайте. — сказал Император. — и от него тотчас опять ко мне, я жду с нетерпением его ответа.
Обольянинов отправился. Вышло, что в отчете государственного казначея были пропущены те четыре миллиона на какие-то чрезвычайные расходы, которые Павел сам приказал не вносить в общий отчет и подать о них особую записку.
— Доложите Государю, — говорил барон Васильев. — что я представил эту особую записку еще прежде, и Его Величество, сказав, что прочтет после, изволил при мне положить ее в такой-то шкаф, на такую-то полку в своем кабинете.
Обрадованный генерал-прокурор прискакал к Государю и доложил обо всем. Павел, ударив одною рукой себя по лбу, другой, указывая на шкаф, сказал:
— Ищите тут!
Записка найдена, и все объяснилось к чести государственного казначея. Павлу было совестно и весело.
— Благодарю вас, Петр Хрисанфович, — говорил он, — благодарю вас, что вы оправдали барона Васильева и заставили меня думать о нем по-прежнему, как о честном человеке. Возьмите Александровскую звезду с бриллиантами, отвезите ее к барону Васильеву и объявите, что я, сверх того, жалую ему пятьсот душ крестьян. (1)
Тверской прокурор донес Обольянинову, что в Тверь приезжал фельдъегерь и, по Высочайшему Повелению взяв губернатора, повез его в Петербург. Обольянинов приказал тотчас справиться в Сенате о числе и положении дел в Тверском губернском правлении. Оказалось, что за этим правлением считается 15 тысяч нерешенных дел — число по тогдашнему времени огромное! Вдруг Государь потребовал к себе Обольянинова. Предугадывая причину, генерал-прокурор был доволен, что предварительно запасся справкой. Павел был в гневе и первым вопросом его было:
— Сколько дел в Тверском губернском правлении?
— 15 тысяч, — отвечал генерал-прокурор.
— Да. — продолжал Император, — 15 тысяч дел! Губернатор привезен уже сюда, я сам сорвал с него Анненскую ленту и посадил его в крепость.
— Этого мало, — сказал Обольянинов, — заключение в крепость отнесут к какому-либо государственному преступлению, и оно не принесет никакой пользы, надобно его судить, раскрыть запущения по губернии, строго наказать по законам и объявить во всеобщее сведение для примера и в страх другим губернаторам.
— Правда, правда, Петр Хрисанфович, сейчас же отправься в Сенат, прикажи привезти туда
Генерал-прокурор исполнил в точности волю Государя. Через 12 часов он явился во дворец.
— Что? — спрашивает Павел. — Кончен ли суд? К чему приговорен губернатор?
— Сенат оправдал его. Ваше Величество, — был ответ Обольянинова.
— Как! — вскричал Государь, вспыхнув.
— Да, — продолжал Обольянинов, — Сенат нашел, что этот губернатор определен в Тверь только два месяца тому назад, дела запущены еще до него, и не при одном его предместнике, а при нескольких губернаторах, и теперь не доберешься, который из них положил начало безпорядку. Привезенный же сюда губернатор в два месяца не мог не только исправить, но и узнать положение старых дел.
Павел более и более убеждался справедливостью этого донесения и, наконец, совершенно успокоившись, благодарил Обольянинова, поручив ему благодарить и Сенат за прямодушное оправдание невинного. Потом, сев к своему столу, он собственноручно написал указ о пожаловании оправданного губернатора (действительного статского советника) в тайные советники и сенаторы, повелевая ему присутствовать в том самом департаменте Сената, которым он оправдан, а в Тверь назначить другого, опытного в делах, губернатора. (1)
Юрий Александрович Нелединский был один из любимейших статс-секретарей Императора Павла I. Он был достоин благоволения своего Монарха приверженностью к нему, знанием дел и смелостью, с которою всегда говорил правду Императору.
Однажды Нелединский докладывал Государю об одном отличном действии рязанского гражданского губернатора Ковалинского.
Государь сказал:
— Его и самого надобно бы отличить! Справься, что делалось в подобных случаях?
— Самая большая награда. — отвечал Нелединский, — была орден Святой Анны 1-й степени, а меньшая — бриллиантовый перстень.
— Что же мы дадим? — возразил Государь. — Пусть решит жребий, сделай два билета и напиши на одном «орден», на другом — «перстень».
Нелединский исполнил повеление Его Величества, и когда стал подавать билеты. Государь спросил:
— Кому же выбирать?
— Вашему Величеству, — отвечал Нелединский, — вы — Царь, все милости от вас должны истекать.
Павел I взял наудачу один билет, развернул и прочел: «Орден Св. Анны 1-й степени!», но в тот же миг схватил другой билет и увидел, что на нем также было написано: «Орден Св. Анны 1-й степени».
Император погрозил Нелединскому пальцем и промолвил:
— Юрий! Так ты сплутовал?! — Потом, помолчав несколько и подумав, прибавил: — Обманывай меня всегда так, разрешаю!
И поцеловал его в лоб. (1)
Петербургский комендант Кутлубицкий, весьма добрый человек, жалея о числе сидящих под арестом за фронтовые ошибки офицеров, окончив рапорт Государю о приезжающих в столицу и отъезжающих из нее, держал в руке длинный сверток бумаги.
— Что это? — спросил Император.