Истории Хейвена
Шрифт:
И снова:
– ..Хилли…
Ханк нахмурился. Детский голос. Именно детский, я звучит так, словно он его уже слышал. Вроде, как…
– ..ну, скоро там? Я хочу домо-оой…
С резким, пронзительным дребезжанием выпало оконное стекло рыночного павильона, треснувшее от взрыва в городской ратуше в прошлое воскресенье. Град осколков обрушился туда, где стоял Ханк, чудом оставив его невредимым.
– ..пожалуйста, здесь трудно дышать…
Упаковки с фасолью, уложенные пирамидкой на окне павильона, падали рядом с Ханком и всасывались в другое измерение, через нечаянно открытое им отверстие.
"Пора заткнуть эту прорву", подумал Ханк, и, словно подтверждая эту мысль, один сверток шмякнул его по голове, отскочил, а потом втянулся в пурпурно-черную бездну.
— Хиллииииииииииииииии.
Ханк надавил на выключатель. Отверстие исчезло. Дерево треснуло, и кресло разломилось надвое, точно по диагонали. Одна половинка осталась на асфальте. Другая исчезала, как не бывало.
Рэнди Крюгер, купивший рыночный павильон в конце пятидесятых, встряхнул Ханка за плечи.
— Ты заплатишь мне за разбитую витрину, Бак, — пригрозил он.
— Как скажешь, Рэнди, — согласился Ханк, потирая шишку, вскочившую на макушке.
Крюгер уставился на ровнехонько отхваченную половинку кресла, лежавшую на асфальте.
— И за кресло, тоже, — добавил он, уходя. Тем и кончился июль.
5
Понедельник, 1 августа
Джон Леандро замолчал, допил пиво, а затем спросил Дэвида Брайта:
— И что, по-твоему, он скажет?
Брайт задумался. Он с Леандро сидел в "Баунти Таверн", дико разукрашенном Бангорском пабе, имевшем только два преимущества — он был почти напротив издательства "Бангор Дейли Ньюз", а по понедельникам вы можете пригласить друзей и пропустить бутылочку пива.
— Думаю, он начнет с того, что спешно пошлет тебя в Дерри закончить незавершенную часть Календаря Общины, — сказал Брайт. — Ну а дальше, поинтересуется, полагаю, не хочешь ли ты посоветоваться с психиатром.
Леандро выглядел абсолютно убитым. В его двадцать четыре года два предыдущих материала — исчезновение (читай: предумышленное убийство) двух рядовых и самоубийство полицейского — только разожгли его аппетит к сенсациям. Он не слишком надрывался, когда надо было писать отчеты в "Дерри Амвето" о мрачных и утомительных полночных поисках трупов двух рядовых. Чего ради доводить себя до ручки, если поиски не увенчались успехом? Брайт устыдился своей грубости — правда, все упирается в то, что сам Леандро порядочный хам. Быть нахалом в двадцать четыре года — это еще куда ни шло. Но он-то уверен, что Джонни Леандро таковым и останется в сорок четыре… шестьдесят четыре… восемьдесят четыре, если доживет.
Хам в восемьдесят четыре года; в этом есть нечто чересчур экстравагантное и даже пугающее. Обогнав эту мысль, Брайт заказал еще пива.
— Я пошутил, — пояснил Брайт.
— Так ты не думаешь, что он отправит меня доводить дело до конца?
— Нет.
— Но ты же только что сказал…
— Я пошутил насчет визита к психиатру, — терпеливо пояснил Брайт. — Только насчет этого.
Местоимение «Он» подразумевало редактора газеты. За долгие годы наблюдения за редакторами, Брайт уяснил, что есть один признак, который
— Но…
— У тебя нет ничего, чтобы довести дело до конца, — отрезал Брайт.
Если бы избранные жители города Хэвена — те, кто побывал в сарае Бобби Андерсон — могли бы слышать, что отпустил в ответ Леандро, то счет его оставшейся жизни пошел бы на дни… а, может быть, даже на часы.
— Я попробую поискать в Хэвене, — ляпнул он, и допил теплый «Хейникен» в три больших глотка. — Там все завязано. Прикинь: ребенок исчез в Хэвене, женщина умерла тоже там, Родес и Габбонс возвращались из Хэвена. Дуган покончил с собой. Почему? Потому что он любил тетушку Маккосланд, как он объяснил в записке. Кстати, Рут Маккосланд — тоже из Хэвена.
— Не забудь о любящем дедушке, — добавил Брайт. — Он дошел до того, что считает исчезновение его внука заговором. Я заметил, он стал разговаривать сам с собой о Фу Манчу и белых рабах.
— Это еще что такое? — театрально вопросил Леандро. — Так что же происходит в Хэвене?
— Гнусные проделки коварного доктора, — изрек Брайт. Пиво принесли, но теперь ему уже расхотелось пить. Упоминание о любящем старом дедушке явно было бестактностью. Хотелось просто встать и уйти. Чертовски неловко было вспоминать об Иве Хиллмане… Конечно, он как всегда в своем репертуаре, но вот что-то в его глазах…
— И что же?
— Доктор Фу Манчу.
Брайт перегнулся через стол и хрипло прошептал:
— Белые рабы. Запомни, кто тебе об этом сказал, когда будешь давать материал в "Нью-Йорк Тайме".
— Это не смешно, Дэвид.
"Восьмидесятичетырехлетний хам, — снова подумал Брайт. — Могу себе представить".
— А если так:
— продолжал Брайт, — маленькие зеленые человечки. Вторжение на землю уже началось правда, еще никто не знает. ТА-РА-ТА! Никто не верил этому молодому, отважному журналисту. Роберт Редфорд в роли Джона Леандро в этой сногсшибательной саге.
Подошел бармен и поинтересовался, будут ли они заказывать что-нибудь еще?
Леандро встал, его лицо передернулось. Заплатив три доллара по счету он сказал:
— У тебя недоразвитое чувство юмора, Дэвид.
— Или так, — мечтательно произнес Брайт. — Они были заодно, и доктор Фу Манчу, и зеленые человечки — пришельцы из космоса. Сделка, заключенная с дьяволом. Никто, кроме тебя, Джонни, не знает об этом.
— Плевать, поручит мне это дело Рейнольт или нет, — сказал Леандро, так что Брайт понял, что недооценил наглость Джонни — просто уникальный нахал!
— Мой отпуск начинается со следующей пятницы. Тогда и отправлюсь в Хэвен. Займусь этим в свободное время.
— Ага, — возбужденно подхватил Брайт. Он не смог удержаться, хотя и знал, что рано или поздно Леандро даст ему по морде. Но тут уж не остановишься. Уверен, что это экранизируют. Да и Редфорд не возьмется за роль, если не будет звездой номер один. Одинокий Волк! Ух! Кстати, не забудь одеть специальные часы, когда направишься туда.
— Какие часы? — спросил Леандро, свирепея. Плевать он хотел на все это, хотя, конечно, лавры делить ни с кем не охота.