Истории Мага. Гибель Соттома и Гемерра

Красиков Алан

–Господин волшебник, – к Магу подошел довольно улыбающийся десятник и протянул на раскрытой ладони Магу три серебряных монеты, – Ваш выигрыш.

– Два к одному. В основном, ставки были все же не в мою пользу, тем приятней получить выигрыш – Маг сгреб монеты и кивнул на Гамида,– Раскуйте его, он сейчас будет смирным. Выдайте ему оружие скрытного ношения по его желанию, отведите к лекарям и скажите им, что завтра он мне нужен максимально здоровым.

К вечеру Маг, наконец, добрался до своей кельи, снял охранное заклинание со своего сундука и дополнил дорожную сумку необходимыми в дороге вещами. Как учил Мага его учитель, старина Мервин, перед дорогой всегда следует хорошенько подумать и вспомнить все, что происходило. Маг сел в позе сосредоточения и начал привычно перебирать в памяти события дня, окрашивая их в цвета и сортируя по степени важности.

Нереида. Для чего-то Маг очень понадобился морскому народу и, было бы интересно выяснить, зачем, а заодно интересно

было бы узнать как можно больше о морском народе, но, к сожалению, это направление познания, как специально, было прервано неожиданным поручением. Маг плеснул на событие лазурный цвет надежды на продолжение приключения, но цвет внезапно загустел и превратился в глубокий синий цвет свершившегося с тонкими нотками вражды и сотрудничества одновременно. Маг достал из-за пояса спрятанный там подарок нереиды и положил на стол. Красивая, идеальной формы жемчужина притягивала взгляд, но что-то в ней было еще, что-то привлекало помимо красоты. Маг поколебался, но все-таки раскрыл клапан кожанного браслета и заменил один из самоцветов на жемчужину.

Гамид. Совет, перед тем как дать поручение, решил проверить удачливость Мага и для этого пожертвовал стражниками и даже тремя выпускниками, чтобы вывести на верный удар ассасина. Совет был в своем праве, Маг был в своем праве и чтобы предотвратить запрещенное в стенах Цитадели заклятье, мог нанести контрудар и просто снести неопытных выпускников со стены. Маг подумал и плеснул на событие серым. Серый цвет обыденности чуть пожелтел возможностью легкой опасности, но вскоре снова выцвел до серости.

Поручение Совета. Достаточно ясно определена цель, без какого либо обещания помощи для ее достижения. Такое поручение, когда тебе противостоят волшебники Хараппи, очень сложно выполнить без потерь, даже имея помощь. Но поручение напрямую подразумевает потери, причем очевидно прогнозируются потери с обеих сторон, а про потери среди местного населения даже не ставится никаких ограничений. Такой уровень сложности поручают либо боевой группе волшебников, либо волшебнику одиночке высокого класса, заслужившего свое личное имя, известное всему свету. Маг такого уровня не достиг, и известность его еще не коснулась. Совет мог дать такое поручение и смертнику, отвлекающему на себя внимание противника от основной группы, выполняющей задание Совета. Маг вполне имел возможность отказаться от поручения, но не имел возможности отказаться от награды. Знания в Магрибе доставались очень непросто. После окончания обучения выпускники волшебники уже не могли получать знания в Цитадели даром. Доступ к новым знаниям открывался либо в обмен на новое знание, принесенное в Цитадель, либо при выполнении поручений Совета. И это при том, что в Цитадели хранился огромный архив древних знаний. В первый же год учебы начинающих волшебников водили в подземелья, и Маг сам видел в подвалах Цитадели неисчислимые стеллажи, забитые книгами и рукописями и даже драгоценными информационными кристаллами.

Как объяснял Магу его учитель Мервин, в Магрибе хранилища знаний были рассредоточены и хранились в Цитаделях, а когда в огне погибла и столица Магриба и все города, а цветущая страна превратилась в пустыню, покрытую скверной, хранилище знания в Цитадели уцелело. Но волшебников, которые могли ими воспользоваться, осталось слишком мало, практически все волшебники среднего и младшего уровня погибли. Уцелели волшебники высокого уровня, они и составили новый Совет Великого Магриба. Для создания более жизнеспособной смены Совет решил воспитывать и обучать новое поколение в суровых условиях, проводя жесткий отсев и заставляя волшебников самим добывать новые знания. Состоявшихся волшебников держали на голодном пайке, ограничивая доступ к старым архивам. В империи же Хараппи архив знаний находился в столице, и вместе с гибелью Мохенджо-Даро древние знания были утеряны безвозвратно. Но число уцелевших волшебников Хараппи было больше чем в Магрибе, потому что были уничтожены только центры Хараппи, а не вся территория империи. Для возрождения страны все оставшиеся жители – носители определенных областей знаний были объединены в группы, отвечающие за сохранность этих знаний и передачу их следующим поколениям. В результате это вылилось в разделение общества на касты, где знания передавались внутри семей, составляющих касту. Отдельную касту составили волшебники Хараппи, и передача знаний стала в основном семейным делом.

Устоять перед искусом получения знаний первого уровня не смог бы никто из послевоенного поколения волшебников, ни магики Магриба, ни мантики Хараппи. И Маг тоже таким исключением не был.

Маг помедлил и окрасил событие золотым оттенком изменения судьбы. Золото расплылось и засверкало. Но через несколько ударов сердца сквозь блеск золота пробились алые краски смертельной опасности и запеклись на золотом фоне тремя пятнами трех оттенков пурпура. Оттенок, означающий опасность со стороны волшебников Хараппи и оттенок, означающий опасность со стороны Магриба, были знакомы Магу. А вот третий оттенок Маг видел впервые, и откуда могла исходить угроза, ему было неизвестно.

Глава 3

Второй

день калас с гордым названием Око Посейдона двигался на восток, не теряя из виду линию берега по правому борту. Ровный западный ветер наполнял огромный прямоугольный парус и калас скользил по волнам, оставляя за кормой вспененный след. Довольные гребцы каласа, этого более объемистого подобия триаконтора, вольно сидели вдоль бортов в тени тентов из циновок и наслаждались спокойной жизнью. Лишь время от времени начальник гребцов – гортатор отдавал короткую резкую команду. И гребцы рассаживались по скамьям, освобождали от стопоров задранные вверх весла и начинали слаженно грести, отрабатывая оговоренную плату. Владелец каласа Никомедас пережидал жаркую пору дня в помещении под кормовой палубой каласа, вполне полагаясь на кормчего, управляющего на палубе спаренными рулевыми веслами.

Когда жара наконец спадала, Никомедас выходил из кормового помещения, где хранился наиболее ценный товар – деревянные ящики с белой хартой, белым папирусом, секрет изготовления которого был известен только магрибским мудрецам. Сопровождаемый слугой, несшим кувшин с вином, Никомедас неторопливо совершал обход судна. Поднявшись на кормовую палубу, он оглядывал линию берега в синеватой дымке, довольно щурился на наполненный парус и, перекинувшись фразами с кормчим, спускался по лестнице вниз, проходил мимо деловито суетящихся матросов, управляющих парусом по команде кормчего. Неторопливо миновал кринолин – площадку гребцов, на которой гребцы мерно вспарывали волнующуюся плоть моря длинными веслами под ритмичные удары гортатора по гулкому барабану. Подойдя к носовой палубе, Никомедас привычно проверил запоры кладовой с товаром, занимающей половину носового помещения и поднялся по наклонному трапу наверх, на палубу, где было установлено его кресло под тентом.

Вторая кладовая пустовала, и в ней пришлось разместить трех пассажиров, принятых на борт «Ока Посейдона» в вызывающем суеверный трепет гнезде магрибцев, что внушало вначале большие опасения. Но пассажиры оплатили проезд честными монетами, да и ссориться с магрибцами, настоятельно советующими взять пассажиров, было Никомедасу не с руки. Пассажиры оказались совершенно безобидными людьми – не пьющий вина лекарь со своим слугой и философ Софос из Афин, который, по его словам, изучает варваров и познает знания варваров за пределами эллинского мира. Занятие само по себе пустое и бессмысленное. Никомедас пожил на этом свете немало, многое повидал и понимал, что варварские знания хороши для варваров, а для эллинов хороши свои, исконные знания. Папирус не растет в Афинах, поэтому какой смысл знать, как из тростника делать библиос – листы папируса, пригодные для записей. Да и само знание дорого обойдется любопытствующему – в Египте его могут за излишнюю любознательность бросить в Нил на корм крокодилам. А что могут сотворить в Магрибе, про то лучше вообще не знать. У варваров надо дешево покупать то, что у них есть в избытке, отвозить другим варварам, у которых этого нет, продавать товар дорого и закупать их дешевый товар, чтобы продать третьим варварам. А вырученное золото следует хранить у четвертых варваров, дающих под него хороший процент. И вот когда накопится достаточное количество золота, можно будет осесть на берегу. Купить небольшое поместье с виноградником и жить в свое удовольствие. Только покупать следует не в самой Греции, где земля и рабы стоят дорого, а разных царств и республик слишком много и мира между ними нет. Никомедас давно решил купить поместье в колониальном полисе, где и земли предостаточно, и рабы дешевы, и виноград сладок. Софос, хоть и считал себя великим философом, в жизни понимал мало, зато любил поговорить. Эта его потребность поговорить вносила разнообразие в размеренную жизнь на каласе и развлекала Никомедаса с командой, которой при таком ровном попутном ветре не приходилось особо напрягаться. В качестве оппонента Софос выбрал для себя молчаливого лекаря, который с почтением выслушивал пространные речи философа и по окончании их всегда соглашался с оратором, что способствовало еще большему вдохновению Софоса. Слуга лекаря, как и положено хорошему слуге, сидел в сторонке и в ожидании приказов лекаря вырезал из кусков дерева коротким острым ножом маленькие забавные фигурки.

– Магрибские мудрецы, – вещал Софос, – да, их темная слава возможно заслужена. Возможно. Я говорил с ними о философии, ибо только посредством нее можно верно познать окружающий мир, составить стройную гармоничную систему знаний и, опираясь на эту систему, преобразовывать мир в соответствии со своими желаниями и возможностями, сообразуясь, разумеется, с волей богов. Но я не услышал ответа. Возможно, его и нет у них, нет понятия философии, а есть лишь случайный набор тайных знаний, подаренных им их богами или приобретенных за многие годы варварской жизни. Они твердят об удаче, словно ничего другого в мире не существует. Но что есть удача? Произвол судьбы, прихоть богов? Или все же это напряжение воли, мужество, осознанное разумное здравомыслие, трезвый и проницательный расчет в поступках? – Софос требовательно воззрился на лекаря, сидящего на тростниковой циновке, брошенной на палубу, но тот лишь растерянно развел руками.