Истории СССР
Шрифт:
У французов есть поговорка о том, что кухня раскрывает сущность нации. Они вот и едят лягушек. У нас болота кишат жабами, но русские люди подыхали с голода, а мерзость всякую, гадюк, крыс, слизней никогда не ели. А тут купились у грузин на шашлыки.
Откуда взялись эти шашлыки? Национальное грузинское блюдо? Но главный грузин СССР Иосиф Виссарионович Джугашвили не рекламировал шашлык перед народом. Кушал картошку, огурцы, пельмени, хинкали, чебуреки, сациви, лобио, харчо, хачапури с сыром, но шашлык… Не припомню.
Большевики-ленинцы то ли заметая следы своих преступлений, то ли следуя бандитским понятиям, нарекли грузина Иосифа Джугашвили кличкой Сталин. Сталин — значит стальной, крепкий как сталь. Это способствовало его быстрой ассимиляции среди славянского населения России. Имя Сталин ассоциировалось у народа больше с солёным огурцом, нежели с шашлыком по-карски.
Спаять в единую нацию пятнадцать разных республик было не просто. Советское кино агитировало за дружбу народов, за межнациональные браки русских и грузин. Образа доброго грузина в фильме «Свинарка и пастух», хоть и был создан симпатичным евреем Зельдиным, а звал народ к свадебным столам. А на столах вино, шашлык. Водрузил знамя Победы над Рейхстагом рядовой Кантария с ефрейтором Егоровым — наливай грузинского вина, кушай шашлык. Престарелый грузинский жених красавицы, комсомолки и кавказской пленницы товарищ Саахов угощает её, как самым дорогим лакомством, шашлыком, и даже обаятельный Мимино Кикабидзе, шатаясь по Москве без копейки и выпрашивая стакан чаю, давал понять, что там в горах Грузии уже подрастает барашек для шашлыка и, вообще, там край изобилия. Нет, был фильм и про киргизов Андрея Кончаловского и про узбека с гаремом Владимира Мотыля, но потрогать их руками можно было только в этнографическом музее. Слово татарин у советского человека ассоциировалось только с Чингис-ханом, а бифштекс по-татарски из сырого отбитого мяса, поданный в дорогом ресторане Познани, был по недоумию мною с Володей воспринят, как оскорбление достоинства советского гражданина. Но дружба дружбой, а дальше покровительственных похлопываний по плечу младших собратьев из южных республик и общепринятого понятия «батва зверушская» дело в социальном родстве с востоком не заходило. И если в Москве они могли отвести душу в ресторане «Арагви», а в Ленинграде в «Кавказском», то в любом другом городе необъятного Советского Союза они вынуждены были давиться сибирскими пельменями, молочными сосисками или рубленным бифштексом, очень похожим на люля-кебаб, если его густо посыпать, стоявшим на столах перцем.
Обычно на улицах Москвы и Ленинграда грузины в кепках типа «аэродром», как в фильме Элема Климова «Спорт, спорт, спорт», появлялись на рынках два раза в году — к международному женскому дню Восьмое марта с кустами жёлтой мимозы и к Новому году с благоухающими жарким летом оранжевыми мандаринами.
В Питере посмотреть среди бела дня на живого грузина можно было только на Кузнечном рынке, что возле храма Божией матери «Владимирская», созданного великим итальянским архитектором Антонио Ринальди. В одном из уголков рынка рядом с узбеками, таджиками и молдаванами ютились в своих кепках и кавказцы со своей нехитрой снедью.
Ни в одном ресторане Ленинграда в меню не было ни одного блюда кавказской кухни. Ну, разве что обрусевший «цыплёнок-табака», которого жеманные советские гражданки мучительно ковыряли ножом и вилкой вместо того, чтобы «по-звериному» взять его руками. Кроме ресторана «Кавказский» к концу семидесятых появились четыре «Шашлычные» на Майорова, На Восстания, на Невском и на Садовой, наспех переделанные из диетических столовых, хронически не выполняющих годовой план. Конечно, такой националистический ход придумал на партийном собрании Главка львовский еврей из Треста ресторанов и столовых по фамилии Пасынчук.
В прошлом году перед Олимпиадой, которой заменили обещанный ранее коммунизм, в Москве и Питере провели такие зачистки, что даже на рынках кроме псковских и тульских бабушек никого из многонациональной семьи советских граждан было больше не встретить. А вот в этом, 1981 в Москву и Питер случилось великое нашествие грузин.
Что их толкнуло на поход, афганская война или призыв Шеварднадзе, покрыто мраком. Стас, хоть и еврей, но родом был из Поти и считал себя грузином. Все его друзья, которые учились в Бонче, тоже были грузинами. Алик, как и Стас, были классными ватерполистами и играли за «Балтику» с моим другом Борей Ерёминым. Они то и научили нас дешевому способу сытного питания чебуреками в Кавказском, а позднее в открывшемся в «Европейской» ресторане «Восточный». Ресторан «Баку» был так непопулярен, что об «азербайджанцах» тогда даже не говорили. Не было их в Ленинграде.
Жарким июньским днём 1981 года я заскочил к Вохе на Невский, 5 сверстать планы на вечер. Вовка был перевозбуждён и, увидев меня на пороге, замахал руками. У него шёл торг. Приехали купцы из Грузии и мели всё подряд. Он не хотел, чтобы я ему мешал и разрушал атмосферу восточного базара.
Обычно мы с Вохой ездили летом на отдых под Одессу, где проводили сказочные дни. Эта традиция возникла не столько от зовущей роскоши одесских лиманов, не от ностальгических грёз по отдыху в студенческих лагерях, а от того, что под Одессой в часе езды была единственная в СССР барахолка с сочным названием «Толчок». Там торговали всем, начиная от ноги целлулоидного пупса и до финского холодильника «Розенлев». Торгаши, по большей части одесситы, стояли длинными рядами, а у их ног на газетках были выложены вещи для продажи.
— Шо вы хочите за вашу кофточку?
— А шо вы дадите?
— Не морочите мне уже на жаре бейцы.
— Дадцать пять.
— Да у неё же нет фасону, а цвет, как моя жизнь.
— Да вы прикиньте, гражданочка, она очень даже к вашему лицу.
Купить там можно было всё, что угодно. Моряки везли со всего белого света всякий хлам. Иногда попадались ценные вещи американского изготовления. Продать мы с Вовкой умудрялись все наши обноски, а покупали свежий товар. К середине дня, когда солнце пекло из самого зенита, а вещи на земле покрывались густым слоем одесской пыли, толкучка незаметно рассасывалась.
В это лето Вова поехал без меня к новым, случайно обретённым друзьям в Тбилиси, и вернулся окрылённым от счастья. Он взахлёб рассказывал о гостеприимстве грузинского министра транспорта и дорожного хозяйства, говорил о сделанных им заказах на антиквариат и мебель, сулившим вечное благоденствие. Просил помочь его сыночку Томазику поступить в институт и снять для него квартиру. О цене просил не думать. Денег для сына он не жалел.
Томазик приехал с другом Бадриком. Потом выяснилось, что приехал ещё Миша и Кусо из Кутаиси, Отарик, Гога и Самвел из Гори, Бажа и Вахтанг из Сухума, Алик из Батума. Помогали им здесь уже осевшие земляки — Отарик Хурцилава, санитар из Тбилиси, учившийся уже в Сангике. Вова обслуживал всех, боялся упустить клиентов.
После первой удачной сделки Вова позвал меня на ужин в Асторию. Платили горцы. Я сморщился, но пошёл. С Вовкой мы дружили пятнадцать лет, проводили в одной компании все праздники и выходные и терять связь, вот так сразу, не хотелось. «Зимний сад» в Астории был полон народом. Стол был накрыт в углу под пальмами, в самом блатном месте. Оттуда был прекрасный обзор и оркестр не гремел в уши. Томазик и Бадрик оказались типичными черноволосыми грузинами с кривыми носами, Алик блестел, как Казбек, лысиной, Миша и Кусо попроще и пониже. Я удивился, что стол был накрыт грузинскими яствами с пресловутыми шашлыками. И это в Астории, в отеле Интуриста! Грузины на правах гостей приглашали наших жён на танцы и жадно тискали их своими лапами. Смущало то, что нашим бабам это нравилось и они жеманно давали согласие абрекам на следующий танец. По своей детской наивности мы думали, что наши бабы хотят тихой семейной жизни, а они хотели напиться вина, обожраться шашлыками и натрахаться до потери пульса. А потом можно и с семьёй провести вечерок в театре, посмотреть высоконравственную пьесу А.П. Чехова или месьё Мольера. Такие потаённые желания прятались в головах наших комсомолок. А чему хорошему они могли научиться у большевистской жрицы свободной любви, полпреда СССР Шуры Коллонтай? Как ни странно, абреки это знали лучше нас.
Когда в ресторане появился Фека со своими братками, в воздухе запахло дракой. Ждать долго не пришлось. Оркестр, отложив свои репертуарные залитованные ноты, заиграл протяжное «Тбилисо».
Фека остановил эти безобразия в своей вотчине и тут же был приглашён Мишико на переговоры. Пошли в туалет. Народу набилось много. Без лишних слов абрек Мишико заехал Феке в нос и тот, обливаясь кровью, упал на колени. Никто больше не шевельнулся. Драка была окончена выразительной мизансценой. Главарь русских хулиганов в крови на коленях. Оркестр грохнул «лезгинку».