Истории СССР
Шрифт:
Потом пошли дети. Мы с Линкой родили мальчишек почти в один год. Она написала нам из Канады, что живут они прекрасно и очень счастливы, что уехали из этого коммунистического концлагеря. Я её чувств не разделяла и была вполне счастлива здесь. Ещё радостней жила Наташка. Вскоре и она родила Тимошку и они купили отдельную квартиру на Гражданке. Коля и я защитили диссертации и стали работать доцентами в своих институтах. А Коля ещё и подрабатывал в кино. Рассказывал он о съёмках так увлекательно, что вызывало удивление, как за такое развлечение и дружбу с известными актёрами можно ещё и платить такие большие деньги. Больше других этому поражались Наташка со своей мамой.
На дни рождения нам стало не доехать друг к другу. Болели детки, домашние хлопоты, дальние переезды. А когда мы родили по второму ребёнку, встреча стала казаться совсем призрачной.
Когда Коля с многочисленными промежуточными обменами купил новую огромную квартиру в центре города на Кронверкском проспекте с видом на Петропавловскую крепость, Валерик помогал ему делать ремонт. Да и не ремонт это был, а стройка с реставрацией. Тянулась она целый год и даже больше. Потом под Новый год, как раз в день рождения Тимофея, мы собрались у них на новоселье. Тихо потрескивал камин, дубовые потолки и двери создавали атмосферу сказочного замка, а когда в огромной балконной двери с факелом бенгальских огней появился Дед Мороз, мы не сразу в нём узнали переодетого Колю. Детскому восторгу не было конца.
Потом Коля построил для семьи дачу на берегу тихой лесной речушки и мы с детьми и Валериком приезжали к ним в гости. Ловили рыбу, играли в футбол и слушали, как Наташка со своей матерью наставляют Колю. Плохо он работает, часто уезжает на съёмки. Развлекается много, одним словом.
Мы с Валериком удивлялись тому, как из скромной Наташки выросла столбовая дворянка и ещё хочет быть владычицей морскою.
Нам с Валериком жилось трудно. Болел сынок. Болели родители. Неустроенный офицерский быт. Всё это усугубилось с наступлением бандитской перестройки и правового беспредела. Валерочка для нас старался. Мы купили большую, красивую квартиру у парка Победы. Пригласили друзей. Наташка шумно рассказывала про заграничные путешествия, про съёмки с доченькой в фильме Никиты Михалкова, про расширение дачи. Наша квартира ей очень понравилась и она, пожелав нам счастья, уехала с Колей в путешествие по Франции и Италии.
Через несколько дней моего мужа убили. Убили моего Валерочку. Убили кухонным ножом прямо в нашей парадной. Мы собирались в театр и он спускался прогреть машину. На лестнице стояли трое алкашей и распивали водку. Валера попросил их уйти. Несколько недель назад у нашего соседа изнасиловали и задушили дочку в лифте, когда она возвращалась из школы. Валера попросил их уйти из парадной. А они его в отместку убили. Когда я спускалась к машине, нашла его в луже крови и он умер у меня на руках.
Потом умерла мама. Потом папа. Я одна поднимала сыновей. Ждать счастья больше было неоткуда. Они были моим счастьем.
Однажды 24 января 1995 года Наташка пригласила меня на свой день рождения. Мы давно не виделись. Дети уже выросли и я поехала навестить свою подругу. Хотелось посмотреть как она изменилась. Услышать рассказ про Линку. Наташка ездила к ней в гости в Канаду. С порога её мать стала меня успокаивать и убеждать снова выйти замуж. Торопилась познакомить меня с их грузинскими друзьями Бадриком, Томазиком и Отариком, успешными предпринимателями. Они уже купили много квартир в её доме и собираются купить в Наташкином. Наташка хватала меня за руку и, возбуждённо вскрикивая «А помнишь, а помнишь!» перечисляла эпизоды нашей юности. Её мама, хлопая от восторга в ладоши, радостно повизгивала «Мы, цари!» Да, подумала я про себя, жизнь удалась! За столом у окна с видом на Золотокрылого ангела Петропавловского собора сидело много незнакомого народу и колоритные кавказские мужи провозглашали длинные высокопарные грузинские здравицы. У стола прислуживала домработница. Наташка цвела ярким цветом и переливалась бриллиантами. Отозвав её в сторонку, я спросила где Коля, почему на его месте сидит этот грузин. Наташа сделала строгий вид и сказала мне, чтобы это имя я в её доме больше не произносила, что она ненавидит всю их породу. Они выгнали его. Попросту выставили. Когда он выписался отсюда после смерти своих родителей, чтобы спасти их квартиру для деток. Он себя неподобающе вёл. Неподобающе, повторила Наташкина мама. Возомнили из себя чёрт знает что. Я сама, как блокадница, написала заявление генералу Понеделко, чтобы поставил его на место. Или посадил.
Мне стало тошно. Рассказы Наташки про то, как её дочь встречается с солидными людьми я уже плохо слышала. Сославшись на сильную головную боль, я бежала на свежий воздух. На свежий морозный воздух. К своим деткам. К могиле своего мужа Валерика. К воспоминанию о том трудном счастье, которое мне послал Господь.
Стринги от бабушки
Летом у москвичей много дачных дел. Да, наверно, не у них одних. В какой-нибудь Уфе советские башкиры пашут на грядках ничуть не меньше. Но москвичи — это явление необычное. Видимо примешивается к крестьянской жажде ещё и немного напускного московского барства. Дача у советских граждан, как-никак, была не столько кружком садоводов и огородников, но и предметом роскоши. Уделом избранных.
Меня угораздило приехать в на съёмки в пятницу. Киношники народ отпетый. И не важно, что их фильмы никто смотреть не будет, а лет через пять забудут навсегда. Процесс создания и съёмок они превращают в самое главное дело на Земле. Они даже во времена войны с Гитлером умудрились уехать подальше от Москвы и, там в предгорьях Алма-Ата безотрывно, не обращая внимания на Великую Отечественную войну, снимали своё кино.
Но такое совпадение не сильно омрачило нашу дружескую встречу. Мы решили отпраздновать мой отъезд одновременно с приездом в воскресение вечером, когда друзья вернуться с дачи. На завтра мне предстояло нестись в телеге по раздолбаной дороге, дублируя Марчелло Мастроянни, и спокойный вечер у телевизора был даже кстати.
Когда раздался телефонный звонок я нежился под душем и не сразу решился снять трубку чужого телефона. Оставляя за собой лужу, я мокрой рукой снял телефонную трубку. Это была наша общая московская подружка Ада, которая бархатным голосом спрашивала меня о моём самочувствии после долгой дороги. Женский голос может сделать многое, особенно с одиноким здравомыслящим мужчиной. От одного женского голоса можно прийти в такой восторг, что сон после него, будет самым немыслимым занятием. На вопрос, скучно ли мне одному и что я делаю, я ответил совершенно определённо — да, да, нет, да! Ада сидела дома с умирающей бабушкой, взяв на себя эту благородную миссию и отправив всех родственников, включая мужа, на дачу. Лёжа в ванной, я сказал ей, что уже стою в дверях и сейчас приеду взглянуть на неё одним глазком и пожать её нежную руку. Минут через пятнадцать я уже поднимался к ней в квартиру на Кутузовском проспекте. Приветственные поцелуи получились далёкими от дружеских, причём по обоюдному согласию. Мы с Адой всегда симпатизировали друг другу, но старались скрыть от окружающих наше взаимное влечение. А теперь, когда мы остались одни, а окружающие нас родственники нежились в струях подмосковных речушек, постромки сорвались с нас в мгновение ока.
Не долго думая, мы заперли бабушку и метнулись на такси в пустую квартиру моих друзей. Шофёр стыдливо отворачивался в водительское окно от наших поцелуев на заднем сидении и часто дышал перегретым московским воздухом. С порога мы бросились в объятия и стали срывать одежды друг друга. Сорвав с неё стринги, я швырнул их в сторону и стал вгрызаться в её сочное тело.
Повиснув, как стиранное бельё, на диване мы долго соображали, что с нами случилось, а сообразив, начали медленно одеваться, чтобы вернуться к своим остолбеневшим делам. Найти стринги никак не удавалось. Мы перевернули весь дом, отодвинули шкафы и диваны, но их нигде не было. Махнув рукой на загадочную пропажу, мы полуголыми вернулись на такси к умирающей бабушке.
На другой день, отснявшись на Мосфильме, я полуживой вернулся на Арбат и погрузился в сон. Вечером позвонила Ада и, с грустью, сообщила, что бабушка, как, собственно, и ожидалось, умерла, завершив свой земной путь. Она родила четверых детей от двух, страстно любимых ею, мужей, воспитала красивых внучек, научила их играть на пианино и готовить рыбу-фиш. Остальному их научила школа и улица. Я знал Цилю Соломоновну, обожал её фаршированную рыбу, острые шутки, все понимающую улыбку и искренне разделил с Адой горе.