Истории СССР
Шрифт:
Тренировки можно было проводить прямо в зале института на Герцена. А тут и ««Астория»» рядом, и Невский проспект. Гуляй рванина, от рубля и выше. Домой к маме я возвращался поздно вечером набить живот и отоспаться. Бюджет, прибавив ещё сто рублей в месяц спортивной стипендии, это позволял. Но «малина» такая продолжалась не долго. Дурная голова ногам покоя не даёт. «Люди встречаются, люди влюбляются, женятся…» неслось изо всех репродукторов и телевизоров. Эта эпидемия задела и меня.
Лекции на первых двух курсах института меня мало чем привлекали. Высшая математика из уст Альтшулера, выписываемая им в виде формул на досках, а иногда и на стенах аудитории, с её интегралами, дифференциальными уравнениями и теоремами Лагранжа от тоски сдавливали горло, химия в интерпретации профессора Лепорской влекла в алхимию, на физику я ходил из-за привлекательной фигуры Наталии Игоревны Стрекопытовой, а Василий Васильевич Стремилов даже не представлял себе, что труды великого Владимира Ильича Ленина я хожу изучать в публичку, только потому, что там было много хорошеньких девчонок.
По начертательной геометрии я получил задание на построение фигуры пересечения конуса с цилиндром и пришёл уже только на зачётной неделе, в декабре. Мой приятель из ЛЭТИ Вова Рябинин предложил мне помощь и подарил свою уже зачтённую работу. Слегка подчистив бритвочкой подпись и оценку я пришёл с этой работой на зачёт. Игорь Петрович долго смотрел на проткнутый конусом цилиндр и одобрительно кивал головой. Потом произнёс протяжно, посмотрев мне в глаза — «пи-ка-с-со», свернул в рулон лист ватмана и спросил, где я изучил построение пересечения фигур по методу следов?
Вытаращив глаза и почувствовав подвох, я смотрел на него не моргая. Потом, не найдя ничего лучшего, спросил в отместку и его, какое это имеет отношение к делу. Игорь Петрович запираться не стал и объяснил мне доходчиво, что в ЛИАПе при построении сочленений сложных плоскостей и расчёта лекал используют прогрессивный метод трёх точек. И что профессура нашего института спорит до крика с профессурой ЛЭТИ о правильности взглядов на эту проблему.
Я ушёл, не попрощавшись и не представляя, как и когда я буду перестраивать это сочленение. Помогла мне одна сердобольная девушка из нашей группы, которая сдала все зачёты досрочно и ей, всё равно, было нечего делать. И такое тоже бывает в жизни. Но этот подводный камень оказался не единственным. Дело в том, что при всём своём жизненном опыте, полученном в течение девятнадцати лет, три из которых на работе в Институте Электромеханики, при том, что я посещал комсомольские и профсоюзные собрания и выезжал в составе сборной команды СССР за границу нашей Родины, обнесённой железным занавесом, я оставался абсолютно наивным идиотом.
При распределении студентов нашей группы по подгруппам иностранных языков ещё в сентябре, когда от радости летели из глаз искры, из лучших побуждений и желания освоить второй иностранный язык, я записался на английский и получил задание в объёме двадцати тысяч знаков, которые постепенно переводя, должен был сдать к концу семестра. Преподаватель английского, миловидная добрая женщина, спрашивая каждый раз меня, готов ли я и получая отрицательный ответ, мило улыбалась и подбадривала меня. А я терпеливо ждал, когда она начнёт учить меня английскому языку.
Когда наступила зачётная неделя и на дворе стоял двадцатиградусный мороз, Анна Карловна не выдержала и строго спросила меня, когда я сдам ей мои тыщи? Тут и я не выдержал и спросил её, когда она научит меня читать по-английски? Когда она поняла коварность моего замысла, то схватив за руку, потащила на кафедру иностранных языков и долго объясняла, что-то нашей преподавательнице в немецкой группе. Не знаю на каком языке. Сошлись на том, что зачёт мне поставит немка. Условно. Чтобы меня допустили к экзаменам. А в следующем семестре я должен буду перевести текста в два раза больше. Об изучении второго языка вопрос больше не поднимали.
Первую сессию мне отравил Василий Васильевич Стремилов со своей Историей КПСС. Мало того, что его экзамен выпал на первое января (нет вы вдумайтесь?!), так ещё этот тиран не выставив мне зачёт за семинары по работам В.И. Ленина «Шаг вперёд, два шага назад» и «Детская болезнь левизны», предложил подготовить их к экзамену. Прочитав этот бред полупьяного вождя, нужно было вытянуть из него какие-нибудь конструктивные мысли. Ну, шаг вперёд. Ну, два шага назад. Чего тут думать? Пить меньше надо. Так ведь нет, это оказывается и есть путь к коммунизму. И попробуй поспорить с ним. Одна радость, я ехал на экзамен в пустом автобусе. Нормальные люди, строители того самого коммунизма, экзамен по строительству которого я ехал сдавать, крепко спали в своих кроватках, обхватив друг дружку с момента последнего танго.
Институт стоял полутёмный и пустой. Возле освещённой двери какой-то аудитории на втором этаже, выходящей окнами на Мойку, толпились наши девчонки и тряслись в предэкзаменационном мандраже. Первой сессией в деканате всех запугали так, что слабонервные теряли дар речи и чувство реального. Если студент заваливал первую сессию, его отчисляли навсегда. Начиная со второй, хвосты можно было тащить до пятого курса. Такая жестокая игра. Пришёл Василий Васильевич и разложил на столе экзаменационные билеты. Меня пропустили первым, предполагая, что отвечать на вопросы я буду до самого вечера. Вытащив билет, я сел к окну готовиться и смотрел, как над Юсповским дворцом алеет рассвет. По льду Мойки бежала какая-то непослушная собака. Её хозяйка шла по набережной и что-то ей орала, но слов я не слышал. Я думал о Ленине. Вот же сука, понаписал всякой хрени, погубил миллионы людей, а я должен этому долбаку всё объяснить в лучшем виде, оправдать его злодеяния и выписать орден. А лучше два. У Василь Василича торчали синие кальсоны из-под брюк и, перехватив мой взгляд, он пригласил меня к ответу. Я молотил языком какие-то междометия до полного рассвета. Мне показалось, что уже пришла весна, а Стремилов сидел с закрытыми глазами и мерно кивал головой. Почуяв длинную паузу, он выкатил на меня свои бесцветные партийные глаза и многозначительно произнёс не звук, а слово «НУ?!» Я помолотил молотилкой ещё, что-то про скорую победу коммунизма и снова заглох. Девочки, давно готовые рассказать всё и про ХVII съезд РСДРП, и про культ личности Сталина, про всё, что будет с нами после коммунизма смотрели на меня с отвращением и нетерпением.
— Что? Всё? — повторил свой мерзкий вопрос Стремилов.
— Нет, я ещё могу, но не хочу задерживать — пробормотал я.
— Кого задерживать? Я не тороплюсь. Мы, кажется, о Ленине говорим.
— Да-а. Но-о.
— Вы, что, не здоровы?
— Очень, очень, Василий Васильевич.
— Больше тройки за такой ответ я поставить не могу. А это стыдно. Вы коммунист?
— Нет, что вы. Я ещё комсомолец. Это Целов коммунист. А я нет.
Стремилов глубоко, огорчённо вздохнул и начал выводить своей костлявой рукой в зачётке какие то знаки. Сердце прыгало от радости, на улице запели птицы, солнце ярко светило в окно. В коридоре я заглянул в зачётку и обомлел. На первой строчке моей зачётки красовалась, выведенная рукой профессора, длинное чёткое клеймо, «удовлетворительно». Есть! Даёшь космос!
Дальше пошло, как по маслу. Математика, химия, физика. Знакомые места. Страх прошёл. Пришла самоуверенность. По специальному разрешению ректора я уехал в Москву на сборы к первенству Европы, на целый месяц. К спортсменам в ЛИАПе, благодаря политике ЦК КПСС и заведующего кафедрой физвоспитания и спорта Ю.В. Захарова, относились уважительно. Я бы мог весь институт проехать на этом горбу, но гордость не позволяла. И весь институт я отбарабанил самостоятельно, не обращаясь за помощью на кафедру спорта. Вот за товарищей просить приходилось. Загляну в аудиторию, пошепчу профессору на ушко, что это наш спортивный герой и трояк у пацана в кармане. На матчи нашей баскетбольной команды народу набивалось в зале столько, что самим баскетболистам и играть-то было негде. Лёху Степанова, Мишку Фарберова, Женю Волчка узнавали в коридорах, как звёзд Голливуда. Как-то чемпионат ВУЗов г. Ленинграда проходил у нас в институте и я блистал мастерством на глазах у восторженных товарищей. В финале вышел бороться с каким-то первокурсником из ЛИСИ по фамилии Киселёв. Серёжа, видимо, не успел ещё узнать, что я такой известный спортсмен, и по-простому бросил меня через бедро на глазах у моих изумлённых подруг и товарищей. После этого случая я стал вести себя немного скромнее.
Обнаглев до предела после успешной зимней сессии и разрешения отбыть на месяц на спортивные сборы, я попросил в деканате свободное расписание и появился в институте только в мае, прямо к зачётной неделе. К тому же стал вице-чемпионом СССР по дзюдо среди молодёжи. Товарищи и особенно подруги по институту сразу прилепили мне кличку — «гений дзюдо». На экранах тогда шёл фильм Акиры Куросавы с таким же названием. Сдача зачётов напоминала представление в цирке, но я его выдержал. Тыщи немке сдал легко, читая текст с листа. Тем более, что книжку я выбрал о борьбе дзюдо. Лабораторные по физике и химии за меня сделали девчонки из нашей группы. Они были такие славные. Все отличницы, золотомедалистки, как на подбор. Попроси я чего угодно, они бы дали. Староста наша, Таня Климович, стипендию прямо в аудиторию приносила и, как мать, журила за прогулы. Боролась за успеваемость. После пяти лет учёбы в вечернем техникуме атмосфера в ЛИАПе казалась мне санаторной. За заслуги в спорте Юрий Владимирович Захаров отправил группу студентов-спортсменов в южный спортивный лагерь, в Вилково, под Одессу. Он договорился с ректором Кишинёвского университета о взаимном обмене студентами на летние каникулы. Заботливый был, как родной отец. Уже на втором курсе он пригласил меня работать по бюджету СНО в его «лаборатории восприимчивости и адаптации человека к нагрузкам», которая стала моим родным домом. Там было несколько проектов, совместных с нашей кафедрой и с лабораторией Михаила Игнатьева, только начинавшей тогда разработки робототехники и скафандров. Пришлось помогать по проблеме газоанализаторов Славе Турубарову, доценту нашей кафедры и Кириллу Меткину, начальнику СНО, в разработке комплекса наведения ракет на подводных лодках. Мой опыт работы в Институте Электромеханики быстро оценили по достоинству. Да и рекомендации мне дал мой бывший начальник, академик Димитрий Завалишин, который здесь в ЛИАПе возглавлял кафедру электрических машин. Так что с самого первого курса ЛИАП меня кормил, поил, одевал и обувал. Вообще, придумать в жизни время вольготнее и слаще студенческих лет, по-моему, не возможно. Если чем-нибудь это варенье не отравить. Ну, например, можно жениться и родить ребёнка, проживая при этом в общежитии с голой попкой в ожидании подачек от родителей. Такие умники находились и среди нас. Да, да. На третьем курсе я тоже женился на студентке нашего института. Спросите, зачем? Ждите ответа, ждите ответа, ждите ответа…